такую вещь? Жестокая! Лучше было бы убить меня...“ Тутъ она, въ свою очередь, перебила меня и понемногу все разсказала, признавшись въ своей грубой страсти; пока она разсказывала всѣ мучительныя и невѣроятныя подробности этого, я оставался ледянымъ, недвижимымъ и безчувственнымъ, какъ камень. Мой предшественникъ и достойный соперникъ находился еще въ домѣ ея мужа. Онъ первый прослѣдилъ похожденія своей любовницы, открылъ мое первое посѣщеніе ея дома и то обстоятельство, что моя лошадь провела цѣлую ночь на сосѣднемъ постояломъ дворѣ; вмѣстѣ съ другими слугами дома онъ замѣтилъ и узналъ меня при моемъ вторичномъ посѣщеніи, въ воскресенье вечеромъ. Наконецъ, зазнавши о моей дз^эли съ мз^г-жемъ и замѣтивъ его глз^бокое огорченіе по поводз^г того, что приходилось разводиться съ женщиной, которую онъ такъ горячо любилъ, жокей рѣшилъ все открыть хозяинз^-. Имъ руководило чз'вство мести и желаніе наказать свою непостоянную любовницу и соперника, предпочтеннаго емз’. Этотъ конюхъ-герой нагло сознался во всемъ и подробно разсказалъ исторію своей трехлѣтней связи съ хозяйкой; затѣмъ онъ горячо з'бѣждалъ хозяина не оплакивать потерю такой женщины: это скорѣй являлось избавленіемъ свыше. Я позже узналъ эти отвратительныя, безжалостныя подробности; она разсказала мнѣ лишь по возможности о самомъ фактѣ, да еще въ смягченномъ видѣ.

Нѣтъ словъ, чтобъ описать мое страданіе, мою ярость, невѣроятныя, гибельныя и напрасныя рѣшенія, которыя я принималъ и отвергалъ въ тотъ вечеръ, мои стопы, вопли и ругательства и, несмотря на весь этотъ гнѣвъ и отчаяніе, мою необз^зданнзчо и непоколебимую любовь къ столь недостойному существзч Съ тѣхъ поръ прошло двадцать лѣтъ, но и теперь еще, при воспоминаніи, кровь закипаетъ во мнѣ. Въ этотъ вечеръ я оставилъ ее, сказавъ, что ея з’вѣренность въ томъ, что я ни за что не женюсь на ней, показываетъ, какъ она хорошо успѣла изучить меня; и что, з’знавъ о такомъ безчестіи

послѣ женитьбы, я бы непремѣнно убилъ ее, а затѣмъ и себя, если бы, впрочемъ, могъ любить ее тогда также, какъ теперь. Я прибавилъ, что презираю ее меньше, чѣмъ слѣдуетъ, за то, что она имѣла честность и мужество добровольно признаться мнѣ во всемъ и что во мнѣ она б}’детъ имѣть вѣрнаго друга, который никогда не покинетъ ее; я готовъ слѣдовать за ней и жить съ ней въ какомъ-нибудь неизвѣстномъ уголкѣ Европы или Америки, гдѣ она пожелаетъ, но никогда она не станетъ моей женой и не будетъ ею считаться.

Такимъ образомъ, я покинулъ ее въ пятницу вечеромъ. Сердце мое терзала тоска. Въ субботу я всталъ на разсвѣтѣ и, увидавъ на своемъ столикѣ огромный газетный листъ, случайно заглянулъ въ него; первое, что мнѣ бросилось въ глаза, было мое имя. Разворачиваю его и читаю дс -вольно длинную статью, въ которой во всѣхъ подробностяхъ и очень точно разсказана моя исторія. Кромѣ того, были описаны печальныя и смѣшныя обстоятельства моего соперничества съ конюхомъ; указывалось его имя, возрастъ, наружность и вся исторія его признанія хозяину. Я чуть не упалъ замертво, читая подобныя вещи, и только придя въ себя, я понялъ, что вѣроломная женщина добровольно призналась мнѣ уже послѣ того, какъ въ газетахъ было разсказано обо всемъ въ пятницу утромъ. Тогда, потерявъ всякое самообладаніе, я побѣжалъ къ ней и сталъ осыпать ее самыми яростными, горькими и презрительными укорами, перемѣшанными со словами любви, страданія и съ отчаянными рѣшеніями; я поклялся ей, что она никогда меня не увидитъ, но черезъ нѣсколько часовъ снова былъ у нея. Я -оставался съ ней цѣлый день, а затѣмъ приходилъ ежедневно. Наконецъ, она рѣшила покинуть Англію, гдѣ стала притчей во языцѣхъ, и отправилась на нѣкоторое время во Францію, въ монастырь; я сопровождалъ ее и мы долго странствовали по разнымъ графствамъ Англіи, чтобы какъ можно дольше не разставаться,—хотя я и презиралъ себя за это. Но въ ми-нуту, когда чувство мести и стыдъ взяли верхъ надъ

