Такимъ образомъ, это почти пятимѣсячное пребываніе въ Сіенѣ цѣлительно подѣйствовало на мой духъ и разумъ. Кромѣ работы надъ произведеніями, которыя я назвалъ, я съ настойчивостью и успѣхомъ продолжалъ изученіе римскихъ классиковъ, изъ которыхъ Ювеналъ такъ глз^боко поразилъ меня, что я впослѣдствіи постоянно перечитывалъ его съ тѣмъ же увлеченіемъ, какъ и Горація. Наступила зима, которая очень непріятна въ Сіенѣ, и такъ какъ я еще не излечился отъ юношеской тоски по новымъ мѣстамъ, то въ октябрѣ рѣшилъ переѣхать во Флоренцію, не будучи увѣренъ, проведз' ^ли тамъ зиму, или вернусь въ Туринъ. Но едва я успѣлъ поселиться во Флоренціи, устроившись только на мѣсяцъ, какъ неожиданное обстоятельство прикрѣпило меня къ этомз' городз^г и заставило пробыть въ немъ цѣлые годы. Это обстоятельство счастливымъ образомъ побудило меня навсегда отказаться отъ родного города; тогда-то, нако-

нецъ, я обрѣлъ среди золотыхъ цѣпей, которыя незамѣтно опутали меня здѣсь и ласково приковали, ту свободу литературнаго творчества, безъ которой я не создалъ бы ничего хорошаго, если и признать, что я кое-что создалъ.

Предшествующимъ лѣтомъ, которое я провелъ, какъ уже говорилъ, цѣликомъ во Флоренціи, мнѣ приходилось, не ища вовсе этихъ встрѣчъ, часто видѣть одну необыкновенно красивую и чрезвычайно привлекательную даму. Такъ какъ она была иностранка и изъ высшаго общества, невозможно было, увидѣвъ ее, не обратить на нее вниманія; притомъ добавлю—обративъ вниманіе не почувствовать ея неотразимаго очарованія. Почти вся мѣстная знать и всѣ родовитые иностранцы бывали въ ея домѣ; но такъ какъ я былъ погруженъ въ свои занятія и въ свою меланхолію, къ тому же обладалъ дикимъ и лричл'дливымъ нравомъ и упорно избѣгалъ тѣхъ женщинъ, которыя казались мнѣ самыми прекрасными и привлекательными, то я и не захотѣлъ въ первое свое пребываніе во Флоренціи быть введеннымъ въ ея домъ. Однако, случалось встрѣчать ее очень часто въ театрѣ и на прогулкахъ. Отъ этихъ встрѣчъ у меня въ глазахъ и на сердцѣ сладко запечатлѣлся ея образъ; черные глаза, горѣвшіе тихимъ огнемъ, въ соединеніи (рѣдкое сочетаніе!) съ очень бѣлой кожей и совершенно свѣтлыми волосами придавало ея красотѣ печать торжественности, которая не могла оставить равнодушнымъ того, кто видѣлъ ее, и отъ созерцанія которой жаль было оторваться.

Ей было двадцать пять лѣтъ; она обладала большой любовью и прекраснымъ вкусомъ къ литератзфѣ и искусству; у ней былъ золотой нравъ, и, несмотря на это, ея семейныя обстоятельства были тяжелы и печальны и не давали того счастья и довольства, которыхъ она за-сл}'живала. Слишкомъ много было въ ней обаянія, чтобы я прошелъ мимо.

Но очутившись осенью вновь во Флоренціи, подъ вліяніемъ одного изъ друзей, который настойчиво побуждалъ меня представиться ей, я, считая себя достаточно крѣп-

кимъ, отважился пренебречь опасностью. Очень скоро я почувствовалъ себя въ плѣну, почти не замѣтивъ, какъ это случилось. Однако, колеблясь еще между рѣшающимъ „да“ и „нѣтъ* этого пламени, внезапно мной обуявшаго, я въ декабрѣ на почтовыхъ умчался въ Римъ. Это было безумное и з'томительнее путешествіе, не давшее никакихъ результатовъ, если не считать сонета о Римѣ, который я однажды ночью написалъ въ жалкой гостиницѣ въ Баккано, гдѣ мнѣ не удавалось сомкн}ПЪ глазъ. Поѣхать, побыть въ Римѣ и вернз'ться,—все это заняло двѣнадцать дней. По дорогѣ туда, какъ и на обратномъ пз'ти, я проѣзжалъ черезъ Сіену. Тамъ я повидался съ Гори, который не освободилъ меня отъ новыхъ цѣпей, уже болѣе чѣмъ на половинз' меня сковавшихъ. Возвращеніе во Флоренцію заключило меня въ нихъ навсегда. Приближеніе этой четвертой и послѣдней сердечной горячки, къ счастью, проявилось совсѣмъ иными симптомами, чѣмъ припадки трехъ предыдущихъ. Тѣ были безразсудны. Разсз^тдокъ и сердце въ моей новой любви создавали противовѣсъ другъ другу и образовали невыразимое сочетаніе, въ которомъ было, пожалз'й, меньше пылу и стремительностію, но за то они придавали чувству больше углз'бленности, дѣлали его болѣе дз^шевнымъ и прочнымъ. Таковъ былъ огонь, который съ той поры бросалъ свой отблескъ на всѣ мои привязанности и мыс ли, и который можетъ исчезнуть лишь вмѣстѣ съ моей жизнью. Я понялъ, наконецъ, послѣ двухъ мѣсяцевъ томленія, что нашелъ въ ней свою истиннзчо избранницз^ ибо не встрѣтилъ, какъ въ дрзтнхъ женщинахъ, препятствій для своей литератзфной славы, и любовь, которзто она выразила мнѣ, не отвращала меня отъ работы и не разсѣивала моихъ мыслей; наоборотъ, я въ ней чз^твствовалъ побз^г-жденіе и примѣръ для всего, что было моимъ благомъ. Я сз⁷мѣлъ понять и оцѣнить это рѣдкое сокровище и съ того времени съ беззавѣтной страстностью отдался ей. И я не ошибся, потому что спустя цѣлыхъ двѣнадцать лѣтъ, въ день, когда я повѣряю 63'магѣ эти безз’мства,

