* * *
А Тузарову так и не удалось встретиться с Нальжан наедине. Во-первых, она
как хозяйка была в этот день занята сверх всякой меры, во-вторых, слишком уж
много людей толклось во дворе, а, в-третьих, рядом с Канболетом все время нахо-
дился Джабаги. Казанокову Канболет очень нравился. Нравился не в пример не-
которым князьям, которые, несмотря на скромное, совсем не знатное происхож-
дение Казанокова, искали с ним дружбы. Цену такой дружбе Джабаги знал преот-
лично. Каждому высокородному хотелось бы при случае намекнуть себе подоб-
ным, что вот, мол, этот мудрец из Казанокея долго с ним, князем, беседовал и по-
черпнул у него, князя, кое-какие мысли.
В Канболете Джабаги видел человека совсем другого, чем-то он был похож
и на Емуза, и на Кургоко Хатажукова, но больше на спокойных, рассудительных,
немало видевших в жизни простых кабардинских крестьян. На тех крестьян, кото-
рые хорошо знают свое дело, умеют и любят работать и не любят тратить лишних
слов. С Тузаровым было приятно беседовать, этому человеку хотелось поверять
самое сокровенное. Канболет больше любил слушать, на обращенные к нему во-
просы старался отвечать покороче, но не в ущерб ясности. Изредка Канболет
спрашивал сам — и Джабаги едва сдерживал сияющую улыбку: вопрос всегда бы-
вал труден и интересен, речь обычно шла о сложных людских взаимоотношениях,
о прошлом народа, о возможных путях в будущем. Такие вопросы наводили на не-
ожиданно светлые мысли.
— Вот ты заговорил, брат мой Канболет, о несовершенствах нашего мира
подлунного. Сомневаешься в том, что мир можно исправить, сделать справедли-
вее и человечнее. А я не сомневаюсь... Мир переделать можно. Однако сегодняш-
нему поколению людей это не под силу. Если говорить не об одной семье, не об
одном селении и даже не об одном народе, то люди, которые живут сегодня на
земле, могут лишь слегка, на какую-то крохотную малость улучшить свой мир, а
наградой им будет вера в благодарную память потомков. И это прекрасно! Но если
бы все так думали! Если бы каждый понимал, что и в малом и в большом надо
творить для грядущего! Тогда и жизнь сразу бы стала и справедливее, и человеч-
нее.
Они прогуливались по берегу реки, затем направились в сад. Проходя через
двор, встретили Нальжан. Она улыбнулась обоим, но от лица Канболета отвела
взор чуточку быстрее, чем это делают просто близкие, дружелюбно настроенные
люди. Канболет спросил Джабаги:
— А разве наше настоящее, пусть и несовершенное, не стоит того, чтобы и
ради него потрудиться тоже? — В его глазах, до сих пор выражавших глубокий со-
средоточенный интерес к беседе, теперь появилось загадочно-мечтательное вы-
ражение.
— Да я и не говорил, что не стоит, — озадаченно пробормотал Казаноков. —
Конечно же стоит! — с веселой решимостью добавил он, когда выбежавшая из са-
да разгоряченная дочка Емуза едва не столкнулась с молодыми мужчинами и,
смущенно вскрикнув, помчалась дальше.
* * *
Вокруг усадьбы Хатажукова народ собирался задолго до приезда виновни-
ков торжества. Множество людей шло и ехало из соседних, а то и отдаленных се-
лений.
Вся Кабарда уже знала, что нашелся сын пши Кургоко, и такой джигит —
прямо нартам под стать.
Двор Хатажукова стоял на пологой покатости взгорья, восходящего где-то
там, подальше, к более крутым склонам лесистого Черного хребта. Пять-шесть
жилых домов (один из них довольно большой), построенных, вернее, сплетенных
и слепленных на обычный кабардинский лад, конюшня, закрома для хранения
зерна, широкие навесы, загон для овец — выглядит все это хотя и внушительно,
но, в общем, неказисто и беспорядочно.
