*

Проснулся Волк оттого, что кто-то тряс его за плечо и панически причитал: – Я ослеп… Я ослеп… Я ничего не вижу… Глаза… Мои глаза горят… Огонь… Огонь… Мгновенно стряхнув с себя остатки сна, он вскочил, и увидел около себя Огранщика. Он лежал на песке, скрючившись и закрывая лицо руками, как будто надеялся вдавить его в затылок. – Мои глаза… – стонал он. – Что слу… – начал и не закончил Серый. Он все понял. Утро. Солнце встало. – Ты смотрел на солнце? – Солнце? Это и есть Солнце?.. Да… Я смотрел на Солнце! Но недолго, всего минуты три… А потом у меня пошли круги перед глазами, и я ослеп!.. Это мне наказание за то, что я сбежал из Подземного Королевства!.. Теперь я умру!.. – Ничего страшного, – поспешил успокоить его Волк, ругая себя на чем свет стоит, что не подумал вчера предупредить человека из темноты об опасностях дневного света. Но кто мог подумать, что у того хватит ума смотреть на солнце! Целых три минуты! Но вчера просто все так устали… если не иметь в виду Ребуса… и Масдая… А потом им пришлось еще раз спускаться к старому руслу с бурдюками и идти к реке за водой… А затем последовал незабываемый ужин, когда Огранщик сначала заявил, что никогда не будет есть ничего с таким отвратительным вкусом и отталкивающим запахом, даже если наверху это и называется хлебом, а потом, “через не могу”, умял столько продуктов, что полночи не мог заснуть, а все ворочался и постанывал, заглушая иногда даже храп джина… И предстоящее утро поэтому совершенно вылетело из головы… А, откровенно говоря, и отродясь не залетало… Вспоминая все это, он быстро смочил кусок ткани, оторванный от подола бурнуса Шарада, успевшей когда-то уже нагреться водой из бурдюка, и приложил его к покрасневшим и истекавшим слезами глазам Виктора. – Подержи так, не убирай. Скоро будет получше. И на будущее – урок тебе: не пялься, куда не надо. Понял? – Но оно было такое… прекрасное… невероятное… ослепительное… – Вот и ослеп… – проворчал Сергий, прикладываясь к бурдюку перед тем, как его завязать. – Так ты точно знаешь, что это пройдет? – тревожно спросил Огранщик. – Пройдет, пройдет. Не успеешь оглянуться – пройдет, – успокоил его Волк. – Как я счастлив, что первым из моего народа увидел Солнце!.. – Огранщик, облегченно улыбаясь, откинулся на теплый песок и прижал повязку к глазам. – Когда они выйдут на поверхность, это будет обязательно Ночью, и мы не будем спать всю Ночь, а будем смотреть на Звезды, а Утром все вместе встретим Солнце!.. Но я предупрежу, чтобы они не смотрели на него в упор… Как они будут счастливы тоже… Как рады… Если человек не видел Солнца – жизнь его прожита зря… Кстати, Путешественник, ты имел возможность подумать над тем, как помочь моему народу выбраться наверх? – Ты хочешь сказать, как сломить их сопротивление и вытащить их наверх? – кисло поправил его Волк. – Или после вчерашнего выступления у тебя еще остались какие-то сомнения по этому поводу? Улыбка медленно сползла с лица Виктора. – Что я мог сделать… Глупые люди… Их загнали под землю, как камнеежек, обратили в рабство, а они счастливы!.. – Как кого? – недопонял Серый. – Ну, ты в детстве приятелям загадку загадывал? – проснулся Шарад. – Какую загадку? – “Кто это – маленький, зеленый, камни ест?”. – Н-нет… А кто это? – Маленький зеленый камнеежка, кто же еще. – Преглупое животное, но хорошая шкура для сапог, – добавил Виктор. – Из крупного может выйти даже две пары. Хотя такими большими они вырастают редко. – А-а… А из чего у вас одежду шьют, раз уж про это речь зашла? – Базальтовое волокно. – Я так и думал, – с видом знатока кивнул Серый, взяв на заметку при случае спросить у Ивана, где растет базальт. – Значит, нет никакой надежды возродить наш город?.. – тоскливо проговорил Огранщик, возвращаясь к больной для него теме. – И мои люди так и останутся рабами?.. Я не понимаю, как так можно – предпочесть остаться сытым рабом с крышей над головой, и отказаться от голодной, бездомной, безводной, но свободы!.. Мне стыдно за них, Путешественник… – В принципе, можно вернуть реку обратно в старое русло, – пожав плечами, стал рассуждать вслух Волк. – Можно спустить вниз те металлические ворота, которые мы видели в том зале, привалить их к дыре, а сверху присыпать камнями и песком. Масдай нам в этом поможет. Тогда колодцы наполнятся, и в городе снова можно будет жить. После капитального ремонта, конечно… И завоза продовольствия… Можно пробраться в ваше Королевство и поодиночке перебить стражу и запугать всех остальных недомерков, чтобы они не мешали нам. Но как заставить людей вылезти из-под земли, если они этого не хотят… Я не знаю. – Конечно, я всегда могу вернуться… – угрюмо заговорил Огранщик. – И еще раз попробовать поговорить с ними… Сначала с родней и друзьями… Потом… если они не передадут меня стражникам… с остальными, кому можно доверять… Наверное… И тогда, может быть, мы соберемся и вырвемся на волю… – Ты сам веришь в то, что говоришь? – вмешался в разговор Шарад. Виктор вздохнул и отвернулся. – Вот видишь, – удовлетворено продолжил джин. – Даже ты понимаешь, что заставить их оттуда выбраться может только чудо. Поэтому давайте не терять времени и… – Или волшебство, – вдруг проговорил Волк. – Что?.. – Ребус. Когда мы найдем твой кувшин, и ты поменяешься местами с Иваном, мы сможем вернуться сюда и все исправить? – Я не Ребус, я Шарад!.. И – да, я один из самых могущественных джинов в нашем мире. Я могу построить дворец или разрушить город… – А можно, чтобы и дворец построить, и город? – загорелся идеей Огранщик и даже вскочил на ноги. – Легко, – снисходительно повел сутулым плечом Шарад. – И вытащить мой народ на землю? – Не проблема. – И наказать угнетателей? – С удовольствием! – энергично потер ладошки джин. – Что мы с ними будем делать? В этом веке самое модное наказание угнетателям подземных народов – это… – Потом, потом, – замахал на них руками Волк. – По дороге обсудите. А сейчас, джин, погадай лучше, там ли еще твой сосуд. Нам надо спешить. – Слушаюсь и повинуюсь…

*

Иван отложил фолиант в сторону, отодвинул чернильницу с пером и стопку пергаментов, на которых он выписывал основные даты и события “Истории Третьей Великой Войны джинов и людей” автора, пожелавшего остаться неизвестным. Если бы не события, сопутствующие его появлению здесь, он мог бы подумать, что попал в рай. Все полки, стеллажи, этажерки, шкафы, тумбочки, корзины и даже тазы под кроватью были забиты книгами. Научными трудами, магическими трактатами, описаниями самых невообразимых стран и земель, приключений и путешествий, которые бедному королевичу Елисею, наверняка, даже и не снились. Самые старые из них были написаны еще на папирусах, грубо выделанных шкурах и глиняных дощечках, а новейшие, если как следует принюхаться, еще распространяли запах свежей краски – наверняка, и месяца не прошло, как вышли они из-под пера переписчика. Свободной от беспорядочной экспансии вещей оставалась только одна стена. Она была ровна и гладка, как бывает ровной и гладкой поверхность воды. Как вода, она отражала в себе все, что размещалось и происходило в кабинете джина. В движение, подобно потревоженной брошенным камнем поверхности озера, она приходила только тогда, когда его вызывал из их мира Фарух. И тогда царевич мог противостоять этому призыву не больше, чем лосось перед нерестом – зову реки, в которой он когда-то появился на свет. Что бы он ни делал – все мгновенно выпадывало у него из рук, и он, не разбирая пути, бросался в это безводное озеро, поднимая волну, выплескивавшую его на той стороне реальности… Вспомнив о Елисее, Иванушка почувствовал себя виноватым. Ведь, если посчитать, он не вспоминал про него уже несколько недель!.. Раньше о таком святотатстве и помыслить было немыслимо, и скажи ему кто-нибудь такое дома, он не только поднял бы его на смех, но и посчитал бы за ненормального. А вот, гляди-ка же… Не вспоминал… Надо же… Кряхтя и ойкая, он кое-как поднялся с ковра. Ноги, шея, спина, руки и даже уши затекли от долгого полусидения-полулежания в разнообразных позах – одна неудобнее другой. Судя по всему, стулья, диваны и кресла в стране джинов или не были еще изобретены, или были уже запрещены, как предмет излишней роскоши. И лукоморская анатомия царевича после полуночи физических мучений за увлекательными книжками взбунтовалась. И Иван чувствовал, что подавить эту смуту могла только энергичная прогулка. Но прогулка где? Ходить по кабинету Шарада было хоть и интересно, но опасно для окружающих объектов – свидетелями тому уже стали три пробирки, две колбы, большая реторта, какой-то замысловатый, но очень хрупкий приборчик и чучело неизвестного страхолюдного зверя – размером при жизни он был с буйвола, морда и все восемь лап как у крокодила, а хвост загнут колесом кверху и с жалом длиной с меч – как у скорпиона. Ходить по чужому дому и чувствовать себя то ли вором, то ли шпионом, царевичу ужасно не нравилось, хоть и проделал он это уже пару раз – тоже по настоянию природы. Выйти на улицу? Но что ждало его там? Ведь это был не просто чужой город – это была чужая волшебная страна, и без особого приглашения в гости к ней заваливаться побаивался даже Иванушка. И, к тому же он опасался, что если вдруг джин его найдет и начнет ритуал обратного обмена, то вне дома он может его и не услышать… Ведь кто его знает, как там у них, джинов и магов, все устроено… Если ты с этим не рожден, то, наверное, двадцать лет учиться надо… Но теперь, когда про него, наконец, вспомнили, королевич Елисей не собирался покидать память Иванушки так просто. Он подбоченился, подкрутил молодецкий ус, повел богатырским плечом и сказал: “Послушай, Иван-царевич, выйди на улицу! Чего тут бояться? Пока этот молодой сулейманин доберется до Шатт-аль-Шейха, пройдет, может, неделя! И что, ты все это время собираешься просидеть в четырех пыльных затхлых стенах? И когда ты будешь рассказывать Сергию, да и всем остальным, что побывал в стране джинов, ты не постыдишься добавить, что не знаешь, как она выглядит и на что похожа, потому, что наружу высунуться побоялся? И