Анри дю Плесси и капитан дю Пон де Курле не упускали случая напомнить кому следует, чтобы посол Генриха IV в Риме д’Аленкур не забывал о «деле» епископа Люсонского. Пока это дело улаживалось между Парижем и Римом, Арман спешил завершить теологическое образование. В июне или июле 1606 года он получает первую ученую степень магистра богословия, после чего просит ректора Сорбонны предоставить ему отсрочку в дальнейшей учебе.

Неторопливость папской канцелярии и неблагоприятная ситуация в Люсоне побудили Ришелье к самостоятельным действиям. Получив благословение Генриха IV, молодой человек отправляется в дальний путь. Его цель – Рим.

Путешествие продолжалось целый месяц. Ришелье пришлось проделать нелегкий путь через зимние Альпы. Разбитый от усталости, с жестокой простудой он прибыл в Рим в 1607 году. Несколько дней юный соискатель епископского звания вынужден был провести в постели.

Восстановив силы, он представился французскому послу при Святом престоле д’Аленкуру, который, памятуя о полученных инструкциях, принял соотечественника тепло и радушно.

Первые дни ушли на знакомство с Вечным городом, поразившим молодого француза своим величием и многоязычием. Христиане здесь мирно уживались с мусульманами и евреями. В центре столицы католического мира, в квартале Трастевере, возвышалось здание синагоги. Именно в Риме будущий кардинал получил первый урок религиозно-идеологической терпимости.

Через некоторое время посол д’Аленкур представил юного прелата папе Павлу V. Выходец из знаменитой семьи Боргезе, Павел V был энергичен, полон решимости укрепить основы католицизма и дать отпор вызову Реформации.

Поначалу протеже короля-еретика не вызывал у Его Святейшества симпатии. Тем не менее он привлек Ришелье к участию в заседаниях конгрегации, дав молодому соискателю возможность проявить себя.

Ришелье не теряет времени даром. Он с головой уходит в жизнь папского двора, устанавливает нужные связи. В короткий срок он добивается расположения не только кардиналов-французов Живри и Жуайеза, но и племянника папы кардинала Боргезе.

Непосредственное знакомство с папским двором, несомненно, оказало серьезное влияние на последующие отношения кардинала Ришелье с Римом. От его проницательного взгляда не ускользнули ни сильные, ни слабые стороны папства. То, что издали производило впечатление величия и могущества, вблизи оказалось незначительным и даже мелким.

За внешним благочестием, смирением и альтруизмом Ришелье увидел корысть и непримиримую борьбу честолюбий.

Время, проведенное в Риме, Ришелье использовал для совершенствования в итальянском и испанском языках. Последний был в то время в особой моде при многих европейских дворах, и в первую очередь при папском. Юный богослов не упускал случая принять участие в теологических и литературных диспутах, где демонстрировал необыкновенную память и глубокие знания, живой ум и красноречие. Папа все чаще слышал похвальные отзывы о молодом французе, и его первоначальное неблагоприятное отношение к нему постепенно сменилось расположением. Последовали все более частые приглашения во дворец на длительные и серьезные беседы. Растущее доверие папы к юному прелату достигло такой степени, что Павел V поделился с ним своим беспокойством в отношении короля Франции, вчерашнего гугенота. «Этот государь, едва вырванный из своих заблуждений, по-прежнему предается всем чувственным удовольствиям, – доверительно говорил своему собеседнику папа. – Не можем ли мы обоснованно опасаться, что подобное поведение уведет его с прямого пути и подтолкнет к старым ошибкам?»

Смиренно выслушав сетования Святого отца, в расположении которого Ришелье был теперь уверен, он встал на защиту своего короля и сумел рассеять сомнения папы. Как свидетельствует аббат де Пюр, один из первых биографов Ришелье, Павел V завершил беседу поистине папской шуткой:

«Henricus Magnus armandus Armando»3.

