Нам захотелось осмотреть крепость — символ побед русского оружия, но мы увидели только мраморную доску. врезанную в стену бывшей мечети, славящую князя Михаила Илларионовича Кутузова и его «православных ве нков, живот свой положивших» на этой земле, да высокий обелиск в честь павших за независимость Румынии в 1877 и в 1917 годах русских и румынских солдат. Больше от знаменитой крепости ничего не осталось.

Пошли в кинотеатр. Благо он был недалеко. Но Соби-не не повезло. Отходя от кассы, мой друг неосторожно зацепился за рекламный щит и оборвал пуговицу. Старшина даже покраснел от досады: не мог же он войти в кинозал с оторванным хлястиком.

— Ничего, пришьем, — успокоил я его. — У меня в бескозырке на такой случай со времен учебы в Школе юнг всегда иголка с ниткой имеются.

Выбрались из толпы. Осмотрелись. Наиболее подходя-ЩЩ местом сочли пустынный скверик рядом с кинотеатром. Возле калитки стоял какой-то гражданин в поношенном демисезонном пальто. Куря папиросу, он равнодушно смотрел то на одну, то на другую афишу рекламного щита.

Собина пришивал пуговицу, а я от нечего делать глазел ло сторонам. Неожиданно мой взгляд упал на обо-р;.-кую сторону щита. Протянувшаяся сюда сбоку рука стоявшего по ту сторону мужчины сбросила со столбика.

на котором был укреплен щит, снег и в ту же минуту снова исчезла. Мужчина тотчас повернулся и пошел к кинотеатру.

Чудно. Что он там искал?

— Ну, вот и готово, — с радостью сообщил Собина. — Пришил.

Тут, надевая хлястик, он заметил, что и вторая пуговица чуть не с мясом вырвана, держится на честном слове.

— Придется и ее перешить, —- сказал друг и опять приступил к делу.

Тем временем к рекламному щиту подошел другой

мужчина.

— Смотри, — обратил я внимание старшины. — Этот человек, по-моему, наш сосед. Он живет неподалеку от нашего радиоузла.

— Ну и что?

— Гляди, что он делает.

Мужчина, как и тот, первый, недавно стоявший на ■этом месте, нащупал верхнюю часть столбика, что-то там взял, быстро сунул в карман и стал удаляться.

— Подозрительно все это. Надо сообщить командиру. — говорю я старшине.

Собина подошел к столбику, ощупал его торец.

— Углубление, тайник. Проследи за ним. — Собина указал глазами на удаляющегося соседа. — А я доложу кому следует.

«Да уж сосед ли это? — думал я, шагая на приличном от мужчины расстоянии. —Уже вечер, пора домой, а он идет совсем в другую сторону».

Давно уже скрылся из виду рванувший в часть Собина. а я уходил от нее все дальше и дальше. Из-за прохожих, спешащих к кинотеатру, и дальности расстояния я не мог видеть лица того, за кем шел. Но что это? Он исчез. И лишь подойдя к перекрестку, я увидел, что объект моего наблюдения, свернув на соседнюю улицу, повернул обратно. Значит, я не ошибся. Это тот самый человек, что живет почти рядом с нашим домом связи.

На подходе к радиоузлу из-за угла вынырнул Собина.

— Дальше идти не надо, — сообщил он. — Там другие возьмут его под наблюдение. А мы постоим здесь. Хорошее местечко. К тому же дом его виден. Вернее, крыша да труба. Но и это хорошо. Он у работников СМЕРШа уже под наблюдением. Нам с тобой поручено следить, не появится ли где антенна. Гляди в оба! — шепотом приказал старшина.

Мы стояли возле газетной витрины, делая вид, что горячо обсуждаем прочитанное. А сами то и дело, как бы ненароком, поглядывали в нужную сторону. Но ничего подозрительного на крыше не было.

Прошло с полчаса. Но что это? Бросив очередной взгляд на крышу, я заметил возле самой трубы громоотвод, которого только что не было.

— Громоотвод! — прошептал я старшине.

— Не громоотвод, а антенна, — заметил с раздражением на мою несообразительность тот. — В часть, быстро! — скомандовал он.

Две минуты — и мы на месте. Все моряки, свободные от вахт, тут же были подняты по боевой тревоге.

Работник СМЕРШа, Собина и двое матросов, имея з карманах лишь пистолеты, будто прогуливаясь, походочкой вразвалку, направились к дому с подозрительным хозяином. А нам отдан приказ: «Ждать и быть наготове».