не будешь жалеть, что ты, единственный, может, на свете сейчас живущий человек, побывал в таинственной стране из древних сказок и ничего, кроме книжного шкафа, не увидел? Никто ведь не заставляет тебя пускаться в далекое и опасное путешествие – ты всего лишь должен выйти на улицу и погулять по городу!.. Ты же видел этого Шарада – внешне он ничем не отличается от нормального человека, что бы Фарух не говорил – ни рогов, ни дыма из ноздрей, ни пламени из ушей, ни прочей ерунды, а, значит, и на тебя на улице никто не обратит внимания. Настоящие витязи Лукоморья отвернулись бы от тебя и никогда не подали бы тебе руки и вслух не произнесли бы твоего имени, если бы знали, что ты струсишь выйти на какую-то жалкую улицу какого-то захолустья!.. Ну, решайся!.. Витязь ты или не витязь?!..” Иван подумал, и решил, что он витязь. После ошеломляющей четырехчасовой прогулки по сказочному городу из грез и сновидений, во время которой, как он и надеялся, он не привлек ничьего внимания – возможно, не в последнюю очередь, потому, что улицы были пусты и безлюдны, как в Лукоморске в полдень первого января – Иванушка, кроме того, еще решил, что он не просто витязь, а витязь потерявшийся. Понимая всю серьезность предпринимаемого шага, царевич чрезвычайно ответственно отнесся к вопросу ориентации на незнакомой местности. Он не забывал отсчитывать кварталы, запоминать повороты, отмечать про себя вывески, фонтаны и прочие достопримечательности, от которых разбегались глаза и захватывало дух, обращать внимание на форму и цвет булыжников на мостовой под ногами, но вот поди-ка же! – когда пришла пора поворачивать обратно, этого самого “обратно” он и не нашел. Были на месте и арки, и колонны, и великое разнообразие иных моментально западающих в память ориентиров, но это были ДРУГИЕ арки и ДРУГИЕ колонны, которых – Иван “Приключениями лукоморских витязей” поклясться мог бы! – еще минуту назад на этом самом месте не было!.. ДРУГИЕ повороты вели на ДРУГИЕ улицы, и ДРУГИЕ вывески зазывали-заманивали невидимых клиентов в загадочные лавки и непонятные мастерские… Несколько раз Иван, набравшись смелости, наугад открывал незапертые двери, и изумленному взору его открывались то сыплющая искрами драгоценных камней ледяная пещера, то прохладный сад с белыми мраморными скамьями у журчащих ручьев, то зловонный каземат, в котором что-то кишело и скреблось в промозглом мраке, то безжизненный стальной лабиринт с раскаленными решетками над бездной вместо пола… В принципе, хотя бы в сад можно было бы и заглянуть для подробного осмотра, но задумчиво извивающиеся черные листья невиданных растений (ой, растений ли?.. и листья ли?..) на фоне ядовито-лимонного неподвижного неба как-то быстро отбили у царевича желание встретиться с такой матерью-природой наедине. Осторожно прикрыв очередную дверь, за которой остались сиреневые волны неведомого океана и розовые птицы на фоне бирюзового не то заката, не то восхода, Иванушка почувствовал, что в районе желудка у него медленно зарождается холодная пустота ужаса. Или он сошел с ума, или заблудился. В безгранично-волшебном городе. В равнодушном, изменчивом, издевательски-безлюдном… или безджинном? чужом городе. Интересно, что лучше?.. Зато теперь ему будет, что рассказать Сергию. И всем остальным тоже. Ха-ха. Что бы сделал сейчас королевич Елисей? А Волк? Иванушка безнадежно вздохнул. Он готов был спорить с кем угодно и на что угодно, хоть на свое спасение из этого безумного города, что такой ерунды с отроком Сергием-то уж никогда и ни при каких обстоятельствах бы не приключилось. Он не заблудился бы на постоянно меняющихся улицах просто потому, что он не вышел бы из дома джина. А не вышел бы из дома джина он потому, что он туда просто бы и не попал. Он никогда бы не согласился поменяться местами с Шарадом, он не поддался бы на сентиментальную историю о безответной любви, он не свалился бы от лихорадки просто потому, что с ним не могло это произойти по определению! Только с недотепой и растяпой Иваном, царевичем Лукоморским… Как хорошо быть отроком Сергием!.. И как ужасно – Иваном-дураком… Сколько раз называл он меня так… И, наверное, в этом есть изрядная доля истины… И даже, ох, боюсь, не доля… Удрученный царевич снова расстроено вздохнул, и на этот раз ему показалось, что весь город горестно охнул, содрогнувшись всеми своими фантастическими переулками, домами и парками, сочувствуя ему. Впрочем, виновато оглядевшись, Иванушка убедился, что все вокруг осталось, как было – то есть, как не было – еще три минуты назад. Какая блажь… Да и жалобами беде не поможешь. Уж Волк-то ни за что не стал бы посреди незнакомого города жаловаться перекресткам на превратности судьбы. И Иван, сердитым взмахом головы отогнав праздные мысли, решил вернуться к стеле, которую он минуту назад видел на площади в квартале отсюда, и под ней все обдумать. С чего он взял, что под стелами лучше думается, или что он найдет ее на той же площади, когда вернется, или что эта площадь вообще окажется на том же самом месте, что и была минуту назад, он объяснить вряд ли смог бы. Но его никто и не спрашивал. С чувством глубокого удовлетворения обнаружил царевич, что ни площади, ни стелы на старом месте уже нет, но зато за его спиной появился сквер с нефритовым фонтаном и глыбами грубо ограненного горного хрусталя вокруг него – наверное, специально для сидения. Он быстрым шагом, почти бегом подошел к фонтану, пока тот не передумал, и, игнорируя хрустальные банкетки, торопливо бухнулся прямо на бортик – пойди теперь, и исчезни вместе со мной, мрачно подумал он и ухватился покрепче за край. Но зловредный фонтан исчезать не торопился. Он старательно делал вид, что ничего более стабильного во всей этой стране, да и в десятке соседних, нет и быть не может, и что просиди Иван-царевич тут хоть до старости – его полупрозрачная изумрудная чаша с места не сдвинется ни на миллиметр. Но Иванушка был настроен на продолжительную осаду. Он уже привык к тому, что не то, что дома – целые улицы и кварталы, дождавшись, пока он отвернется на мгновение, исчезают или меняются местами с другими частями городской географии, играя, похоже, в какие-то безумные архитектурные прятки или догонялки друг с другом. Он не удивился бы, если бы вдруг оказался на карнизе последнего этажа какого-нибудь легкомысленного здания, или на спине каменной химеры на крыше полупрозрачного дворца, как раз собирающегося слетать на пару часиков в соседний город навестить знакомых. Но он никак не мог свыкнуться с тем, что сквер вокруг него и фонтан под ним остаются неизменными. Такое постоянство требовало изучения, чувствовал царевич. Держась на всякий случай одной рукой за бортик, он обошел фонтан кругом. Центральная фигура, обратил он теперь внимание, была похожа не то на распустившийся цветок, не то на извержение вулкана, не то на осьминога со сковородкой на голове, танцующего брейк-данс. И, совсем рядом с тем местом, где он просидел битых полчаса, и где спускался к воде листик, или вытекала лава, или проступал клюв – в зависимости от направления работы воображения наблюдателя – Иванушка вдруг заметил какую-то надпись. Он начиналась почти над самой водой и уходила столбиком причудливо переплетавшихся символов вниз, в блистающую зеленоватую глубину чаши. Он попытался ее разобрать, но значки были довольно мелкими, а бликующая под солнцем вода почти полностью скрывала даже сам факт наличия каких-то знаков, и поэтому, прочитав первые несколько слов – “Радость воды ощути перед” – он встал на бортик коленями, на всякий случай крепко ухватился за край руками и наклонился чуть вперед, желая узнать, перед чем же все-таки надо было ощутить радость воды предполагаемому читателю. Но пальцы его соскользнули с мокрого камня, он покачнулся, окончательно растеряв остатки равновесия, и неуклюже, боком, полетел в воду. Мир завертелся у него перед глазами, громадная прозрачная волна накрыла его, и он увидел звезды. Чьи-то руки подхватили Иванушку, приподняли его и потащили в неизвестном направлении. Он попытался открыть глаза, но то ли ресницы слиплись от воды, то ли веки свело от отчаянного зажмуривания, но это ему не удалось. Он хотел остановить своих переносчиков, спросить, кто они, где он и что с ним произошло, но язык не слушался его, а мысли, хоть и подмокшие и отяжелевшие, все же умудрялись разбегаться в разные стороны как ошпаренные тараканы каждый раз, как он пытался собрать их воедино для составления простейшего вопросительного предложения. Он подумал о том, чтобы постараться высвободиться, но сконфуженный и дезориентированный организм, так до сих пор и не понявший, тонул он только что, летал или был пропущен через соковыжималку, решительно отсоветовал ему это делать, сославшись на головокружение, тошноту, сердцебиение и прочее тотальное ухудшение самочувствия на грани с полным его отсутствием. Одним словом, бедный Иванушка испытывал на себе сейчас явление никому из его современников не знакомое – глубокий шок человека, еще несколько минут назад не подозревавшего, что слово “мир” имеет множественное число. И тогда он расслабился и стал ждать, когда же его доставят туда, куда его собираются доставить, приведут в чувство, накормят-напоят (при одной мысли о еде желудок его энергично потер стенку о стенку) и начнут расспрашивать. Тогда уж и он своего не упустит… – Эй, вы, голодранцы, куда это вы его несете? Надменный, слегка гнусавый голос прервал блаженное Иваново полузабытье. Несущие его остановились. – Это наш брат. Он опять напился. Мы его несем домой, к матери – пусть проспится. Брат?!.. Кто – брат? Какой брат? Голос отвечавшего не был похож на голоса ни Дмитрия, ни Василия. А о существовании других братьев ему до сих пор известно не было… – А-а… Ну, проваливайте. Не задерживайтесь здесь, среди благородной публики. – Уже идем… Уже бежим… Голоса раскланивались и заискивали. – М-м-м… Ах-х-х… – В себя приходит… Быстрее давай!.. – тревожно прошептал один из людей (Иван уже понял, что их было двое. Кроме того, он очень надеялся, что они были