Утром в расположении батальона появился начальник Учебного отряда Северного флота генерал-майор Броневицкий. Это была первая встреча юнг с таким высоким начальством. Состоялся митинг по поводу создания Школы юнг. До этого большинство из нас Броневиц-кого не видели. Зато слышали о нем много. Мы уже знали : он — выходец из потомственной матросской семьи, награжден многими орденами и медалями, в том числе орденами Ленина и Красной Звезды. После нам, юнгам, встречаться с Петром Семеновичем приходилось часто — не только в праздники, но и в будни. Броневицкий запомнился мне как энергичный, грамотный, волевой командир, не только сам хорошо знающий службу, но и умеющий привить любовь к ней и другим.
В тот, первый раз Броневицкого сопровождал начальник политического отдела Учебного отряда полковой комиссар Гришанов. Этого человека мы узнали чуть ли не в первый час пребывания на Соловках. Он всегда был в гуще моряков. Высокая должность и звание не мешали ему поговорить по душам не только с младшим командиром, краснофлотцем, но и юнгой. Стоило заняться ему нашим батальоном, как тут же в части развернулась работа по созданию партийной и комсомольской организаций, активизировалось оборудование учебных классов. Василий Максимович сердцем и разумом понимал, что от того, с какими знаниями мы выйдем из Школы юнг, во многом будут зависеть наши успехи в смертельной схБатке с врагом. Каждое его слово, пусть даже выраженное не в форме приказа, а сказанное дружеским тоном, было для нас законом. Мы знали: Василий Максимович зря ничего не скажет, за его плечами большой опыт. Старшина Воронов рассказывал, что этот человек, будучи батальонным комиссаром, в студеную зиму 1939/40 года водил отряд моряков-добровольцев в бой против белофиннов. При этом моряки, воодушевленные Гришановым, проявили беспримерное мужество и героизм.
Чуткий, внимательный, Василий Максимович заботился о юнгах как о своих собственных детях. Таким он запомнился нам на всю жизнь. Даже много лет спустя, став адмиралом, членом военного совета, начальником политуправления Военно-Морского Флота, не забывал написать знакомым юнгам письмо, поздравить того или иного своего питомца с достигнутыми им успехами. Да и потом, когда Василий Максимович уже давно был в отставке, многие из нас, в том числе и алтор этих строк, регулярно получали от него не только поздравительные открытки н телеграммы к праздникам, но и дружеские письма с добрыми вестями, советами и наставлениями,
А в тот памятный день Броневлцкшт и Гришанов припыли в расположение батальона для того, чтобы перса, началом учебного года сказать юнгам теплые напутственные слова. За давностью времени речи высоких командиров в памяти не сохранились, помню только, что смысл их был примерно таков:
— Дорогие юные друзья! Бот н сбылись ваши ы -сты. Через несколько дней в школе начнутся регулярные занятия по овладению морскими знаниями. Станет еще труднее, чем сейчас. Будете учиться и продолжать строительные работы. Понимаем, что тяжело, очень тли- ?ло, но таково веление времени. Учитесь настойчиво, старательно. Те из вас, кто будет хорошо учиться, могут быть выпущены на действующие флоты досрочно, а кто получит свидетельства об окончании Школы юнг с отличием, будет иметь право выбора флота. Рапорты о посылке на тот или иной флот следует подать в день начала занятий 1 сентября своим младшим командирам. Они до самого вашего отъезда с Соловков будут храниться в штабе части. Желаем вам стать отличными морскими специалистами! В добрый путь, будущие флотоводцы!
Юнги дружно заулыбались. Броневицкий и Гришанов их за это не осудили. Ходили слухи о том, что даже нарком Военно-Морского Флота Николай Герасимович Кузнецов службу на флоте начинал юнгой. Насколько они соответствовали правде, мы не знали, но хотелось им верить. Не зря ведь говорят: «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом».
Во время обеда Саша Плюснин, занимавшийся тонкой печей в здании штаба, сообщил о том, что побывавшее в батальоне высокое начальство осталось недовольно нашим внешним видом.