ЖИЗНЬ ВИТТОРІО АЛЬФІЕРИ. 9

любовью, я оставилъ ее въ Рочестерѣ, откзща она поѣхала черезъ Дувръ во Францію со своей невѣсткой. Я же возвратился въ Лондонъ.

Вернувшись, я узналъ, что мз^жъ въ бракоразводномъ процессѣ ссылался на меня и этимъ оказалъ мнѣ предпочтеніе передъ нашимъ третьимъ тріумвиромъ, своимъ собственнымъ конюхомъ, котораго онъ даже оставилъ у себя на службѣ: вотъ какимъ великодушіемъ и евангельскимъ терпѣньемъ отличается ревность англичанина. Что касается меня, я очень одобрялъ поведеніе оскорбленнаго мужа. Онъ не захотѣлъ убить меня, когда могъ бы, по всей вѣроятности, это сдѣлать; не захотѣлъ также взять съ меня выкзша, на что имѣлъ право по законамъ страны, гдѣ каждая обида расцѣнивается по особому тарифу и гдѣ за наставленіе роговъ приходится платить очень дорого. Если бы вмѣсто шпаги мнѣ пришлось вынзчъ кошелекъ—я былъ бы разоренъ или, по крайней мѣрѣ, мои дѣла совсѣмъ пошатнулись бы; на самомъ дѣлѣ, потеря его была громадна, если принять во вниманіе его глубокую любовь къ женѣ и обиду нанесенную ему конюхомъ, который по отсз’л'ствію средствъ не могъ возмѣстить ее; и потому, соразмѣряя вознагражденіе съ ущербомъ, мнѣ пришлось бы заплатить по меньшей мѣрѣ десять или двѣнадцать тысячъ цехиновъ. Итакъ, добрый и честный молодой человѣкъ велъ себя въ этомъ дѣлѣ гораздо лз^тчше, чѣмъ я того заслужилъ. Процессъ продолжался съ Запоминаніемъ моего имени: дѣло было совершенно ясно благодаря многочисленнымъ свидѣтелямъ и признаніямъ разныхъ лицъ. Моего участія совсѣмъ не потребовалось. Я могъ покинз’ть Англію когда заодно и зазналъ лишь позже, что мз'жъ получилъ полный разводъ. Выть можетъ, я напрасно разсказалъ въ такихъ подробностяхъ этотъ З’жасный эпизодъ изъ моей жизни, который имѣетъ значеніе только для меня; но я нарочно настаиваю на немъ, такъ какъ онъ очень нашумѣлъ въ свое время и представляетъ собой одинъ изъ главныхъ слз'чаевъ, когда я могъ изучить себя на дѣлѣ. Откровенно разсказавъ обо

всѣхъ подробностяхъ этого приключенія, мнѣ кажется, я доставляю случай всесторонне узнать меня тѣмъ, кто бы этого захотѣлъ.

Глава XII.

СНОВА ПУТЕШЕСТВІЯ ВЪ ГОЛЛАНДІЮ, ФРАНЦІЮ, ИСПАНІЮ, ПОРТУГАЛІЮ; ВОЗВРАЩЕНІЕ НА РОДИНУ.

6 мая.