люди). Парочка действительно побежала – путешествие стало более тряским и неудобным. Правда, вскоре оно завершилось. Как куль с мукой, Ивана с размаха бросили на землю, и встретившись с пренеприятно твердым и острым камнем, неизвестно зачем в этом месте находившимся, его голова непроизвольно сказала “Ой”. – Смотрим бегом, может, он за нами увяжется! – опасливо пробормотал тот же голос, и две пары рук нервно зашарили по карманам Иванушки. – Нет ничего… – По-хорошему смотри!.. – Сам смотри. – И верно – нет… Иван почувствовал, как в голове его туман начинает медленно рассеиваться – наверное, от удара. Нет худа без добра… – Такого добра на дороге как навоза! – разочарованно протянул второй, и выпустил из пальцев его амулет-переводчик. – От… от… отстань… те… – с усилием приподняв голову, пробормотал Иванушка. – Ничего нет… А с виду – приличный человек… Тьфу… – Да ладно, Охр. Нет, и нет. Снимаем с него сапоги – и дуем отсюда. На бутыль кайшлыка у старого жмота как раз хватит. – Пожалуй, больше нам ничего не остается… Хе-хе… – Н-не… н-не… – Р-раз-два!.. Иван ощутил, как его ноги взметнулись в воздух и тут же пребольно стукнулись босыми пятками о жесткую землю. – Ах-х… – снова вырвалось у него мучительно, и от этого усилия вдруг даже приоткрылись глаза. Замутненному взору его предстали два слоника. Или зайчика?.. Или он все-таки, наконец, сошел с ума? – Гляди, глядит. – Пусть глядит. Если он попытается получить обратно свою обувку у старины Панта, это я бы на него хотел посмотреть. – Пока, модник! – один из грабителей незлобно пнул его в бок, и оба они не торопясь перешли через дорогу и скрылись за дверями какого-то заведения. На то, что это было именно заведение, и ни что иное, указывали веселые вопли, хохот и громкая музыка, доносившиеся из окон без стекол и рам, завешенных шторами из чего-то, похожего на раскрашенную акварелью мешковину. Впрочем, музыкой вылетавшие из окон звуки Иванушка назвал весьма условно, и только потому, что это сопровождало смех и веселье в заведении с кружкой и бутылкой на вывеске. Для его же измученной головы это звучало так, как будто кто-то долго и мучительно спускался с потемкинской лестнице на копчике, а по окончании спуска ему же надели на голову медный котелок, поверх него – деревянную шайку, и начали затаскивать обратно за ноги. “Вот это да…” – впервые за сознательный период мысли царевича хоть и неохотно и с оговорками, но начали собираться в привычном месте. “Ничего себе… Сходил погулять, называется… Розовые слоники… Зеленые человечки… Интересно, можно заболеть белой горячкой на трезвую голову?.. Или это осложнения после старой простуды?..” В это время дверь трактира открылась, и из него вышли те же двое, но с большущей и, судя по виду, тяжелой бутылью в руках. Иван понял, что они те же, потому, что они приветливо помахали ему и улыбнулись, как старому знакомому. Он как-то читал, что белым все люди с черной и желтой кожей кажутся на одно лицо, но все как-то не имел возможности в этом лично убедиться. Зато теперь к этому списку он своею рукою мог бы приписать людей с кожей зеленоватого цвета, с заячьими ушами и носом-хоботом, свисающим до подбородка. Людей, бесстыже пропивающих чужие сапоги. Он сделал попытку встать. Минут через десять эта попытка увенчалась бесспорным успехом, и он, раскачиваясь и балансируя, как моряк, впервые сошедший на берег после трехлетнего кругосветного плавания, галсами пересек узкую улочку и вошел в трактир. Трактирщик, бросив опытный взгляд на его босые ноги, встретил его холодно. – Пошел вон, бродяга, – посоветовал он. – Я не бродяга, – сосредоточенно, стараясь не смотреть на еду, безвозвратно исчезающую в бездонных ртах посетителей за столами, ответил Иван. – Только что… Недавно… сюда приходили двое и приносили вам сапоги. – Да? – приподнял бровь хозяин. – Да. Это мои. Отдайте их мне, пожалуйста. – Кайса, – обратился он к тощей старухе в ужасно-фиолетовом платье, протирающей кружки у противоположного конца стойки. – Нам какие-нибудь двое приносили сегодня какие-нибудь сапоги? – Не так давно, – подсказал Иванушка. – Что у нас тут, базар? – неприязненно отозвалась хозяйка, не поворачивая головы. – Нет у нас никаких чужих вещей. – Ты слышал – нет, – любезно продублировал трактирщик. – Но я видел, как… – Слушай, парень, тебе же сказано – нет, – из-за ближайшего стола, угрожающе шевеля ушами, стали подниматься четверо громил. – Давай, или делай заказ, или проваливай отсюда, не приставай к честным предпринимателям. Пант (судя по всему, это был тот самый пресловутый скупердяй, которого упомянули в разговоре грабители) недоуменно повел хоботком – видимо, до него не сразу дошло, что под “честным предпринимателем” подразумевают именно его. – Ты слышал, что тебе сказали? – поддержал, наконец, он своих незваных защитников. – Если у тебя нет денег, чтобы заплатить за обед или выкупить свои шмотки – вали, пока тебя не вышвырнули. Иван недобро прищурился и схватился за меч. Вернее, за то место, где меч обычно был. Если бы царевич воспитывался в легендарном монастыре Бао-Лине, о чем он долго мечтал и бесплодно намекал своим родителям, он бы сейчас схватил со стойки крышку от кастрюли, и через три минуты в этом заведении вертикально остались стоять бы только стены. Но он вырос во дворце лукоморского царя, вернее, в его библиотеке, и этот прискорбный для уличного бойца факт любого делал полностью непригодным к рукопашной с четырьмя зелеными верзилами из неизвестного мира. Поэтому единственное, что оставалось побежденному в так и не начавшемся сражении лукоморскому витязю, это гордо развернуться, презрительно пожать плечами и, не теряя чувства собственного достоинства, покинуть помещение. Когда он проходил мимо окна, оттуда на него дерзко и высокомерно глянул какой-то растрепанный, бледно-зеленый и длинноносый до отвращения, абориген. Иван раздраженно замахнулся, и абориген в ответ агрессивно взмахнул рукой. Царевич, рефлекторно пытаясь предотвратить удар, выкинул кулак вперед, раздался веселый звон разбитого стекла… – Зеркало!!! Он разбил мое зеркало!!! – завопил за спиной хозяин. – Голодранец!!! – подхватила его жена. – Попался!!! – взревела где-то за его спиной криминальная четверка. – Бей его, бей его! – вступил хор веселых голосов из-за других столов, и Иванушка, не дожидаясь окончания спевки и наплевав на приличия и традиции лукоморских витязей, распахнув дверь плечом, вылетел на улицу и помчался, не разбирая дороги, подальше от столь негостеприимной точки общественного питания. Мощная пружина вернула тяжелую дверь на место как раз в тот момент, когда в проеме показались двое из громил. Еще двое и все остальные, пожелавшие принять участие в неожиданном развлечении, были отброшены ими назад и друг на друга, образовалась изрядная куча-мала, в которой, поняв, что босоногого хулигана им уже не догнать, раззадоренные посетители решили подраться хотя бы между собой, чтобы не пропадать куражу зазря, и были в тот день биты многие окна, блюда и зеленые носатые лица. А бедный Иванушка, потрясенный, разбитый и голодный, несся очертя ушастую голову, расталкивая встречных прохожих, проезжих и просто неповоротливые деревья, пока не понял, что за ним никто не гонится, что он уже не в городе, а в лесу, и что он безнадежно заблудился. Опять. И теперь, наконец, у него есть время, чтобы спокойно присесть под каким-нибудь деревом или кустиком, отдышаться и обдумать создавшееся положение. Хотя, обдумывать тут было не слишком много. Во-первых, после падения в фонтан в мире джина он неизвестно как оказался в совершенно ином мире. Во-вторых, он не имел ни малейшего представления, как отсюда выбраться, а если это ему и удастся, то неизвестно, куда он после этого попадет, и не будет ли это новое место таким, что уж лучше бы ему оставаться здесь. В-третьих, он навсегда потерял человеческий облик и стал похож на обитателей этой негостеприимной страны. И, последнее и самое главное, он потерял сапоги и их надо вернуть любой ценой. Сергий, если узнает, убьет. Хотя, честно говоря, он с удовольствием предпочел бы быть убитым отроком Сергием в своем родном и знакомом, как старый диван, мире тоскливому существованию здесь, среди слоников, которые решили стать зайчиками, забыв о том, что вообще-то они зеленые человечки… Иванушка устало опустился на землю, покрытую опавшими розовыми листьями, и глянул на свое отражение в неподвижной темно-лиловой воде (откуда-то он точно знал, что это именно вода, а не последствия глобальной экологической катастрофы) маленького лесного озерка. Отражение грустно подтвердило самые худшие его опасения. Расстроено швыркнув хоботом, царевич оторвал от подола рубахи полосу и принялся перевязывать порезанную предательским зеркалом руку. Через тонкую ткань медленно проступали красные пятна крови. “Хоть это осталось, как у людей”, – невесело усмехнулся царевич. – “А то, я уж думал, будет какая-нибудь синяя жижица… Или бесцветный газ…” Светило в неуклонно сереющем небе утомленно проваливалось в горизонт. Приближалась ночь. Хотелось есть и пить. В существовании в лесу специально для заблудившихся путников и беглецов удобных пятизвездочных избушек с гостеприимными, полными полезной информации и добрых советов хозяевами Иванушка разуверился давным-давно, месяца полтора назад, и поэтому теперь сразу решил полагаться только на себя. И чтобы не вспоминать лишний раз о том, что он оказался один-одинешенек где-то на выселках Вселенной без обратного билета, он решил занять себя чем-нибудь нужным и важным, например, поиском под ногами или над головой чего-нибудь съедобного и, если повезет, тропинки хоть куда-нибудь. Со съедобным проблем не возникло – шагах в пятидесяти от озерца рос большой, в меру колючий куст, весь покрытый крупными круглыми ягодами с прозрачной кожурой, через которую просвечивала сочная красная мякоть. Они оказались ароматными и приятными на вкус (особенно для человека, несколько дней толком вообще не евшего – три стакана лимонада, выпитые в доме джина, даже самый строгий диетолог питанием