Не прошло и пяти минут, как вечернюю тишину прорезала автоматная очередь. За ней вторая, третья...

— Взять тихо не удалось. Вперед! — скомандовал командир.

И вот дом уже окружен. Вражеский лазутчик, передававший немецкому командованию сведения о подходящих к фронту наших частях, не сдается, поливает нас огнем из автомата, швыряет гранаты. Кругом свист пуль,

осколков. Есть и раненые... Да, тыловой город, а обстановка совсем как на фронте.

Посмотреть кинокартину в тот первый день нового, .1945 года не удалось. Но мы не расстраивались.

Случай на посту СНиС

Один день сменяется другим. То на посту стою, то на исправление телефонной линии иду, то обеды и ужины морякам готовлю. Как о радисте обо мне, похоже, забыли. На память то и дело приходит бытующая среди моряков поговорка: «Через день — на ремень, через два — на камбуз».

— Леонтьев — к начальнику узла связи! Быстро!

Опять в наряд или на повреждение. Так и есть.

— Поедешь на устранение повреждения телефонной линии с береговым постом! — получаю приказ.

— Есть!

Езда на мотоцикле по бездорожью особой радости не

предвещает. Но приказ есть приказ.

Сборы недолги, и вот мы уже в пути. Один из моих товарищей за рулем, другой в люльке, я, как самый молодой, трясусь на заднем сиденье. Автоматы, телефон и катушка с проводом в постоянной готовности. Мы то и дело притормаживаем, я соскахсиваю и бегу проверять провод. Уже, наверное, десяток раз соскочил, но линия везде исправна, повреждений нет.

— Домик связистов уже близко, а мы до сих пор без толку катим. Смотри лучше, — наказывает старший. — Должен же где-то быть этот проклятый обрыв!

Я и так смотрю. Смотрю, как говорится, в оба. Разве я виноват, что ничего нет... Хотя вот, кажется, что-то неладно. Выбегаю на небольшую поляну, в другом конце которой виднеется домик береговых наблюдателей. Но что это? Останавливаюсь перед небольшой выжженной площадкой. В нос бьет неприятный запах горелого мяса.

Присматриваюсь... О ужас! Из обезображенных трупов наших наблюдателей и связистов сложена фашистская свастика. Моряки облиты бензином и сожжены.

В числе погибших оказались два радиста. На их место в тот же день были откомандированы другие, а я занял место одного из ушедших.

Работа радиетов района СНиС, по сравнению с обеспечением радиосвязью командования батареи, была сложнее, труднее и ответственнее. По двадцать часов з сутки принимаю и передаю радиограммы, которыми командование Дунайской флотилии обменивается со штабом Военно-Морского Флота, наступающими сухопутными войсками, частями морской пехоты, кораблями Дунайской флотилии и командованием Черноморского флота. Радиограммы летят из гвардейского дивизиона бронекатеров, ведущего бои в районе Белграда — столицы Югославии, с кораблей флотилии, помогающих сухопутным войскам в освобождении городов Радуевац, Прахозо и Смедерово. Душой и сердцем я там, вместе с моряками кораблей, а физически здесь, в тылу. К счастью, быть здесь пришлось недолго. Прав был адмирал Горшков, что у всех у нас дорога на запад, вверх по Дунаю.

— Собирайся. Поедешь на действующие корабли флотилии, — сказал мне однажды начальник узла связи..

— Есть! — с радостью ответил я.

— На сборы два часа, — пояснил командир. — Поспеши. Ровно в одиннадцать часов быть на бронекатере. Будешь служить в бригаде речных кораблей.

Старший лейтенант, как равному, пожал мне руку и пожелал успешной службы на новом месте.

Вверх по Дунаю

Без пятнадцати одиннадцать я был уже на катере.

— В нашем полку прибыло! — радушно встретили, меня моряки. — Радист? Откуда? Где служил? — засыпали меня вопросами.

За два дня похода на катере я пересек три государственные границы — советско-румынскую, румыно-болгарскую и болгаро-югославскую — и прибыл в расположение бригады речных кораблей.

Первым, кого я здесь встретил, был дежурный, которым оказался... бывший командир роты рулевых Школы юнг Кравченко. На плечах офицера сверкали погоны уже не с тремя, а с четырьмя звездочками — капитан-лейтенанта.