— Где ты ее взяла?

— Я слышала, как твой отец пошел за мамой. Они долго о чем-то спорили, но я не расслышала. Потом они направились к тебе, а мне захотелось пить. Тогда, на кухне, мне на самом деле не хотелось пить, просто я так сказала, чтобы уйти и не мешать тебе говорить с отцом. Так вот, проходя по коридору, я заметила в комнате твоей мамы лежащий на кровати раскрытый альбом.

— Но ты же не?..

— Я не смогла совладать с собой, подумала, может, это один из тех секретных альбомов, о которых говорила Лорна. Поэтому я проскользнула в комнату и быстро пролистала его. Там твои снимки. Но совсем с другими — незнакомыми — детьми, и они сняты не здесь, потому что на некоторых фотографиях виден снег.

— Снег?

— Да, снег.

Я тряхнула головой и села на кровать, уставившись на фотографию.

— Как ты думаешь, что все это значит? — спросила Эмма.

— Ну-у-у... — начала я медленно. — Наверно, я уже не в первый раз болею. Может, я болела раньше и частично потеряла память. Я слышала, что такое бывает. Амнезия называется. Это объясняет, почему родители мне ничего не говорят: потому что больного амнезией нельзя насильно заставлять вспоминать то, о чем он не помнит. Я видела в одном фильме. А может, опухоль в мозгу давит на что-то, и я частично теряю память, а родители скрывают от меня, чтобы не огорчать.

— Да, — печально откликнулась Эмма. — Я думаю...

Мысль о том, что мой мозг постепенно отключается, была ужасна. Я продолжала рассматривать фотографию, но вдруг изображение на ней расплылось.

— Эмма! — закричала я, хватая ее за руку. — Мои глаза! Опять все как в тумане!

— Я позову твоих родителей! — Эмма вскочила и бросилась к двери. Однако она вернулась и спрятала фотографию, которую мы только что рассматривали, в верхний ящик моего шкафа.

— Потом разберемся с этим, — сказала она. — Сейчас тебе нужно думать о том, чтобы поправиться. И ничего не говори родителям.

Она выбежала из комнаты.

Ничего не говорить? Меньше всего я сейчас думала об этом. Я была слишком напугана. Слепота — об этом было в компьютере. Неужели я сейчас ослепну? Все остальное не имеет значение. Но мама с папой намерены меня спасти! Я должна быть благодарна им за это, а не спрашивать, что они делают.

В комнату торопливо вошла мама.

— Мира, вставай, дорогая. Доктор Муллен хочет видеть тебя прямо сейчас.

— Сейчас?

— Да, сейчас. Он забирает тебя в клинику на два дня, а в понедельник тебе сделают операцию. Вставай, я помогу тебе одеться.

— Я боюсь, — прошептала я.

— Не бойся, моя радость. Я ведь обещала тебе, что все будет хорошо.

— А Эмма?

— Папа отвезет ее домой, а потом подъедет в клинику.

Вошла Эмма и поспешила в ванную одеваться. Мама помогала одеться мне.

— Я смогу навестить ее, миссис Мартин? — спросила Эмма, собирая свои вещи.

— Будет видно, Эмма. Но она берет с собой мобильный, и я напомню ей, чтобы она завтра тебе позвонила.

Эмма подошла и обняла меня. Я едва различала ее. Чувствовалось, она не знает, что сказать.

— Удачи тебе, — наконец выговорила она.

— Спасибо.

Вошел папа. Он тоже обнял меня.

— Все будет хорошо, Мими. Скоро увидимся. Кстати, доктор Муллен совсем не встревожен. Он говорит, что ожидал этого. Эмма, ты готова?

— Да, сэр.

— Тогда поехали.

Мама заканчивала собирать мои вещи. Она спросила, что я хочу с собой взять. Я сказала, чтобы положила мой CD-плеер и диски. Какой мне теперь толк от книг.

— Я привезу тебе записи книг на пленках, — пообещала мама. — Много-много. Тебе не будет скучно. А скоро ты снова будешь видеть.

Мы вышли из дома и поехали в клинику.