назвать бы не мог. У него от голода просто язык бы не повернулся.). И царевич, не раздумывая, и не обращая внимания на то, что по кислоте они уступали разве что аккумулятору, быстро и жадно объел половину урожая. К тому времени, когда он запил свою вегетарианскую трапезу холодной лиловой водичкой из озера, предусмотрительно сперва сдув с ее поверхности нахальных голенастых насекомых, уже почти полностью стемнело. Он решил отложить поиски выхода до завтра, забрался на кривое дерево с желтой корявой корой и попытался устроиться поудобнее на толстой развилке метрах в трех от земли. Когда это ему все же не удалось – как Иванушка и предполагал, развилка дерева, даже очень толстая, заметно отличалась не в лучшую сторону от даже самой неудобной кровати – он походя пожалел, что он слоник, а не птичка, недолго полюбовался двумя большими лунами на небосводе – красной и белой, чтобы не сказать – прозрачной, зависшими рядом, почти касаясь друг друга, и незаметно забылся тревожным неровным сном. Сон снился ему только один, короткий, но зато повторяющийся – как он во сне ворочается, свешивается с ветки и летит с трехметровой высоты на землю головой вниз. Каждый раз он вздрагивал, невнятно вскрикивал, но проснуться сил не хватало, и двухминутный кошмар, чуя свою безнаказанность, приходил к нему снова и снова. Так они втроем – Иванушка, дерево и навязчивое сновидение – провели всю короткую летнюю ночь и не видели самого интересного. Того, что случается раз в семьсот лет. Чуда природы. Медленного слияния двух лун – яркой красной и белой, прозрачной. Когда красная луна полностью скрылась за прозрачной, из недр ее вырвался луч алого света и, сконцентрированный и усиленный прозрачной луной, как лупой, упал на лес, где мучительно коротал ночь Иванушка. Он стремительно пробегал по деревьям и кустам, как будто второпях разыскивая что-то, и тут и там то и дело вспыхивали и гасли гроздья маленьких огоньков. А, между тем, луны степенно продолжали свое движение, и через несколько минут диски их сместились, и луч, коротко скользнув по дрожащей листве в последний раз, пропал, чтобы появиться снова только через семьсот долгих лет. И лишь лунная ягода – круглая, с прозрачной кожурой, через которую просвечивает сочная красная мякоть – слабо светилась в темноте призрачным космическим светом далеких лун. Но пришло неяркое заспанное утро, и пропал и он, и ничто более не напоминало нелюбопытным жителям этого мира о таинственном ночном событии. Иван проснулся в препротивнейшем настроении. Болела затекшая спина. Болели бока. Болели плечи. Шея вывернулась на сорок пять градусов и упорно не желала вставать в природой предназначенное ей положение. И, что самое обидное, вокруг не было ни единого следа хищных зверей, спасаясь от общества которых он и забрался на ночь на это несчастное дерево, как делали все витязи Лукоморья всю сознательную жизнь. Несмотря на все вчерашние усилия, сегодня есть хотелось снова, и едва ли не в десять раз сильнее. Но при одном взгляде на прозрачно-красные ягоды Иван как-то сам по себе вспомнил, что человек, даже непонятно как и неизвестно на сколько оказавшийся в таком нелепом обличье, как он, все равно остается существом, любящим на завтрак зажевать кусочек свинины с хрустящей поджаренной корочкой, или говядины в грибном соусе, или баранины с черносливом, или котлетку, желательно отбивную, или пельменей с уксусом и перцем тазик побольше, или хотя бы сковородочку грибочков жареных с картошечкой и лучком… Дальше Иванушка думать не смог, потому что захлебнулся слюной. Так дальше продолжаться не могло. Что бы сейчас на его месте сделал Сергий? Пошел и ограбил бы кого-нибудь, а на вырученные деньги накупил в городе разносолов. Такой вариант царевича не устраивал – во-первых, по этическим соображениям, во-вторых, по причине отсутствия на данный момент города. Но найти город, наверное, будет не так уж и сложно, в то время как с деньгами, или что у них там вместо них придумали… И тут Ивана осенило. Он сейчас соорудит из куртки сумку, наберет в нее этих ягод, отнесет в город и продаст. Или сразу поменяет на еду. На настоящую еду. С хрустящей поджаристой корочкой. Город найти оказалось гораздо проще, чем думал Иван поначалу. Когда импровизированная его сумка была еще полна только наполовину, со стороны восходящего солнца донеслись тяжелые медленные удары, как будто били в огромный медный колокол. Звук был приглушенный – видать, и звонарь, и его инструмент находились далеко от Иванушки – но ясно различимый. Были ли это городские часы, или храмовый набат, или призыв к всеобщему сбору – значения не имело никакого. Зато он был на сто процентов уверен, что с момента создания этого устройства массового оповещения ни одно живое существо не внимало его звону с большей радостью, чем он. Запомнив направление, откуда слышался звон, воодушевленный царевич с удвоенной энергией принялся за сбор даров леса, на время позабыв даже о бунтующем желудке, и скоро котомка его была полна. Интерес, с которым первый же встречный проводил взглядом его суму, обнадежил Иванушку, и через пару кварталов он набрался смелости и подошел к толстушке, деловито выливавшей ведро помоев на дорогу. – Доброе утро, – осторожно улыбнулся он. – Доброе, – выжидающе подтвердила тетушка. – Вы не купите у меня эти ягоды? – Лунные ягоды? Зачем? Мы кайшлык не делаем, – она двумя пальцами взяла самую крупную ягоду сверху и, помяв, понюхала ее. – А-а-ах… Хорошо пахнет… Самый сок. Отнеси ее и продай какому-нибудь трактирщику – за такой мешок алов пять выручишь без проблем, хоть по приметам после двадцатого дня осени ее, вообще-то, никто не собирает, – посоветовала она, кинув ягоду обратно. Иван хотел было сказать “Спасибо” и распрощаться, но тут еще одна мысль пришла ему в голову. – А что я смогу купить на эти пять алов в вашем городе? Видите ли, я не местный… – Вижу, вижу, – закивала толстушка. – Разговор больно чудной у тебя. Наши так не говорят. Из Кнейфа ты пришел, что ли? – Н-ну, да. Оттуда. – Ага. Так и думала. Там вы, в Кнейфе, все чудные, – и она задорно захохотала. Отсмеявшись, она потерла указательным пальцем переносицу. – Что купить сможешь?.. Ну, целый окорок, к примеру, только что ты с ним будешь делать… или снять комнату у меня на две недели, или… – она весело посмотрела на босые ноги Иванушки, – ...или пару сапог. – Сапог?!.. – Нет, ну если ты что-то имеешь против сапог, или обиделся… – Нет-нет! Что вы! Что вы! Я вовсе не обиделся! Наоборот – это просто замечательная идея! Спасибо! Спасибо огромное! Вы даже не знаете, как вы мне помогли!!! До свидания!.. Я пошел!!!.. Толстушка, помотав хоботком с таким видом, как будто если раньше у нее и были какие-то сомнения насчет умственного здоровья жителей Кнейфа, то теперь они окончательно рассеялись, подхватив пустое ведро, зашла в дом, а Иван быстро, почти вприпрыжку, зашагал дальше, крутя во все стороны нечесаной взлохмаченной головой. Поистине, сегодняшнее утро было на редкость удачным, на сколько это могло быть в его положении, решил для себя царевич. И теперь, чтобы закрепить успех, оставалось найти какого-нибудь трактирщика и продать ему подороже весь товар и, если потребуется, сходить за ягодами еще раз или два – дорогу он приблизительно приметил – но набрать нужную сумму и выкупить у сквалыги Панта свои сапоги. А тогда уже и жить повеселее будет. А вот и трактир. Иванушка знал, что если он сейчас остановится, чтобы собраться с мыслями и морально приготовиться к предстоящей торговле с трактирщиком, то он простоит тут, пока не умрет от голода, и поэтому, еще на улице набрав полную грудь воздуха, он сходу влетел в раскрытую дверь. – Здравствуйте, хозяин!.. Купите ягоды! Всего пять алов !.. – А за зеркало кто мне заплатит?.. Иван поперхнулся остатками запасенного воздуха. – Вы?!.. – Мы, мы, – вынырнули откуда-то из глубины зала четверо мордоворотов. Иванушка не узнал их, но почему-то был глубоко убежден, что вчера они уже встречались. Вот оно, везение… – Ну-ка, дай посмотреть, что у тебя там такое – протянул волосатую руку к суме Пант. – Лунные ягоды, – смело повторил царевич услышанное от женщины название. – Самый сок. – Сам разберусь – сок – не сок… – пробормотал он, выбрал ягодку побольше и стал осторожно наминать ее. Подоспевшие здоровяки сделали то же самое. – Хм-м… – наконец вымолвил трактирщик, понюхав то ли ягоду, то ли грязные пальцы, вымазанные соком. – Хороша ягодка. Хотя, конечно, по народным приметам сейчас ее уже не собирают… Ну, да ладно. Предрассудки все это. Бабкины сказки. Никогда не мог понять, к чему этот дурацкий запрет. Ягода – первый сорт, даже еще лучше, чем неделю назад. Уговорил. Иди отсюда с миром. Будем считать, что за зеркало ты заплатил. – За зеркало?! Да эта ягода стоит пять алов ! И я хочу получить за нее мои сапоги! – Сапоги? Какие сапоги? – недоуменно поводя ушами, оглядел свою группу поддержки Пант. – Этот чокнутый разбил мне вчера зеркало? – Разбил, – дружно подтвердили они. – Сколько стоит такое зеркало на базаре? – Пять алов . – И чего он еще хочет? Какие сапоги? Может, ему еще мой трактир в придачу отдать? Верзилы натужно заржали. – Проваливай отсюда, убогий, – и хозяин, кинув ягоду в рот, махнул рукой своим друзьям. – Помогите ему найти дверь. – Отдайте мою куртку! – возмущенно шагнул вперед Иван. Трактирщик захихикал. – Я же говорил – сначала ему подай сапоги, потом куртку, потом шубу, потом карету и дворец… Громилы, смачно разжевывая на ходу размятые ягоды, не торопясь направились к царевичу. Иван сделал пару шагов назад и ощутил, что его пятка ударилась обо что-то холодное. Звук падения этого предмета сопровождался веселым “дзинь-ля-ля”. – Мое зеркало!!!.. Новое зеркало!!!.. Мне принесли его всего пять минут назад!!!.. Нет, я убью его!!!.. – возопил, потрясая кулаками, возмущенный трактирщик. Иванушка быстро попятился к выходу, но спина уперлась в закрытую дверь. – В этот раз не убежишь!.. Он быстро оглянулся и увидел рядом злорадно ухмыляющуюся жену Панта – Кайсу. – Немедленно откройте дверь, – потребовал