В почтительном отдалении от усадьбы, на обрывистом берегу тихой речки
— несколько десятков крестьянских халуп, чуть выше по течению — дома уорков,
похожие по своим достоинствам (тоже весьма скромным) на княжеское жилье.
Между кургоковским двором и селением — широкое и ровное пространство
свободной земли. В обычное время — это выгон для скота, а по торжественным
случаям — место для веселых и мужественных игрищ.
Погода была пасмурная, накрапывал мелкий дождичек, но людей, толпив-
шихся возле усадьбы, это не беспокоило. Они пришли бы сюда и в ливень с гра-
дом. На обширном кургоковском дворе разгорались костры, отблески пламени
играли на медных боках огромных котлов. Один из котлов особенно поражал
своими размерами: высокому мужчине пришлось бы встать на цыпочки, чтобы
заглянуть через край этой глупой посудины.
— Не в развалинах ли Алигха-я-уна (развалины древнего строения, где жи-
ли, по преданию, Алиговы – потомки греческой (эллинской) знати) выкопал наш
князь этот котел? — спросил кто-то из мужчин.
— Не-ет, — протянул худенький старичок в ветхой одежонке. – У Алиговых
был котел, вмещавший одновременно сорок быков. А в этом только два поместят-
ся.
— Ну нам и этого на все коаже хватило бы, — сказал здоровенный парень с
бычьей шеей.
— Хватило бы, — согласился старичок, — если бы ты, Шот, работал за сто-
лом вполсилы.
Все засмеялись, а громче всех — Шот.
— Да, уж сегодня, я думаю, можно будет поработать во всю силу. Не часто
выпадает мне такой случай.
— Едут, смотрите! — раздался чей-то крик. — Это они!
— Нет, — возразил всезнающий старичок, — младший Хатажуков должен
появиться с захода, а эти с восхода едут... — чуть помедлив, он добавил:
— Ахловы это. Братья Ахловы. Самый старший — в знаменитой своей шап-
ке. Хотя он и не самый высокий пши в Кабарде, зато шапка у него самая высокая!
— А вон, смотрите, еще какие-то важные птицы приближаются!
— Вижу, вижу... Ну правильно! Князь Касаев с сыновьями и со своей много-
численной и всегда голодной свитой. Уж эти повеселятся!
— Кайтукин Аслан-бек, говорят, уже здесь.
— И Атажукин Мухамед приехал.
— И Атажука Мисостов...
— И Казиев Атажука...
— Ислам-бек Мисостов...
— Какие у них одежды богатые!
— И оружие, и конская сбруя...
— Да что там говорить! У них девять шуб на одного, а у нас, бедняков, на де-
вятерых — одна!
— Истинно так! Нам есть чем кроить, да не из чего шить...
Именитые гости, не останавливаясь, въезжали во двор. Молодые люди из
семейств второстепенных и третьестепенных уорков принимали у них коней. Уор-
ки поважнее провожали гостей в главный хачеш, где их радушно встречал хозяин
дома, сидящий с теми, кто прибыл раньше. На столиках-трехножках сейчас стоят
чашки с медом, блюда с орехами, сухими фруктами, с изюмом, сладкими лепеш-
ками — лакумами. Есть, конечно, и напитки — махсыма, мармажей, крепкая арака
и даже несколько привезенных из Терского городка зеленоватых бутылок с рус-
ским хлебным вином. Главный пир еще впереди, а пока — спокойная неторопли-
вая беседа.
Все знали, по какому поводу устраивается праздник, но об этом помалкива-
ли. Гости украдкой скашивали глаза на великолепный панцирь, стоящий на от-
дельном столике, но не подавали виду, что заметили награду дли лучшего джиги-
та. Зато когда сам Кургоко попросил их обратить внимание на «тот самый пан-
цирь», гости уже без стеснения повскакивали со своих мест и, обступив столик,
покачивали головами, цокали языками, любовно поглаживали потными ладоня-
ми гладко отшлифованную сталь.
— С такой одежкой никакая рукопашная не страшна! — заявил один из
братьев Ахловых.