как чья-то рука из-за порога тычет его в бок...

Так вот. Теперь о панцире. Он принадлежал самому Салаху ад-Дину. Луче-

зарный герой древности (с тех пор прошло более трех веков) получил этот пан-

цирь от прославленного короля инглизов мелика Рика — Ричарда Львиное Сердце

— при заключении перемирия, когда войска христианских рыцарей были на гра-

ни полного разгрома. Благородные противники очень уважали друг друга и обме-

нялись множеством ценных подарков. Из них не последнее место по ценности за-

нимал и румский панцирь. Толкователи событий древности утверждают, что пан-

цирь ковали в Милане специально для Ричарда, не зная, что ошибаются в разме-

рах. Могучий торс повелителя инглизов оказался чересчур объемист, и Не сужде-

но было чудесной, неслыханно прочной и легкой стали прикрывать грудь, в кото-

рой билось «львиное сердце».

Панцирь Саладина попал к бахрийским султанам, от них — к «башенным»

черкесам. Последним надевал его мой всеясный родич мелик Каншао аль-Гури.

Считается, что серебристая броня панциря — кстати, она не подвержена ржавчине

— обладает волшебной силой и непроницаема для стрел, дротиков, лезвия топора

или наконечника копья. И все-таки эта волшебная сила не спасла Каншао во вре-

мя сражения с полчищами султана Селима. Правда, стрела угодила ему не в пан-

цирь, а в горло, и наш мелик умер, захлебнувшись кровью.

Войскам, изрядно поредевшим в бою, пришлось отступить.

Мой дядя Туманбей, уже пожилой и слабый здоровьем человек, стал по-

следним черкесским меликом Египта.

Вскоре он вызвал меня для очень важного и секретного разговора.

Беседовал он со мной не в тронном зале, а в своем .любимом «оружейном

покое», где по стенным коврам было развешано столько великолепных луков и

колчанов со стрелами, клинков в драгоценных ножнах, столько щитов и мушкето-

нов, что их хватило бы для вооружения сотни всадников. В углу, на низком столи-

ке черного дерева, занимал свое почетное место панцирь Саладина.

Туманбей с усталым лицом полулежал на диване. Меня он заставил сесть на

дамасскую кожаную подушку, туго набитую шерстью. Мелик приказал слугам и

нескольким приближенным выйти из комнаты, и мы остались с ним наедине.

— Мысроко, тебе я доверяю не меньше, чем своему старшему сыну, — тихим

голосом начал Туманбей. — Как ты думаешь, выдержим ли мы новый натиск сул-

тана, собирающего силы для решительного сражения?

Вопрос оказался для меня неожиданным. Я ответил, что не думал о серьез-

ных опасностях для нашего государства.

— Вот и Каншао тоже не думал, — с горечью подхватил дядя. — Он, конечно,

много заботился о стране.

Строил каналы и дороги, возводил красивые мечети и ветряные мельницы,

увлекался школами и библиотеками. Даже о паломниках подумал: вырыл новые

колодцы на пути в Мекку. Но лучше бы он больше думал об укреплении нашей

военной мощи. Сколько денег он расточил на поощрение поэтов и музыкантов! А

ведь нашей армии не хватает запасных лошадей...

Я согласился с тем, что нельзя сокращать конницу, И в самом деле: даже де-

сяток самых лучших поэтов не заменит одной хорошей лошади.

— Сейчас мы поговорим о другом, племянник, — монарх приподнял с по-

душек свое грузное тело и повернул голову в сторону черного столика. — Тебе зна-

ком этот панцирь. Почему он не спас Каншао? Знаю, знаю: стрела попала ему в

горло. Но почему магические силы панциря не отвели эту стрелу в сторону? Не

знаешь? А я догадываюсь. Аллах вразумил... Хотя мы давно приняли ислам, но

никто из нашей семьи в последние годы не ходил в Мекку, чтобы помолиться в

священном храме Каабы. Я хочу, чтобы это сделал ты, Мысроко. Под халатом у те-

бя будет панцирь, которым ты дотронешься до небесного Черного камня. А затем

попросишь кого-нибудь из важных мулл или шейха сделать на панцире надпись:

аят из корана или воззвание к аллаху Айнану, Меджиду. Думаю, что из девяноста

девяти имен аллаха самые подходящие в нашем случае как раз эти два: Айнан и

Меджид — Истинный и Всемогущий.