Иван и, не дожидаясь ответа, отодвинул тщедушную старушонку плечом и принялся убирать засов, но вредное создание обеими руками вцепилось в сучковатую деревяшку и повисло на ней. – Не трогай своими граблями эту женщину!.. И Иванушка краем глаза увидел, как на плечо ему легла и вцепилась в рубаху чешуйчатая когтистая рука цвета перезрелого помидора. – А-а-а-а!!!.. – обернулся он. – А-а-а-а!!!.. – обернулась Кайса. – А-а-а-а!!!.. – обернулись хозяин и его приятели друг на друга. Пятеро покрытых плотной чешуей, похожих на большущих кошек в костюме Спайдермена существа с тремя парами конечностей, четырьмя миндалевидными белыми глазами без зрачков и гибкими сильными хвостами бестолково махали лапами друг на друга, как будто пытаясь отогнать дурное видение. Задетая чьей-то рукой, со стола слетела куртка, и пронзительно-красные ягоды в прозрачной кожуре раскатились по всему трактиру. Царевич услышал слева стон и звук падающего тела. “Кайса”, – не оборачиваясь, понял он и до крови и боли впился ногтями в ладони, чтобы ненароком не составить ей компанию. – Это колдун!.. – выговорило, наконец, чудовище в одежде трактирщика. – Он колдун!.. Мы обидели колдуна!.. Прости нас, о могущественный из могущественных!!!.. Мы не знали!!!.. Прости нашу глупость!!!.. Помилуй нас!!!.. Пожалей!!!.. Мы отдадим тебе все, что хочешь – только преврати нас обратно в нормальных людей!!!.. И он распластался на полу перед Иванушкой ниц. Его примеру тут же последовали остальные четверо. – Пожалей!.. – Пощади!.. – Смилуйся!.. – Но я ничего не делал!.. Я не виноват!.. Я не знаю!.. – трясущимися руками Иван все пытался вынуть засов из его скоб. – Все отдадим, все!!!.. – тихо подвывал Пант. – Проси, сколько хочешь!.. – отчаянно вторили ему громилы. – Сто алов !.. Двести!.. Пятьсот!.. – Но это не я!.. Они ему не поверили и, то и дело стукаясь об пол лбами в знак глубочайшего раскаяния и давя спелые ягоды, поползли на коленях к нему. Ягоды. Царевич замер. Да, приметы. Да, предрассудки. Да, бабкины сказки. Но у нации, равнодушной к астрономии, это, наверное, единственный способ предостеречь своих потомков через века от возможных последствий сбора лунных ягод после дня слияния двух лун в двадцатый день осени. – По-ща-ди-и-и-и!.. Иванушке было до спазмов, до боли жалко несчастных жуликов, но он понимал, что здесь, наверное, даже магия бессильна. Засов, наконец, упал. Уйти, убежать, забыть сюда дорогу, забыть весь этот кошмар… Я не трус, но тут кто угодно запаникует!.. Хотел бы я послушать, что сказал бы об этом Сергий!.. А сапоги?.. Ну, какие в таком положении могут быть сапоги!.. Из кожи заменителя? Но это бездушно!.. Им уже ничем не поможешь. А сапоги пригодятся. – Если вы вернете мне мои сапоги, которые купили у воров вчера, я подумаю о вашей просьбе, – услышал Иван чей-то знакомый голос – возмутительно-невозмутимый. Несколько секунд у него ушло на то, чтобы понять, что это был его голос. – Да!.. Да!.. Да!.. Монстр в одежде трактирщика вскочил и куда-то умчался. Через минуту он вернулся с Ивановыми сапогами в руках, снова упал на колени и протянул их царевичу. – Пожалуйста, возьми! В двух других руках у него были зажаты мешки с монетами. Их он тоже протянул Ивану. – Бери! Только преврати меня обратно!.. Умоляю!.. Прости меня!.. Я никогда больше не буду покупать краденое!.. Клянусь жизнью жены!.. “Она тебе так надоела?” – не удержался от внутренней усмешки Иванушка, натягивая сапоги. – Извините, пожалуйста. Я ничем не могу вам помочь. Я думаю, вам лучше не выходить на улицу, – извиняясь, пожал он плечами и взялся за ручку двери. И… не смог уйти. По его вине, хоть и невольной, эти пятеро превратились в чудовищ, противных на вид даже самим себе. Пусть это были далеко не самые добрые, отзывчивые и честные люди, или слоники, или зайчики, или кем они там себя называют – в этом мире. Может, они тут натворили немало мелких и крупных пакостей ближним своим и заслуживали наказания. Но не такого же!.. Конечно, в памяти еще был свеж случай с другим трактирщиком – паном Козьмой Скоробогатым, но тогда ему и его приспешникам только воздалось по справедливости за их преступления, и Ивана отнюдь не мучила ни совесть, ни болезненные воспоминания. Но украденные сапоги или помятая физиономия, безусловно, такого не стоили!.. Как эти бедолаги себя при этом чувствовали – представить ему – новоиспеченному зеленому слонозайцу – не составляло ни малейшего труда. Жизни с остальными слониками им теперь не будет – это к бабке не ходи. В лучшем случае, их изгонят из города. Про зоопарки, лаборатории обалдевших от нежданного счастья знахарей, казематы извращенных правителей и разнообразные народные волнения с факельными шествиями, дубинами и топорами думать даже не хотелось… И, к тому же, ему самому понадобится помощь в поисках пути отсюда обратно в мир джинов… Перекрикивая жалобные вопли безутешных монстров, царевич снова повернулся к ним. – Видите ли, я так хорошо заколдовал вас со зла, что теперь сам никак не смогу расколдовать. Есть ли в вашем городе какой-нибудь сильный колдун или ведьма, чтобы я мог с ними посоветоваться? – Ведьма, – не задумываясь, в один голос быстро ответили все пятеро. – У нас есть… – Была… – проскрипела сзади Кайса. – О, нет!.. Только не это!.. – в ужасе схватился за голову один из громил. – Что? Что с ней случилось? – встревожился царевич. – Ты слышал сегодня утром колокол на площади? – Д-да… Это был он? – Это был он – колокол, оповещающий о казни государственных преступников… – Ваша ведьма – государственный преступник? – слегка озадаченно переспросил Иванушка. – Да. Ее обвиняют в колдовстве. – Но это все равно, что обвинить рыбу в том, что она умеет плавать!.. – Колдовство без Разрешения от Премьер-Магистра – государственное преступление. Он прекратил действие ее Разрешения, а она не перестала колдовать, и оказалась вне закона. И сегодня ее должны казнить. – А разве ее еще… – Нет. Колокол сообщает о начале приготовлений к пыткам и казни на площади – самое интересное начнется в полдень… – Мы пропали… – Но еще только утро! – Ну, и что? Ты думаешь, тебя пустят поболтать с ней, пока не началась казнь? – Нет. Но я могу попытаться освободить ее. – Освободить?!.. Да ты точно чокнутый!.. – Ее же держат в цепях, защищенных от действия любых заклинаний в дворцовой темнице!.. – Там же стражи – как листьев в лесу!.. – И не какие-нибудь олухи-взяточники с базара, а королевская гвардия!.. – И сам Премьер-Магистр неподалеку – уж будь уверен! Он от своего праздника секундочки не пропустит, не волнуйся!.. – Да туда и пылинка не пролетит незамеченной! А ты говоришь… – Гут, – вспомнил любимое словечко Волка Иванушка. – Значит, до моего прихода она никуда не денется. Мгновенно в трактире воцарилось благоговейное молчание. – Кайса сможет пойти со мной – показать, где держат вашу ведьму? – Да, господин колдун… – старуха, боязливо не сводя с него глаз, почтительно поклонилась. – Не называйте меня так. У меня нет разрешения от вашего Магистр-Министра, – кривовато усмехнулся лукоморец. – Зовите меня просто Иваном. – Ты не здешний? – осторожно поинтересовался один из монстров. – Нет. Я из… из… Да какая разница, откуда я, – так и не решившись сказать правду, отмахнулся царевич. – Сколько сейчас времени? – Два с половиной часа до полудня, – угодливо подсказал Пант. – Тогда мы с Кайсой пойдем. Закройте все двери и окна, никого не впускайте и никуда не выходите. – Почему? – Потому, что если вас кто-то еще увидит, то в лучшем случае, вы рискуете головой. – А в худшем?.. – И головой тоже. Если Кайса не вернется, или мой план не удастся – дождитесь ночи и бегите из города, куда глаза глядят… Ой… Я не это имел ввиду… – покраснел и торопливо поправился Иванушка, бросив смущенный взгляд на обзирающие окрестности на все триста шестьдесят градусов жутковатые белесые глаза без зрачков на красных чешуйчатых головах. – Я имел в виду – подальше… Подняв торопливо с пола с десяток еще не раздавленных ягод – показать ведьме, если дело до этого дойдет – Иван махнул Кайсе, и они вышли на улицу. Иванушка знал, что план – большая вещь. Полки дворцовой библиотеки были буквально завалены многокилограммовыми трактатами прославленных стратегов и тактиков прошлого и настоящего, и порой, добираясь до своих любимых “Приключений” и “Путешествий”, Ивану приходилось изрядно потрудиться, прежде чем он мог выкопать любимый фолиант из-под этой груды, закупленной оптом по сходной цене для заполнения новых шкафов еще его дедом (пройдоха-коробейник расписал их как подписное издание захватывающих былин о войне), и теперь интересной лишь мышам и Митрохе-истопнику. По дороге к дворцу он попытался составить план освобождения невинно осужденной ведьмы. В том, что бедная ведьма была осуждена на лютую смерть невинно, у него сомнений не возникало. Его богатый опыт это подсказывал весьма недвусмысленно. Во всех прочитанных книгах, когда по настоянию первого министра, или визиря, или главного советника кого-то приговаривали к казни, подсудимый оказывался невиновным до неприличия. И когда кто-нибудь решался такого пленника освободить, то у них все и всегда как-то удачно получалось. Юный царевич одно время даже начинал воспринимать это с тихим удивлением как один из законов Вселенной, вроде всемирного тяготения, или смены дня и ночи. Но сейчас было одно небольшое – или большое, как посмотреть – “но”. У всех, о ком бы он не читал, был тщательно продуман хитроумный план. На случай же, если хитроумный план грозил не удаться, был готов не менее хитроумный план под буквой “Б”. И под “В”. И так далее, пока не кончались буквы, цифры, и все возможные шестизначные буквенно-цифровые комбинации. У него же хитроумный план под буквой “Б” почему-то не составлялся. Наверное, потому, что не было плана под буквой “А”. И не только хитроумного. Но и вообще никакого. Может быть, ему надо было хоть раз дочитать хоть один скучный стратегический труд хотя бы до второй страницы?.. А, может, ему просто попалась такая сообщница, после общения с которой пойдет и утопится любой, даже самый умный, стратег?.. Кайса не знала, где располагалась дворцовая тюрьма, не имела ни малейшего представления, как туда пробраться, не могла даже и предположить, где конкретно держат приговоренных к казни волшебников, не представляла, сколько стражников их обычно охраняет и где расположены посты, не говоря уже о том, где находятся ключи от камер!.. – Ну, хоть как ее звать-то, вы знаете?.. – в отчаянии воскликнул, наконец, Иванушка. – Настоящее ее имя никто не знает – колдуны, как только приходят в ученичество, сразу меняют его… Ну, да что я тебе-то объясняю!.. Ты, небось, это лучше меня знаешь… А ее новое имя – Вахуна. Вахуна Змея. – Змея? – настороженно удивился Иван. – Почему “Змея”? – Говорят, что когда она была еще маленькой, она любила приносить домой ядовитых змей. Потом они подолгу жили у нее. Хотя ее покойные родители были почему-то против. И еще говорят, – Кайса пугливо оглянулась по сторонам, как будто опасаясь, что какой-нибудь недоброжелатель может ее подслушать и Вахуне рассказать, – что она может превращаться в любую змею, какую захочет. Говорят, что в ту ночь, когда онемел тот парень, который не женился на ее племяннице, у них в доме видели змею!.. А еще говорят, что старый Арах-ростовщик свалился с лестницы и сломал себе ногу не просто так – он увидел под ногами большую змею, которой еще секунду назад там не было!.. И она человеческим голосом сказала: “Так тебе и надо, старый сквалыга!”