уже вошедшія, увы! въ печальную полосу разочарованій,, я все болѣе воспламеняюсь любовью къ ней по мѣрѣ того, какъ течетъ время, разрушая въ ней то, что не есть она сама,—хрупкія прелести смертной красоты. Каждый день сердце мое возвышается, смягчается, облагораживается благодаря ей, и я рѣшаюсь сказать, рѣшаюсь вѣрить, что она чувствуетъ то же по отношенію ко мнѣ, и что сердце ея, находя опору въ моемъ, черпаетъ въ немъ новыя силы.

Глава VI.

Я ПЕРЕДАЮ ВСЕ СВОЕ ИМУЩЕСТВО СЕСТРѢ.

НОВЫЙ ПРИСТУПЪ СКУПОСТИ.

Я радостно принялся за работу съ просвѣтленнымъ и утоленнымъ сердцемъ, какъ человѣкъ, нашедшій, наконецъ, свою цѣль и опору. Про себя я твердо рѣшилъ не покидать Флоренціи, по крайней мѣрѣ, до тѣхъ поръ, пока моя любовь бзщетъ жить здѣсь.

Насталъ моментъ для выполненія плана, который давно з'же созрѣвалъ въ моей головѣ, и осз’іцествленіе котораго сдѣлалось для меня безусловной необходимостью въ тотъ день, когда я съ такой вѣрностью отдалъ свое сердце столь достойному суіцествз?.

і₇₇8.

Я всегда ощущалъ, какъ нѣчто превышающее мои силы, тяжесть и докз^чность цѣпей своего рабскаго положенія на родинѣ, и среди нихъ въ особенности незавиднз^гю привиллегію знатныхъ феодаловъ—обязанность испрашивать у короля разрѣшеніе для того, чтобы покинз^ть королевство даже на самое короткое время; разрѣшеніе это министръ нерѣдко выдавалъ съ нѣкоторыми затрз'дне-ніями, нелюбезно и всегда чѣмъ-нибущь ограничивалъ.

Мнѣ приходилось уже раза четыре или пять обращаться къ нему съ этого рода просьбами, и хотя каждый разъ мнѣ разрѣшали, я находилъ несправедливость!© самую необходимость разрѣшеній (ея не существовало ни для младшихъ членовъ аристократическихъ семей, ни для горожанъ, къ какому бы классу они не относились, за исключеніемъ состоявшихъ на службѣ); такимъ образомъ, всякій разъ я подчинялся съ отвращеніемъ, все возраставшимъ по мѣрѣ того, какъ отрастала моя борода. Каплей, переполнившей мое терпѣніе въ этомъ дѣлѣ, была послѣдняя нелюбезность министра, о которой я уже упоминалъ. Кромѣ того, мои писанія день ото дня становились многочисленнѣе: эта „ Виргинія^ч, которую я написалъ прозой въ томъ духѣ свободы и съ такой силой, какъ того требуетъ сюжетъ; моя книга „О тиранніи¹¹,. написанная такъ, какъ если бы я родился и выросъ въ странѣ справедливости и настоящей свободы; удовольствіе и живое одушевленіе, которое я находилъ въ чтеніи Маккіавелли, Тацита и немногихъ другихъ писателей, возвышенныхъ и свободныхъ; размышленія, приведшія къ тому, что я далъ себѣ ясный отчетъ въ своемъ положеніи—въ невозможности оставаться въ Туринѣ, если желаешь печататься, и въ невозможности печататься, если желаешь оставаться въ Туринѣ; глубокое убѣжденіе, что меня ждутъ тысячи опасностей и препятствій, если я будз^г печататься внѣ Турина, оставаясь подвластнымъ законамъ своего отечества, которые я приведу ниже; прибавьте къ этимъ соображеніямъ, достаточно важнымъ и яснымъ для всѣхъ, еще страсть, которая совсѣмъ по новомз^г, къ моему величайшему счастью, овладѣла мною. Всего этого, кажется, достаточно, чтобы приступить съ з'порствомъ и жаромъ къ важномз' дѣлу, задуманномз' мной— къ освобожденію себя отъ пьемонтскаго подданства, насколько это возможно, и разрыву навѣки, во что бы то ни стало, съ гнѣздомъ, гдѣ я родился.