Мелик помолчал, сдвинул тюрбан набекрень, почесал потную плешь и про-

должил:

— Я бы сам совершил этот хадж, но мне теперь нельзя отлучаться из Каира.

А главное, по дородности своего тела я, как и тот монарх с львиным сердцем, все

равно не смог бы втиснуться в это стальное одеяние. Носить панцирь и стоять во

главе нашего войска придется... моему Мысроко. Священная реликвия поможет

тебе разбить турок. Ты — главная моя надежда.

О столь высоком назначении я мог лишь только мечтать. Но мне недавно

исполнилось всего тридцать шесть лет, и я не думал, что моя мечта осуществится

так скоро.

— Наш всеясный, да хранит его аллах, смутил мою душу, — сказал я после

некоторого раздумья. — Ведь у него есть сын, а кроме того, найдется несколько

воителей постарше и поопытнее меня.

Туманбей досадливо махнул рукой:

— В голове моего сына — одни кобылы — и четырехногие и двуногие. Мо-

жет, у него и появится со временем государственная мудрость, но командовать

войском он никогда не сможет. А эти твои старшие... почти все они погрязли в

роскоши, развлечениях да в мелочном петушином соперничестве. Нет, решено! И

я объявлю о своем решении, когда ты вернешься... Денег не забудь с собой взять.

Сейчас позову казначея... А, обойдешься своими? Это хорошо. Ведь наша казна,

сам знаешь... Побольше тогда возьми. Придется иметь дело со священниками.

Они, конечно, святые люди, но на звон золота откликаются быстрее, чем на при-

зыв муэдзина, да простит мне аллах! Ну, ладно, бери панцирь и иди. Устал я... От-

правляйся сегодня же, после вечернего намаза...

* * *

Сборы не заняли много времени. Еще не успели сгуститься вечерние сумер-

ки, как мы с Тузаром в сопровождении десяти хорошо вооруженных всадников

уже скакали и ту сторону, в которую во время молитв обращались наши взоры.

Ночь, день, еще одна ночь и один день, и плодородная долина мутного Ни-

ла осталась позади. Теперь наш путь пролегал по пустынным местам, где могли

встретиться лишь редкие стоянки кочевников-бедуинов да шайки степных пира-

тов, состоящие из беглых рабов, дезертиров и прочего отребья всех цветов кожи;

пестрота их одежд спорила с пестротой вероисповеданий. Однако мы не были

трусливыми купцами или заурядными паломниками (кстати, последние и не но-

сят с собой денег). Мои бесстрашные и прекрасно обученные витязи могли не бо-

яться шайки презренных воров и грабителей, дa же если бы она состояла из сотни

головорезов.

Через несколько дневных переходов мы вышли к берегу Красного моря, уз-

кой полосой вклинивающегося между берегами Африки и аравийской землей, ро-

диной пророка. В течение последующих недель наша дорога то удалялась от мор-

ского побережья, то вновь проходила по береговой кромке. Неприятно теплой со-

леной водой мы иногда смывали с себя желтую дорожную пыль, но это ненадолго

приносило облегчение. Вода в Красном море не то, что в Ахыне: она так сильно

насыщена солью, что при высыхании оставляет на теле белесый налет, раздра-

жающий кожу. Прибавьте сюда яростные лучи солнца — в начале весны почти та-

кие же жгучие, как и летом, прибавьте сюда душный ветер хамсин, несущий в те-

чение пятидесяти дней во время разлива Нила тучи мельчайшею песка и пыли из

южных краев страны, и вы поймете, что значит путешествие по бесконечным про-

сторам Египта. В редких скудных колодцах вода накапливается медленно, ее едва

хватает, чтобы напоить лошадей. Слава аллаху, арабские кони мало потеют и хо-