... А ведь все знают, что накануне Вахуна пыталась занять у него сто алов , но он заломил такие проценты!.. А еще я слышала, что семье плотника, который взял с нее деньги за свою работу, пришлось, в конце концов, уехать из города, и даже не уехать, а убежать среди ночи, потому что каждый раз, когда он брался за инструмент, ему мерещились змеи. А когда полгорода два месяца животами маялось – это ведь, не иначе, ее рук дело было! Из вредности!.. Говорят, она тогда ходила на базар, и там ее несколько раз назвали уродиной и чучелом!.. А еще недавно во всех окрестных деревнях был скотский мор – тоже, поди, она постаралась… – Так эта ваша Вахуна – настоящая злодейка? – нахмурился лукоморец. – Так точно, истинный свет – злодейка! Таких злодеек еще поискать надо – и не найдешь ведь! Когда Премьер-Магистр лишил ее своего Разрешения, весь город от счастья плакал!.. А уж когда ее схватили… Радости-то было!.. Радости!.. – И после всего этого вы хотите, чтобы я ее освободил?! – изумленно остановился Иван. – Так ведь ты сам сказал, что кроме нее никто нам не поможет!.. Да, если подумать, тебя никто и не заставляет ее освобождать! – осенило вдруг трактирщицу. – Если ты уж такой всесильный, ты можешь просто пробраться туда, переговорить с ней, как расколдовать моего мужа и его племянников – и всё! И сиди она дальше!.. Иван недоверчиво пожал плечами. Если эта ведьма действительно была такая ведьма, как расписала ее Кайса, то еще вопрос, захочет ли она помогать кому бы то ни было. И, тем более, за просто так, когда ценой ее помощи могла бы быть ее свобода. И если все эти страшилки – действительно правда, а не полет больного коллективного воображения, что тоже не исключено, то и в правоте своего предприятия он начинал сильно сомневаться. Одно дело – спасать невиновных, но другое… Старуха резко остановилась, тяжело дыша после долгого подъема в гору, и махнула рукой направо. – Вот мы и пришли! Смотри – за тем углом начинается улица, ведущая прямо к дворцовой площади, где будет казнь. Дальше иди один – в такие дни даже двое вместе привлекают внимание стражи. Нервные они становятся. Везде им мерещатся чары да заговоры колдунов!.. Хотя я их понимаю… Постой-ка на часах в таком месте в такой день – так еще не то привидится… Иван!.. Иван?.. Ты где?!.. – Тс-с-с!!!.. – грозно прошипел бабке в самое ухо успевший стать невидимым Иванушка. – Не кричи!.. Жди меня здесь до полудня, и, если в это время казни не будет – еще пару часов. До вечера, – секунду помолчав, на всякий случай добавил он. – Ну, я пошел!.. И, оставив трактирщицу стоять у стены с открытым ртом и растопыренными в разные стороны ушами, царевич, стараясь не стучать о булыжную мостовую подкованными каблуками, решительно направился навстречу самому сомнительному предприятию в своей короткой, но богатой практике. Как он и ожидал, проплутав вокруг дворца минут с двадцать, никаких признаков того, что где-то здесь поблизости должна находиться тюрьма для особо опасных преступников, лукоморец не обнаружил. Чувствуя буквально кожей, как из воображаемых песочных часов сыплются и хоронят его здесь, в этом негостеприимном мире, колючие песчинки размером с кирпич, он отчаянно махнул рукой и вбежал в первые попавшиеся двери. Маневрируя между прислугой и придворными, он быстро проскочил несколько коридоров, обследовал с полсотни поворотов, тупиков и закоулков, о наличии которых не подозревало, наверняка, и большинство самих обитателей дворца, но безуспешно… Он разыскал четыре кладовые с продуктами, один (но большой) склад старой мебели, шестнадцать чуланов с ведрами, швабрами и тряпками в количестве, достаточном, чтобы вымыть до блеска не только дворец, но и весь город; двадцать семь хранилищ ржавых доспехов, мечей и алебард; комнаты, забитые до потолка штабелями странных дубинок с шипами и ящиками с камнями, и даже один печальный скелет, замурованный в стене, но никаких следов темниц, казематов или прочих подземелий… Запыхавшись, Иванушка остановился отдышаться и сориентироваться на местности в одном из бесчисленных, бесконечных и безлюдных коридоров, уставленном боевыми знаменами, пыльным и, судя по вездесущей ржавчине, давно вышедшим из моды оружием и неуклюжими, но пугающего вида доспехами. Раньше он, скорее всего, подумал бы, что это сделано для прославления побед, увековечивания подвигов или воплощения мощи, но теперь, после раздражающе-пыльного экскурса по закоулкам дворца, первое, что пришло ему в голову, это то, что для этого металлолома места в чуланах просто уже не нашлось. И едва он успел устало опуститься на большой пузатый барабан, привалившись спиной к ветхому гобелену с суровым рыцарем с изрядно поеденным молью двуручным мечом, как вдруг обнаружил, что внезапно оказался на проезжей части улицы с двусторонним движением. Слева на него надвигался, дружно печатая шаг, отряд суровых гвардейцев в блестящих кирасах, а справа тянулась и жалась к стенке цепочка поварят с грязной посудой в руках – судя по времени и ароматам, остатками господского завтрака. Иван метнулся в одну сторону, в другую – места случайным прохожим уже почти не оставалось – и в отчаянной попытке выскочить из-под ног солдат запрыгнул на узенький карниз, рядом с героическими доспехами с пробитым шлемом, сумел уцепиться за древко устрашающего дизайна пики с вычурным вымпелом, укрепленной рядом с ними, поднырнул под “ромашку” из коллекции двуручных мечей и уперся лицом в холодную стену, стараясь не коснуться ничего режуще-колющего. Отряд, погромыхивая амуницией, кажется, промаршировал к месту предписанной дислокации, слуги, звеня тарелками и блюдами – на кухню, и Иванушка хотел уже с облегчением разжать занемевшие пальцы и спрыгнуть на долгожданный пол, но, на всякий случай, сначала решил убедиться, что вокруг точно никого нет. Он повернул голову направо, на… – Ой-й-й!!!.. Ё-о-у-у-у!!!.. Моя голова!!!.. Так царевич обнаружил, что не углядел ранее тяжелый овальный щит с позолоченным рельефным кованым гербом – антипатичным зверем, похожим на рогатого бегемота, стоявшим, подбоченившись, на задних, неестественно когтистых, лапах. Непроизвольно взмахнув рукой, желая ухватиться за ушибленное место, Иванушка задел доспехи, и оба они, потеряв последнее равновесие, с грохотом полетели вниз. К счастью, царевич приземлился сверху. Моментально вскочив на ноги, он с ужасом завертел головой, стараясь понять, привлек ли чье-либо нездоровое внимание этот оглушительный шум в пустынном коридоре, и внезапно обнаружил, что смотрит в безумные выпученные глаза поваренка лет шестнадцати. Тот крепко прижимал к себе маленькое серебряное блюдо, с которого текло по его аккуратненькому мундирчику что-то аппетитное, а изо рта бедняги торчала серебряная ложечка, которую он, судорожно пытаясь сглотнуть, уже потихоньку начинал заглатывать. Впрочем, поваренок смотрел мимо него – на рухнувшие грудой антикварного металлолома боевые доспехи, как будто ожидал, что они вот-вот поднимутся сами и разорвут его железными руками за все нарушения и проступки – настоящие и воображаемые. И тут на Иванушку нашло вдохновение. Если сам он не может найти нужного ему места, значит, надо спросить у того, кто знает. И, может, этот отрок, так кстати тайком отставший от своих приятелей, чтобы доесть нечто, недоеденное его хозяевами, даже проводит его туда?.. Если его убедительно попросить, конечно. – У-у-у-у!.. – замогильным голосом тихонько завыл Иванушка, и для пущей вживаемости в роль даже поднял руки, правда, стараясь не думать, как он при этом выглядит. – Ах-х-х-х!.. Моя голова-а!.. Моя голова-а!.. Поваренок дернулся, икнул, и проглотил ложку. – Где-е-е… моя-а-а… голова-а-а… – простонал царевич, быстро достал из кармана горсть ягод и изо всех сил сдавил их. На пол перед поваренком упало несколько тяжелых кроваво-красных капель. – Где-е-е… голова-а-а… Тяж-жко… мне-е-е… ох, тяж-жко-о!.. Нелепые длинные уши поваренка прижались к его голове, цвет лица стал из зеленоватого бледно-салатовым, и блюдо мягко выскользнуло из его вдруг ослабевших пальцев. – П-по-мо-ги-те… пискнул он. – П-при-ви-де-ни-е… – Кто-о зде-есь?.. – душераздирающе проскрипел Иванушка. – А-га-а-а… Ви-и-жу-у-у… Ма-альчик… Ма-альчик… зде-есь… – П-п-п-п… – пересохшие губы отказывались повиноваться поваренку. – Мальчик… Где… Моя… Голова… – Н-н-н-н… – М-му-уки… Кр-ро-овь… кр-ро-овь… лье-ется-а… Голова-а моя-а-а… А-ах-х… – И Иван еще раз даванул ягоды. – Сп-п-п-п… П-п-п-с-с… – Проводи меня в темницы… мальчик… Моя… голова… Там… Голова… Искать… Надо… Страдания… Муки… Ах-х-х… Если бы злополучный поваренок наконец-то решился, что