Переживъ такое жестокое потрясеніе, я не могъ успокоиться, пока передъ глазами моими были тѣ же мѣста и предметы, среди которыхъ все происходило; такимъ образомъ, я поддался увѣщаніямъ немногихъ дрз^тзей, сочувствовавшихъ горестномз' моему положенію, и уѣхалъ.

Я покинулъ Англію въ концѣ іюня; съ измученной душой, нуждающейся въ поддержкѣ, я рѣшилъ сначала направить свой пз^тть къ моему другу д’Акуна, въ Голландію. Въ Гдагѣ я пробылъ съ нимъ нѣсколько недѣль, не видясь больше ни съ кѣмъ; онъ утѣшалъ меня, насколько могъ, но рана была слишкомъ глз^бока. Такъ какъ моя меланхолія вмѣсто того, чтобы разсѣиваться, съ каждымъ днемъ росла, я рѣшилъ, что мнѣ бз^гдз^тъ полезны движеніе и развлеченіе, связанныя съ путешествіемъ. И я отправился въ Испанію. Это была чуть ли не единственная страна въ Европѣ, которой я не зналъ и я уже давно подумывалъ о томъ, чтобы съѣздить тз'да. Я 113-е-тился въ пзпгь по направленію къ Брюсселю, по странѣ, которая лишь бередила мои сердечныя раны, особенно когда я начиналъ сравнивать мою первую любовь въ Голландіи съ этой страстью въ Англіи; продолжая мечтать, безумствовать, плакать и молчать, я пріѣхалъ, наконецъ, въ Парижъ. Этотъ огромный городъ понравился мнѣ теперь не больше, чѣмъ въ первый разъ, и ничѣмъ не могъ развлечь меня. Я провелъ здѣсь около мѣсяца,

пережидая сильныя жары. Во время этого моего пребыванія въ Парижѣ я могъ бы легко видѣть и даже посѣщать знаменитаго Руссо, благодаря одному знакомому итальянцу, который былъ съ нимъ въ близкихъ отношеніяхъ и говорилъ, что Руссо его очень любитъ. Этотъ итальянецъ хотѣлъ во что бы то ни стало свести меня къ философу, увѣряя, что Руссо и я созданы для того, чтобы нравиться другъ другу. Я чувствовалъ къ Руссо глубокое уваженіе, что больше относилось къ его гордому характеру и независимому поведенію, чѣмъ къ его произведеніямъ; то немногое изъ нихъ, что я читалъ, мнѣ не понравилось и показалось натянутымъ и неестественнымъ. Въ концѣ концовъ, не 63'дучи любопытнымъ отъ природы и обладая—съ гораздо меньшимъ правомъ чѣмъ Руссо—такой же непоколебимою гордостью, какъ и онъ, я не пошелъ навстрѣчу этому знакомствз^-, успѣхъ котораго былъ очень сомнителенъ, и не позволилъ представить себя надменномз’ и своенравному человѣку, за малѣйшую нез^чтивость котораго я отплатилъ бы вдесятеро; ужъ таковы прирожденныя свойства моего пылкаго характера: я всегда воздавалъ съ лихвою и за добро и за зло. На этомъ дѣло и остановилось. Но вмѣсто Руссо я завязалъ гораздо болѣе важное для меня знакомство съ шестью или семью людьми, лучшими изъ итальянцевъ, да и вообще изъ людей. Я купилъ въ Парижѣ собраніе классическихъ итальянскихъ поэтовъ и прозаиковъ, въ тридцати шести томахъ маленькаго формата, изящно напечатанныхъ; послѣ двухъ лѣтъ второго путешествія з^т меня не осталось изъ нихъ ни одного. Съ тѣхъ поръ эти славные учителя не покидали меня, но, по правдѣ сказать, въ первые два-три года я не много ими пользовался. Несомнѣнно, что тогда я кзшилъ эту коллекцію болѣе для того, чтобы имѣть ее, чѣмъ для чтенія, потому что у меня не было ни желанія, ни силъ напрягать свой умъ. Что касается итальянскаго языка, то онъ настолько испарился изъ моей памяти и сознанія, что я съ большимъ трудомъ понималъ произведенія хоть немного