Глава 8

Мы ехали в клинику по темным, пустынным улицам. Изредка навстречу нам проносились машины — для меня это были желтые, расплывчатые пятна света, которые вдруг возникали из тумана и снова пропадали. В машинах сидели люди; наверно, все они были здоровы, ехали на вечеринку или возвращались из кино. Эти люди, которые, в отличие от меня, еще будут жить. Я чувствовала себя полностью оторванной от них и вообще от жизни. Я стала думать о смерти. Как это произойдет? Это больно? Страшно? А после смерти: есть там что-нибудь? Или ты как будто просто потерял сознание?

Я включила радио, чтобы хоть как-то развеять тягостную тишину.

Наконец мы подъехали к клинике.

Та самая медсестра с желтыми зубами встречала нас на пороге. Она взяла меня за руку и провела внутрь. Мама поддерживала меня с другой стороны. На этот раз меня провели не во врачебный кабинет, а в комнату, похожую на спальню. Поскольку я по-прежнему плохо видела, то не могла рассмотреть все подробно. Однако я все же увидела кровать, что-то вроде стола рядом с ней и еще одну дверь, ведущую, вероятно, в душ.

— Здесь довольно мило, — сказала мама. — Ты что-нибудь видишь, Мира?

— Вижу, но как в тумане, — ответила я.

— Твое зрение скоро восстановится, — сказала медсестра.

Голос у нее был гораздо приятнее ее внешности.

— А теперь давайте устраиваться. Кстати, если вы помните, меня зовут Джин.

Они помогли мне надеть пижаму и уложили в постель. Джин показала мне, где находится кнопка вызова на случай, если мне что-то понадобится.

— Я хочу дать ей снотворное, — обратилась медсестра к маме. — Ей нужно отдохнуть.

— Эй! — встряла я. — Я здесь, в комнате, рядом с вами. Можете обращаться прямо ко мне!

— Миранда!

Маму беспокоило, что я утратила свою обычную вежливость. Неужели она не понимает, ведь теперь это не имеет значения.

— Я посижу здесь, пока она не уснет, — сказала мама Джин.

Медсестра вложила мне в одну руку таблетку, в другую — стакан с водой. Я безропотно выпила. Мне не хотелось провести всю ночь без сна, воображая, что со мной случится. Я откинулась на подушку и закрыла глаза. Это лучше, чем пытаться рассмотреть что-то сквозь белесую дымку.

— Мы с папой приедем к тебе утром, — смутно услышала я мамин голос и отключилась.

***

Я проснулась. Кругом все тихо. Открыла глаза. Оказывается, ко мне вернулось зрение. Я приподнялась и осмотрелась. В приглушенном свете лампы я увидела комнату с симпатичными синими обоями в желтый цветочек. В одном углу — туалетный столик с зеркалом. Рядом — стенной шкаф. Кровать стоит посредине комнаты. Я укрыта синим одеялом. Наволочки на подушках ярко-желтые. На столе рядом с кроватью в вазе свежие цветы: розы и лилии. От них исходит сладковатый аромат.

Я нажала кнопку вызова. Мне хотелось сказать медсестре, что я снова вижу.

Я лежала и ждала, но никто не приходил. Я снова нажала кнопку. Никого. Я встала и надела шлепанцы, которые стояли рядом с кроватью на полу, покрытом бледно-голубым кафелем. Подошла к двери, открыла ее и выглянула в коридор. Пусто. Я решила найти кого-нибудь и двинулась вдоль по длинному коридору. Я пробовала одну дверь за другой, но все они были заперты.

Я удивилась: неужели я единственная пациентка в клинике? Правда, папа говорил, что это главным образом исследовательский центр.

В конце коридора стена казалась немного сдвинутой назад — словно это не стена, а приоткрытая дверь. Странно, подумала я и замерла. В тишине я услышала плачь. Как будто за стеной плакала девочка или маленький ребенок.

Куда все делись? Почему никто не придет и не поможет? Решившись, я нажала на стену, которая легко поддалась. За ней обнаружилось большое помещение, слабо освещенное, однако достаточно, чтобы я все могла рассмотреть. Но то, что я увидела, было настолько удивительно, что поначалу я не поверила своим глазам.

Левая часть комнаты выглядела, как детская: игрушки, домашний детский гимнастический комплекс, детская мебель, полки с книжками, телевизор. Противоположную часть комнаты занимала небольшая кухня. В центре стояла кровать с тумбочкой. Предметы ничем не были отгорожены один от другого, поэтому все производило странное впечатление. Но самым неожиданным оказалось то, что в кровати кто-то лежал. Видимо, ребенок, плач которого я слышала.