ему делать – закатить истерику или хлопнуться в обморок, он бы, безусловно, это уже давно сделал, но пока он просто стоял и бледнел. Еще несколько минут – и он вполне мог бы поспорить с лукоморцем, кто из них больше похож на призрак. – Проводишь… меня?.. Не трону… Покой… Тишина… Голова моя… Где… Проводи… А то ночью приду – голову твою заберу… – грозным шепотом зашипел прямо в ухо в недобрый час проголодавшемуся отроку разошедшийся царевич. Бедный поваренок начал сползать вниз по стеночке, тоненько подвывая ему в такт. – Веди… в темницы… быстрее… – торопил его Иван, но впавший в ступор поваренок не двигался с места. Иванушке давно уже стало обжигающе стыдно за свое антиобщественное поведение и жалко злосчастного тинейджера, но выбора у него не было. Оставалось испробовать еще одно средство. – Торопись… – опустив мятые ягоды в карман, царевич прикоснулся холодной, мокрой от сока рукой, к руке поваренка, оставляя на ней красные следы. Это, в конце концов, возымело желательное действие, и не помнящий себя с перепугу лопоухий отрок резво подскочил, взвизгнув, и сломя голову помчался в том направлении, в котором недавно прошли гвардейцы, безуспешно пытаясь убежать от преследующих его торопливых гулких шагов. Минута… Другая… Третья… Куда мы бежим?.. И когда прибудем?.. Вроде, откуда-то донеслись голоса и звон металла?.. Или показалось?.. Нет. Поваренок тоже что-то услышал. – Привидение!!!.. Привидение!!!.. Помогите!!!.. Привидение!!!.. – завопил он, что было мочи. Испуганный вопль, звеня, метался раненой белкой по равнодушным коридорам, но, к радости царевича, ответа пока слышно не было. Не переставая верещать, подросток резко завернул за угол. Иван – за ним. И оба чуть не налетели на пару стражников у больших двустворчатых закрытых железных дверей, перегораживающих коридор метрах в пяти от поворота. – Привидение!.. Привидение!.. Привидение!.. – перепуганный поваренок, не видя ничего на своем пути, отчаянно старался своротить с места две двухметровые груды мышц и металла и пробить насквозь двери, чтобы мчаться дальше. Один из солдат ухватил его за плечи обеими руками и не без труда удерживал на месте. – Что ты мелешь? Какое привидение? – сердито наклонился к нему второй. – Привидение!.. Там!.. Выскочило из старых доспехов!.. Гналось за мной!.. Гвардейцы переглянулись. – И где оно сейчас? – Не знаю… Бежало… За мной… От Южной галереи… – Привидение? Бежало? – Да!.. Да!.. Оно там!.. – Где? – уточнил стражник, и глаза его настороженно забегали по пустому коридору. – Отстало? – предположил поваренок, затравленно оглядываясь по сторонам. – Карн, возьми малого и сходи, посмотри, что там за привидение ему привиделось, – нахмурившись, распорядился, видимо, старший караула. – Пойдем, покажешь, где ты его нашел, – второй стражник взял дрожащего подростка покрепче за руку и потянул вперед. Иван выдохнул, прижался к стене, и они прошли мимо него, едва не коснувшись. Наконец-то. Если ему повезло, то он у цели. Оставалось всего ничего – попасть за двери, убедиться, что это именно тюрьма, найти камеру, где сидит колдунья и по-хорошему договориться с ней обо всем. Усыпить оставшегося гвардейца протяжной, навевающей гипнотические грезы о горячем бескрайнем песке, небе, выгоревшем на незнакомом, раскаленном добела солнце, и странных животных верблюдах было делом техники. Не уставая благословлять изобретательных старичков-волшебников и их подарок, Иванушка, не переставая наигрывать на сапоге-самогуде, потихонечку приоткрыл одну створку дверей и заглянул вовнутрь. Так и есть. За дверями оказалось небольшое караульное помещение с рядами лавок и стоек с пиками и арбалетами вдоль стен и большим ненакрытым столом посредине, полное спящих солдат в полном обмундировании и вооружении. За следующей дверью открывался длинный полутемный коридор, освещаемый редкими факелами, с узкими черными провалами дверных проемов в стенах. Возле одного из таких провалов, почти в самом конце коридора, горело сразу два факела. А на полу мирно почивали на собственных алебардах и мечах четыре бронированных охранника. Сомнений не было. Там. Царевич осторожно прикрыл за собой обе двери, уронил сапог на пол – музыка оборвалась – и торопливо натянул его на ногу. Через пару минут он уже отпирал снятым с пояса одного из стражников массивным железным ключом тяжелую дверь темницы Вахуны. – Здравствуйте. Можно войти? – осторожно заглянул внутрь Иванушка. Даже он понимал, что это, безусловно, не самый лучший вариант приветственного слова в таких обстоятельствах, но ничего лучшего на его измученный, не выспавшийся и голодный ум не приходило. Внутри было темно и тихо. Он вынул из крепления один из факелов снаружи и предпринял вторую попытку. – Есть тут кто-нибудь? – А тебе кого надо? – раздался в ответ из темноты скрипучий женский голос. – Вахуну Змею. – Она дома. Проходи, – усмехнулась невидимая женщина. – А ты кто такой? Гонец с указом о помиловании? – Что-то вроде этого, – уклончиво согласился Иван и вошел, прикрыв за собой дверь. Камера была маленькой, не больше двух-трех метров в длину и ширину, и абсолютно темной и вонючей. К стене напротив двери была прикована за обе руки короткой, в четыре звена, цепью тощая старуха в заляпанном чем-то темным, изорванном балахоне. Запястья под кандалами распухли и кровоточили, а нечесаные свалявшиеся волосы падали ей на грязное лицо. Сделав шаг вперед, Иван увидел, что это была не грязь, а синяки. Нелицензионных ведьм здесь явно не любили. Надо сказать, что, пока он носился по переходам дворца, зачатки плана у него вырисовываться все-таки начали. Например, по совету Кайсы, он решил сначала поговорить со служительницей оккультных наук, и только если она согласится или сможет ему помочь, освободить ее. Но при виде жалкого положения ведьмы все здравые идеи у него из головы как ветром вынесло, и, повинуясь минутному порыву, он быстро стянул сапог, пробормотал сквозь зубы заклинание огня и описал широкий точный полукруг вокруг и над головой притихшей мгновенно Вахуны. Струя тягучего вязкого пламени поглотила толстые блестящие цепи, как бумажные, а в стене осталась глубокая темно-малиновая, быстро остывающая арка из расплавленного камня. – Я вас не задел?.. Колдунья осторожно приоткрыла один глаз. – Что это было? – Ваши цепи. Это неправильно – так обращаться с людьми. Вахуна склонила голову на бок, чуть прищурилась, потом испуганно заморгала и стала тереть глаза грязными руками и трясти головой. – Я ослепла! Я ничего не вижу!.. – в панике чуть не кричала она. – Извините, – смущенно пробормотал Иван, прошептал заклинание, и невидимость прошла. Ведьма вытаращила слезящиеся глаза. Такой магии она никогда не видела, о ней не слышала, и не представляла, что такое возможно. Колдунов такой силы в тысячелетней истории Агассы можно было пересчитать по пальцам. Одной руки. И еще четыре осталось бы. Он не знает пределов. Он всесилен. Он добр. Он опасен. – Где стража? Где часовые? Как ты сюда попал?.. – настороженно спросила она, ожидая услышать самое худшее. И ожидания ее оправдались. – Стража вся спит, а прошел я сюда невидимкой, – просто ответил гость. – Спит… Хм… Наверное, притомились… Зачем ты пришел? Рассказывай. Только быстро. У меня в полдень казнь, – резко проговорила Вахуна, стараясь унять и не показать пришельцу начинавшую ее бить нервную дрожь. – Быстро?.. Вообще-то, это долгая история… Но, если быстро… Мне нужна ваша помощь, – выдохнул пришелец, не замечая, кажется, ее переживаний. – Во-первых, мои знакомые поели лунных ягод и превратились в чудовищ. И я хотел бы, чтобы вы помогли им принять прежний облик… “Ага.. Так мы не всесильны…” – ...Вот эти ягоды, – царевич достал из кармана не раздавленные остатки. – Так… Интересно… Дай-ка посмотреть… – рука ведьмы уже почти не дрожала. – Хм… С виду – вполне обычные ягоды… Только спелее… Ну, так это не удивительно – сейчас осень… Кроме поноса вряд ли что-то могло быть… Зачем они вообще их собирали? Примета говорит, что после двадцатого дня осени они становятся несъедобными… Сейчас ведь уже день двадцать первый – двадцать второй?.. – нерешительно предположила она. – Не знаю… Но это не они их собирали. Их собрал я и принес им на продажу. Я же не знал, что тут есть какие-то приметы, традиции… – Тут!.. А сам-то ты что, с лун свалился? – Не знаю… Может быть. – А ты уверен, что это именно из-за ягод? А не что-нибудь другое… Или кто-нибудь другой, – и Вахуна многозначительно взглянула на Ивана. Но Иванушка был слишком взволнован, чтобы замечать такие тонкости, какие он не заметил бы и спокойные моменты своей жизни. – Да. Я сам все видел, – нервно поеживаясь, подтвердил он. – Они съели по одной ягоде и через полминуты… Бр-р-р… – М-да-а… Где ты их взял? – Собрал с кустов. Неподалеку от города. Там еще озеро есть. Маленькое… – А-а… Знаю… Хм-м… Интересно… Оч-чень, оч-чень интересно… А во-вторых? – Что – во-вторых? – Ты сказал “во-первых”. Значит, должно быть и “во-вторых”? – Да. Есть “во-вторых”. Это также очень долгая история, конечно… Но если рассказывать тоже быстро, то я попал в ваш мир из другого мира, и теперь не знаю, как вернуться туда. – Из другого мира? – Колдунья подозрительно глянула на гостя. – А ты, часом, не пьяный?.. – Нет. – Нет… Ты не пьяный… И давно ты попал сюда, как ты говоришь? – Вчера. Ближе к вечеру… – А как? – Я… упал в фонтан… В том мире… – В фонтан!.. – воскликнула Вахуна, и лицо ее просветлело, насколько это было возможно под слоем грязи, копоти и побоев. – В фонтан… А ты знаешь, кстати, как меня должны были казнить? – вдруг спросила она. – Нет… А что? – Да нет, ничего… Просто любопытствую… – Ну, так что, вы мне поможете?.. – Насчет твоих приятелей надо посмотреть, понаблюдать, провести опыты… Потребуются деньги и время, немало усилий и сообразительности… Но нет ничего невозможного, если постараться… А вот тебе помогу сразу. Сегодня первый день после полнолуния, так? – Н-незнаю… – Я тебе говорю. Так вот, тебе исключительно повезло. Должно быть, в своем мире ты родился под счастливым созвездием. Только