— Бескозырки без ленточек, шинели не по росту, у некоторых без пуговиц и хлястиков. Не моряки, а оборванцы какие-то, — выговаривал якобы генерал начальнику школы. — Даю десять дней сроку. За это время форма юнг должна быть приведена в полный порядок. С материка доставлены большие партии шинелей, бескозырок, ботинок малых размеров, флотские ремни и ленточки. Большую часть обмундирования заменить, а тем, кому оно не подойдет, подогнать в мастерской Учебного отряда. В кремле эта работа уже проведена...
Внешний вид большинства юнг действительно не выдерживал никакой критики, но мы, целыми днями занимавшиеся строительными и камбузными работами, с этим уже смирились. Одеться получше, походить на настоящих моряков нам, рсонечно, хотелось, но при выполнении таких работ, как трелевка леса, чистка картошки и рыбы, новая форма была вроде бы даже и ни к чему. Тем не менее приказ командира Учебного отряда стал выполняться незамедлительно. Через два дня рота радистов была полностью переобмундирована. Почти все юнги получили шинели и бескозырки, сшитые специально для Школы юнг. Об этом, выполняя приказ наркома, позаботилось Главное управление портов Военно-Морского Флота. Теперь без стеснения можно было ке только в строй вставать, но даже в увольнения ходить. Правда, ходить-то было некуда. Разве что в кремль, но туда отпускали или посылали только по неотложным делам. Огорчало лишь то, что вместо ленточек с надписью «Северный флот» или, на худой конец, «Учебный отряд Северного флота», какие мы рассчитывали иметь, получили ленточки с прозаическим текстом. У одних «Школа юнгов ВМФ», у других просто «Школа юнгов». Не было и косиц с нравившимися нам красочными якорями. Вместо них непривычные для глаза бантики. При надевании ленточки на бескозырку они оказывались с правой стороны, повыше уха.
— Не моряки, а мальчики с бантиками, — взглянув на юнг с высоты своего, по сравнению с нами, солидного роста, хмыкнул опять Митька Рудаков. — Школа юнгов.., Школа юнгов... Братцы, да ведь тут ошибка. Надо было оттиснуть не «Школа юнгов», а «Школа юнг» или «Школа юнг ВМФ».
Кто из изготовителей ленточек был не в ладах с русским языком, мы тогда, конечно же, не установили. А то, что бывший отличник Очерской средней школы Митя Рудаков прав, после подтвердил и преподаватель русского языка и литературы Школы юнг Павел Павлович Вишнев. Впоследствии ошибку исправили, и юнги следующих наборов на сеоих бескозырках носили ленточки с надписью «Школа юнг ВМФ».
Новая, хорошо подогнанная форма преобразила нас неузнаваемо. Все ревностно ухаживали за ней. Выкраивая немногочисленные свободные минуты, до ослепительного блеска драили бляхи ремней и пуговицы шинелей, с нетерпением ждали своей очереди на единственный на всю роту паровой утюг. Потерявшие надежду его дождаться позаимствовали у одной из местных хозяек доставшийся ей, наверное, в наследство от соловецких монахов чугунный утюг, разогревали его на камбузной плите (кок Московский, сам большой щеголь, ходивший в брюках-клеш, это милостиво разрешал) и до полного охлаждения елозили им по недавно полученным со склада суконным брюкам.
Любивший содержать свою форму в образцовом состоянии Сережка Филин однажды притащил с камбуза выдранный из ящика из-под консервов кусок фанеры, хитро мне подмигнул.
— Немного потрудимся, и стрелочки на брюках будут обеспечены.
Он достал из-под набитого морскими водорослями матраса привезенный еще с гражданки перочинный ножик, вытащил из вещевого мешка брюки, отбросил матрас на постель соседа, разостлал брюки на досках нар и выкроил из фанеры что-то похожее на две штанины, только чуть пошире их.
— Режь, должно получиться два клина, — подавая нож, приказал мне друг. — Смочим внутри места складок мыльной водичкой, вставим клинья в брюки и на ночь положим под матрас. К утру брюки без особого труда и утюга под тяжестью тела будут как выглаженные. Уловил? — подражая командиру роты, спросил Филин.
