противъ священныхъ правилъ грамматики, гдѣ они находятъ въ моихъ стихахъ солецизмы, варваризмы, неправильности размѣра. Они плохо знаютъ свое ремесло и потому не могли заказать въ моей книгѣ ни одной подобной ошибки, процитировавъ опредѣленное мѣсто. Я же знаю, что я не свободенъ отъ погрѣшности противъ грамматики, но они не сумѣли найти ихъ. Они ограничились тѣмъ, что заказали на нѣсколько отдѣльныхъ словъ, по ихъ мнѣнію, устарѣлыхъ, на слишкомъ краткіе, темные, неблагозвучные обороты рѣчи. Обогащенный столь замѣчательными свѣдѣніями, наз^гченный и просвѣщенный въ трагическомъ искусствѣ мз’дростыо такихъ з’ченыхъ знатоковъ, я вернулся въ Сіену. Здѣсь я рѣшилъ продолжать подъ своимъ личнымъ наблюденіемъ печатаніе трагедій, чтобы з^тсиленной работой развлечься отъ скорбныхъ мыслей. Когда я разсказалъ дрз^ггу объ указаніяхъ и познаніяхъ, которыя я почерпнз^лъ з’’ литератз^гр-ныхъ оракзчювъ Италіи, въ особенности пизанскихъ и флорентинскихъ,—мы провели немало веселыхъ минз^ттъ, прежде чѣмъ взяться за работу по печатанію новыхъ трагедій, давшихъ педантамъ также поводъ смѣяться надо мной.

Я принялся за печатаніе горячо, но черезчз^тръ поспѣшно; уже въ концѣ сентября, т. е. менѣе чѣмъ черезъ два мѣсяца, вышли въ свѣтъ шесть трагедій въ двз^хъ томахъ, которые вмѣстѣ съ предыдущимъ томомъ, заключающимъ четыре трагедіи, образуютъ совокзшность перваго изданія. Тз'тъ на горькомъ опытѣ мнѣ пришлось з^гзнать то, чего я не зналъ еще. За нѣсколько мѣсяцевъ передъ тѣмъ я познакомился съ газетами и журналистами. Теперь мнѣ пришлось познакомиться съ цензорами рз^копи-сей, инспекторами типографій, наборщиками, печатниками и метранпажами. Послѣднія три категоріи можно, по крайней мѣрѣ, смягчить и обезвредить деньгами; но что подѣлаешь съ цензорами и инспекторами, духовными и свѣтскими? ІІоневолѣ приходится терпѣть ихъ и з^ткро-щать посѣщеніями и лестью. И это не легкое дѣло. Для

первыхъ трагедій эти труды взялъ на себя другъ Гори. И онъ былъ готовъ возобновить ихъ для слѣдующихъ двухъ томовъ. Но я, пожелавъ отвѣдать всего понемногу на этомъ свѣтѣ, рѣшилъ воспользоваться случаемъ, чтобы узрѣть хмурыя брови цензоровъ и напыщенную важность инспекторовъ. И я нашелъ бы здѣсь богатое поприще для смѣха, если бы душа моя не была повержена въ такую печаль.

Я тогда впервые въ жизни самъ правилъ корректуры; но я былъ въ то время слишкомъ истомленъ и мало способенъ проявить при исправленіи стиля моихъ трагедій то прилежное вниманіе, которое долженъ былъ бы проявить, которое могъ да и выказалъ нѣсколько лѣтъ спзютя, переиздавая ихъ въ Парижѣ. Для исправленія стиля корректуры представляютъ самыя большія удобства, такъ какъ среди отрывковъ, отдѣльныхъ и оторванныхъ отъ совокупности произведеній, глазъ легче видитъ неловкія выраженія, темные обороты, нескладности стиха, однимъ словомъ, всѣ тѣ маленькіе промахи, незначительные каждый по себѣ, которые вмѣстѣ портятъ впечатлѣніе отъ вещи. Тѣмъ не менѣе, даже по мнѣнію моихъ недоброжелателей, эти шесть трагедій были лучше, чѣмъ ихъ четыре предшественницы. Я хорошо сдѣлалъ тогда, что не присоединилъ къ напечатаннымъ десяти трагедіямъ оставшихся четырехъ, въ особенности „ Заговоръ Пацци“ и „Марію Стюартъ"; въ моихъ обстоятельствахъ они могли бы ухзщшить мое положеніе, а главное, доставить еще больше непріятностей той, чья е\^тдьба была мнѣ дороже своей собственной.

Тѣмъ временемъ утомленіе отъ исправленія корректуръ, съ которыми приходилось неистово спѣшить, и которыми я обычно занимался тотчасъ послѣ обѣда, вызвало у меня острый припадокъ подагры, изучившей меня цѣлыя двѣ недѣли; сперва я не захотѣлъ улечься въ постель. То былъ зокъ второй припадокъ; первый, гораздо болѣе легкій, случился въ Римѣ нѣсколько болѣе года тому назадъ. Я з'бѣдился на этотъ разъ, что это развлеченіе

мнѣ сзокдено испытать еще не однажды въ теченіе жизни. Болѣзнь была вызвана ДВ30.ІЯ причинами: душевными горестями и чрезмѣрными умственными занятіями. Однако, строгая з'мѣренность режима, котораго я держался, з^гспѣшно противодѣйствовала ей. Поэтому до сихъ поръ моя болѣзнь обнаруживала себя рѣдко и сравнительно слабо.