Скоро Ришелье стал популярен в Ватикане. Всех поражала его необыкновенная память. Однажды он смог повторить слово в слово продолжительную проповедь, с которой накануне выступал перед многочисленной аудиторией один из дворцовых проповедников. Слух об этом дошел до папы.

Через несколько дней он пригласил Ришелье на аудиенцию и попросил молодого богослова повторить услышанную проповедь в присутствии ее автора. Арман исполнил желание папы, чем вызвал его нескрываемое восхищение. Но самолюбивый юноша хотел произвести еще больший эффект. Он тут же составил собственную проповедь и произнес ее столь убедительно и ярко, что привел слушателей в полный восторг.

Как это нередко бывает, благоволение сильных мира сего немедленно породило завистливых врагов. Ришелье не стал исключением. Уже в Риме кто-то приписал ему авторство издевательского памфлета против одного из испанских кардиналов. Ришелье был вынужден публично защищаться от возведенных на него обвинений и сделал это с тем же блеском, с каким произносил проповеди. Первая случайная стычка с испанской партией, претендовавшей на то, чтобы направлять политику папской власти, была предвестницей будущего противоборства кардинала Ришелье и политиков из Эскориала, стремившихся распространить гегемонию Габсбургов на весь мир.

Папа, вынужденный мириться с испанским засильем при своем дворе, был рад хоть чем-то досадить эмиссарам Филиппа III. Он распорядился ускорить утверждение понравившегося ему французского аббата в сане епископа. Панегиристы кардинала впоследствии приписывали Павлу V слова, якобы произнесенные им по этому поводу: «Aequum est ut qui supra aetatem sapis infra aetatem ordineris»4.

Со своей стороны противники Ришелье утверждали, будто он предъявил в Риме поддельный документ, удостоверявший, что возраст позволяет ему претендовать на сан епископа. Вот что говорит об этом современник Ришелье, известный мемуарист и бытописатель эпохи Жедеон Таллеман де Рео, чьи «Занимательные истории» послужили источником для многих французских исторических романистов, в том числе и для Александра Дюма-отца. «Папа, – сообщает нам Таллеман де Рео, – спросил его (Ришелье. – П. Ч.), достиг ли он положенного возраста; юноша ответил утвердительно, а после церемонии стал просить у Святого отца прощения за то, что солгал ему, сказав, будто достиг положенных лет, хотя оных еще не достиг. Папа заметил тогда: “Questo giovane sara un grand furbo”»5.

Трудно утверждать, какой из двух анекдотов более достоверен. Бесспорно одно: 17 апреля 1607 года, в день Пасхи, магистр канонического права Арман Жан дю Плесси де Ришелье был посвящен кардиналом Живри в сан епископа на год и три месяца раньше допустимого возраста.

Получив желанный сан, новоиспеченный епископ возвращается в Париж. Его богословское образование еще не завершено, и он погружается в учебу с новым пылом. В августе 1607 года Ришелье добивается разрешения на досрочное завершение учебы, а уже 29 октября того же года в одном из залов Сорбонны при большом стечении заинтересованной ученой публики студент-епископ защищал диссертацию на степень доктора богословия. Как свидетельствуют мемуаристы того времени, всех поразило, что молодой соискатель посвятил свою диссертацию Генриху IV – случай беспрецедентный, – обещав оказать королю важные услуги на государственном поприще. «Желание выдвинуться и стремление получить доступ к управлению государственными делами замечалось за ним во все времена», – сообщает нам Таллеман де Рео. Эпиграфом к диссертации, озаглавленной «Вопросы теологии», Ришелье взял надменные слова из Священного Писания: «Кто уподобится мне?»

Факультет назначил ему двух оппонентов – бакалавров теологии. Современники утверждают, что диссертант свободно отводил одно за другим их критические замечания; сила аргументации и легкость изложения вызвали одобрение старых богословов и восхищение молодых. Жюри факультета единогласно проголосовало за присуждение Ришелье ученой степени доктора богословия.