сегодня открыты ворота между нашими мирами. И ты должен в течение этого дня попасть на площадь перед дворцом и прыгнуть в наш фонтан. – Зачем? – тупо уточнил Иванушка. – Это и есть врата, – терпеливо, как любящая бабушка – несообразительному внучонку разъяснила Вахуна. – Они открываются раз в полгода. Прыгаешь туда – и оказываешься у себя дома. Даже промокнуть не успеешь. – Но… на самом видном месте… Туда же могут попасть… упасть… люди… дети… Да кто угодно!.. – Воспользоваться ими могут только люди с магическим даром. Остальные могут там хоть купаться, хоть топиться – разницы никакой. Понял? – Но я… Но у меня… – хотел было объяснить Иванушка, но вспомнил про сапоги. – Понял. – Только сегодня, не забывай!.. А теперь пошли отсюда скорей. Пока они все спят. Если ты не врешь. Пошли отсюда?.. Но как? Об этой части плана царевич даже и не начинал еще задумываться. Выйти самому было не проблема. Проблемой, и причем неразрешимой, было, как вывести колдунью. Особенно теперь, когда откуда-то издалека начинали доноситься подозрительные крики, бряцание железа и рев трубы. Иванушка быстро открыл дверь и выглянул в коридор. От караулки к нему быстро – насколько позволяли тяжелые доспехи – бежали солдаты с мечами и арбалетами наготове. Он вытащил ключ из скважины, захлопнул за собой дверь и закрыл ее на пол-оборота изнутри и привалился к ней спиной, тяжело дыша, как будто это не стража, а он пронесся в полном вооружении сломя голову через весь дворец. – Кажется, они проснулись, – только и смог проговорить Иван. – Или вернулся тот второй стражник и поднял тревогу… Конечно, я пройти всегда смогу, но как вывести вас… Я не знаю… Я не думал, что они так быстро очнутся… Или придет подмога… И, кажется, времени, чтобы подумать, у нас тоже не остается… Ведьма хихикнула. – Времени на раздумья у нас больше, чем ты полагаешь. Эта дверь, как и мои цепи, может противостоять любой осаде. Ха! Они наверняка не думали, что когда-нибудь им придется штурмовать свою собственную тюрьму! Я даже уверена, что наша замечательная дверь даже не заметит магию этих придворных лизоблюдов, называющих себя волшебниками! Им далеко до Того, Кто строил этот дворец и эту тюрьму, да упокоится Он в мире. Его творениям нипочем любая магия!... Кроме твоей, конечно… Это какой-то новый особый вид, да? Где ты этому научился? Кто твой наставник? Сколько тебе лет? Сколько лет ты провел в ученичестве? – не удержалась ведьма и закидала лукоморца вопросами, вот уже пятнадцать минут так и свербевшими у нее на языке. – Это еще одна долгая история, на которую у нас нет времени, – так вежливо, как только смог, уклонился от ответа Иван. – У вас есть какие-нибудь идеи, как отсюда выйти? – Почему ты не хочешь усыпить их еще раз? – Потому, что вместе с ними уснете и вы. А пронести вас через все казематы, через первый этаж, через двор, площадь… Если даже у меня хватит сил… – А ты не можешь сделать меня невидимой? – Нет. Только себя. – Понятно… А убить огненной струей ты их тоже не хочешь? – Нет, – твердо отрезал царевич. – Никого и никак я убивать не хочу. – Что ты еще умеешь, что может нам пригодиться? – А что вы умеете? – парировал разведывательный ход лукоморец, стараясь не обращать внимания на попытки подоспевших гвардейцев высадить дверь. – Или вас сюда по ошибке заточили? – Если бы что-то из того, что я умею, могло бы мне здесь помочь… – брюзгливо огрызнулась Вахуна. Не очень-то приятно было ей признаваться в этом, тем более какому-то ненормальному мальчишке из ниоткуда, но это было так. Иван задумчиво потер переносицу, помял подбородок, и когда ничего из этого мыслительному процессу и генерации свежих идей не помогло, прибег к старому доброму почесыванию в затылке. – Мы глубоко под землей? – наконец спросил он. – А что? – заинтересовалась колдунья. – Я мог бы попытаться прожечь дыру в потолке, и мы бы могли… Тут не очень высокие потолки, я заметил… – Постой, – тут осенило и Вахуну. – Насколько я знаю, весь дворец построен на довольно высокой горе, и эта его часть, где мы сейчас находимся, расположена на южном склоне, который покруче, и застроен хибарами рыбаков. Династии королей изрыли гору, строя новые подземелья, сокровищницы и тюрьмы… Стена, к которой я была прикована – не камень кладки, а настоящая скала, внутренняя часть горы… Если бы ты мог прожечь ее насквозь… Хотя бы небольшой проход… Мы бы выбрались на волю там, где нас никто не ждет, скрылись бы, и никто нас бы не нашел. Особенно тебя, – усмехнулась она. На то, чтобы проплавить лаз в скале, ушло минут пятнадцать. Ивану было отчаянно жутко, ведь он не знал, какова толщина стены, и сколько еще сможет проработать заклинание огня сапога, прежде, чем магия снова устанет и пропадет на полдня или на день. Несмотря на оптимистичные заявления Вахуны, ему совсем не хотелось на себе опытным путем проверять, сколько может продержаться уже начинающая нагреваться и отсвечивать зеленым дверь камеры под натиском солдат и придворных магов. И когда среди раскаленного добела камня вдруг забрезжил не очень яркий, но показавшийся ослепительным дневной свет, он от радости чуть не выронил сапог из рук. Длина хода оказалась около полутора метров, и в него едва-едва можно было протиснуться по-пластунски, раздирая в клочья об обжигающие каменные сосульки одежду вместе с кожей, но это была свобода, и она того стоила. Вылезли они на склоне горы с потрясающим видом на фиолетовое море, усеянное белыми запятыми парусов, посреди лениво дотлевавших кустов лунных ягод, которые некому было прийти потушить. Это, как объяснила ведьма, была слобода рыбаков, и с утра до вечера дома никого было не сыскать – мужчины уходили в море, а женщины и дети солили и вялили улов прошедшего дня под навесами на берегу. Отряхиваясь на ходу, они поспешили оттуда прочь. – Вот мы и на белом свете снова… – некрасивое лицо ведьмы непроизвольно расплылось в широчайшей улыбке. – Уж не чаяла я увидеть его вот так… Одна… Без охраны и зевак… Ну, спасибо тебе. Как звать-то хоть тебя, скиталец по мирам? – Иван, – с достоинством ответил лукоморец, не уточняя, что по мирам он не столько скитался, сколько перемещался в состоянии различной степени бессознательности. – Послушай, Иван. Как, говоришь, зовут твоих друзей? Которых ты лунными ягодами накормил? Может, я их знаю? – Это содержатель трактира Пант и его племянники. Как их зовут – я не знаю. Но у него еще жена есть. Кайса. – Пант? Старый скупердяй Пант и вздорная сплетница Кайса? – хихикнула Вахуна. – Хотя, если поразмыслить, кто еще мог после двадцатого дня осени позариться на лунные ягоды… – Но ты поможешь им? – услышав о ее отзыв о чете работников общепита Агассы, забеспокоился царевич. – Я же пообещала тебе, что помогу – значит, помогу, – отмахнулась от него ведьма. – Ты о себе лучше побеспокойся. Поспеши к фонтану – я не уверена, что врата продержатся открытыми до вечера. Осенью никогда не знаешь, сколько они пробудут – час, шесть часов, или до следующего утра. – Как туда поскорее пройти? – заволновался Иванушка. – Пойдем, я тебя часть пути провожу. Остальную часть пройдешь сам. Не заблудишься. Это все время вверх. – Извините, можно я задам вам один вопрос? – отважился наконец Иванушка озвучить то, что, несмотря ни на какие чудеса предприимчивости, направленные на вызволение колдуньи из королевской темницы и сочувствие перенесенным ей страданиям мучило его больную совесть. Он должен был знать. – Ну, задай, – милостиво разрешила ведьма. – А вот… То, что говорят про вас… То, что вы в змей умеете превращаться… Мор насылаете… Порчу… Сглаз… Болезни всякие… Это правда? – А ты сам-то как думаешь? – спросила Вахуна, пристально глядя ему в глаза. Иван замялся, смутился, и быстро опустил очи долу. – Ты думаешь, это правда? – настойчиво, но мягко повторила колдунья. – Нет… Наверное… – наконец проговорил он. – Вот видишь… Ты сам ответил на свой вопрос, – ласково улыбнулась она. Проводив Иванушку со словами напутствия и благодарности до очередного поворота, Вахуна остановилась за углом глинобитной развалюшки и мрачно ухмыльнулась. Никогда и никому так в жизни не везло, совершенно отчетливо теперь поняла она. Быть спасенной от смерти молодым гением магии из другого мира, с потрясающими возможностями и способностями, всего за пару часов до казни!.. Оказаться на свободе тогда, когда она уже попрощалась не только с ней, но и с жизнью!.. Получить в руки неожиданную тайну самой простой и неинтересной ягоды на всей Агассе!.. И едва ли не самая главная удача, несомненно, была в том, что юный пришелец оказался таким наивным и доверчивым и не успел узнать того, что знают даже младенцы в этой стране. В любое время года, дня и ночи фонтан Истины работал без перебоев. Там казнили магов, не угодивших Премьер-Магистру или королю. И любой чародей, брошенный в чашу этого фонтана на мгновение исчезал, но тут же снова появлялся, и уже в каком-нибудь новом, ужасном обличии. Премьер-Магистры говорили, что это священные очищающие воды проявляют истинную звериную сущность приговоренного преступного мага и призывали собиравшихся на казнь зевак забивать чудовищ насмерть. А чтобы у законопослушной толпы не возникло с этим никаких затруднений, из дворцовых хранилищ специально для этого королевскими слугами извлекались и приносились на площадь палки с шипами и тяжелые камни. Конечно, фонтан был не всесилен, как пояснял Премьер-Магистр, уличающее преобразование через пару минут теряло силу, и приговоренный маг снова принимал человеческое обличие… Только редкая жертва доживала до этого. Чаще всего случалось, что нормальный облик пытались принять уже бездыханные неподвижные останки монстра, что неизменно вызывало у зевак бурю веселого негодования. Вот и сегодня добрые горожане, позабросившие все свои дела и собравшиеся у фонтана поглазеть на казнь, безусловно, заслуживали своей доли развлечения. И, тем более – вот и оно, самое главное везение – если при этом они еще и помогут избавить навсегда и ее, и Агассу от такого опасного и непредсказуемого конкурента, как этот слабоумный пришелец Иван…