Печатаніе книгъ подходило уже къ концу, когда я получилъ изъ Неаполя отъ Кальсабиджи длинное письмо по поводз^ первыхъ моихъ четырехъ трагедій. Оно было испещрено цитатами на разныхъ языкахъ, но въ общемъ довольно дѣльно. Не откладывая, я сѣлъ писать отвѣтъ. Это было въ тз^т порз^ первое и единственное выраженіе разумной, справедливой и просвѣщенной критики. Къ томз' же въ отвѣтѣ мнѣ представился случай изложить и развить мои мысли по этомз^ предметз¹'; съ тѣмъ вмѣстѣ, выясняя самъ, въ чемъ заключались мои промахи, я позвалъ моихъ неловкихъ езщей, что слѣдуетъ критиковать разз^мно и толково—или молчать. Эта статья, сочиненіе которой не стоило мнѣ почти никакого труда, ибо въ умѣ моемъ уже вполнѣ сложились нз'жныя мысли, могла еще со временемъ послужить предисловіемъ къ собранію всѣхъ моихъ трагедій, когда онѣ закончатся печатаніемъ. Но я все-таки не хотѣлъ присоединять ее къ сіенскому изданію; оно имѣло для меня только значеніе пробнаго шага, и потому ему слѣдовало появиться безъ какихъ-либо оправдывающихъ соображеній, чтобы навлечь на себя со всѣхъ сторонъ стрѣлы зоиловъ. Я былъ увѣренъ, что стрѣлы эти дадутъ мнѣ не смерть, а жизнь, потому, что ничто не вливаетъ столько бодрости въ пуиіу писателя, какъ глупая критика. Я обошелъ бы молчаніемъ этотъ маленькій и хитрый разсчетъ моего авторскаго самолюбія, если бы въ самомъ приступѣ къ этой болтовнѣ не поставилъ себѣ цѣлью и не далъ обѣщанія не умалчивать ни о чемъ, вѣрнѣе—почти ни о чемъ, что меня касается, и во всякомъ случаѣ объяснять свои поступки лишь тѣми побужденіями, которыя строго согласуются съ истиной. По окончаніи печатанія я выпз'стилъ въ свѣтъ

оба свои тома въ началѣ октября и сохранилъ у себя третій томъ, чтобы вызвать новую войнз' тотчасъ послѣ того, какъ вторая утихнетъ и горизонтъ снова прояснится.

Но пока я такимъ образомъ освободился отъ дѣла, мною съ новой силой овладѣла тоска по моей Дамѣ. Такъ какъ надежда увидѣться съ нею никакимъ образомъ не могла осуществиться этой зимой, я,—разбитый, отчаявшійся и неспособный нигдѣ найти себѣ покоя, задумалъ совершить большое путешествіе по Франціи и Англіи. Эта мысль явилась мнѣ не потому, чтобы у меня было живое желаніе или любопытство вновь посѣтить эти страны, которыми я былъ ужъ пресыщенъ предыдущей поѣздкой; я хотѣлъ только двигаться. Это всегда было единственнымъ утѣшеніемъ, единственнымъ лекарствомъ, которыя помогали мнѣ въ скорби. Я хотѣлъ также воспользоваться слз^гчаемъ и купить себѣ нѣсколько англійскихъ лошадей. Это была, и есть, третья изъ моихъ страстей; она настолько пылка, такъ дерзка и столь часто вспыхивала, что не разъ рѣзвые скакз’ны встзшали въ бой съ книгами и стихами и, признаюсь, иногда выходили побѣдителями.

Въ печали, которою было сковано мое сердце, музы имѣли мало власти надо мной. Такимъ образомъ, изъ поэта обратившись въ лошадника, я отправился въ Лондонъ, только и думая о красивыхъ лошадиныхъ головахъ, о крѣпкой груди, высокой холкѣ, широкомъ крз^гпѣ, и совершенно позабылъ о своихъ изданіяхъ и еще неизданныхъ трагедіяхъ. Эти глзшости отняли 3^ меня цѣлыхъ восемь мѣсяцевъ, въ теченіе которыхъ я ровно ничего не дѣлалъ, не занимался и ничего не читалъ, если не считать отрывковъ изъ моихъ излюбленныхъ четырехъ поэтовъ, изъ коихъ то одинъ, то другой располагался въ моемъ карманѣ, такъ какъ они были моими неразлз'чными спутниками во всѣхъ путешествіяхъ... Мои мысли были безраздѣльно поглощены отсутствз’іоіцею Дамой, къ которой я время отъ времени обращался съ элегическими сти

хами.

Глава XII.

ТРЕТЬЕ ПУТЕШЕСТВІЕ ВЪ АНГЛІЮ, ЕДИНСТВЕННОЙ ЦѢЛЬЮ КОТОРАГО БЫЛА ПОКУПКА ЛОШАДЕЙ.

Въ половинѣ октября я выѣхалъ изъ Сіены и направился въ Геную черезъ Пизу и Леричи. Гори сопровождалъ меня до Генуи, гдѣ мы разстались черезъ два или три дня. Онъ опять поѣхалъ въ Тоскану, а я сѣлъ на корабль, отходившій въ Антибъ. Путешествіе продолжалось недолго, немного болѣе восемнадцати часовъ, но оно было небезопасно, и я провелъ ночь въ нѣкоторомъ страхѣ. Фелука была невелика; на ней помѣщалась моя карета, и это представляло опасность со стороны равновѣсія; и море и вѣтеръ были неблагопріятны, что заставило меня пережить много непріятныхъ минутъ.