съ другой, благодаря множествз’ безсонныхъ ночей въ путешествіи, з^т меня въ головѣ все пзтгалось; я чз^гвство-валъ тоскзг отъ этого постояннаго печальнаго дневного свѣта и совершенно не помнилъ, какой былъ день недѣли, въ которомъ часу и въ какой части свѣта я находился въ тотъ моментъ. Тѣмъ болѣе, что нравы, одежды и московскія бороды заставляли меня чувствовать себя скорѣе среди татаръ, чѣмъ европейцевъ.

Я читалъ исторію Петра Великаго Вольтера; былъ знакомъ съ нѣкоторыми рзюскими въ Тз'ринской академіи и слыхалъ много восторженныхъ разсказовъ объ этой нарождающейся націи. Такимъ образомъ, все то, что я видѣлъ, пріѣхавъ въ Петербзфгъ, при моемъ пламенномъ воображеніи, часто приводившемъ къ разочарованію, заставляло меня сильно волноваться и ждать какихъ-то чудесъ. Но, увы, едва я оказался въ этомъ азіатскомъ лагерѣ, съ правильно расположенными бараками, какъ мнѣ живо вспомнились Римъ, Гензш, Венеція, Флоренція и я не могъ удержаться отъ смѣха. Все, что я зазналъ затѣмъ здѣсь, лишь подтверждало мое первое впечатлѣніе и я пришелъ къ томз' важномз' заключенію, что эта страна вовсе недостойна посѣщенія. Все въ ней такъ иротиворѣчило моимъ вкз^тсамъ (кромѣ лошадей и бородъ), что въ продолженіи шести недѣль, проведенныхъ мною среди этихъ варваровъ, наряженныхъ европейцами, я ни съ кѣмъ не познакомился и даже не захотѣлъ повидаться съ двз'мя или тремя молодыми людьми изъ высшаго общества, моими товарищами по Туринской академіи. Я отказался быть представленнымъ знаменитой императрицѣ Екатеринѣ И; не поинтересовался и взглянз^гть на эту госзщарыню, которая въ наши дни заставила такъ много говорить о себѣ. Когда впослѣдствіи я старался открыть причину такого безцѣльнаго, дикаго поведенія, то пришелъ къ заключенію, что это была явная нетерпимость непреклоннаго характера и естественное отвращеніе къ тираніи, вообще, вдобавокъ, воплощенный въ женщинѣ, справедливо обвиняемой въ самомъ зокасномъ пре-

отупленіи--измѣнѣ и убійствѣ безорз'жнаго мз’жа. Я отлично помню, какъ говорили, что среди смягчающихъ обстоятельствъ, выдвигаемыхъ защитниками этого преступленія, были слѣдучощія: 63'дто бы Екатерина, насильственно захвативъ власть, хотѣла дарованіемъ справедливой конституціи хотя бы отчасти возстановить человѣческія права, такъ жестоко попираемыя всеобщимъ и полнымъ рабствомъ, тяготѣющимъ надъ русскимъ народомъ. И не смотря на это, послѣ пяти-шести лѣтъ правленія этой Клнтемнестры-философа, я нашелъ народъ въ прежнемъ рабскомъ состояніи; кромѣ того, я убѣдился, что петербургскій тронъ былъ еще большей поддержкой милитаризма, чѣмъ берлинскій. Вотъ, безъ сомнѣнія, въ чемъ была причина, заставившая меня презирать эти народы и возбз'ждавшая мою бѣшеную ненависть къ ихъ преступ-нымъ правителямъ.

Вся эта азіатчина такъ мнѣ не понравилась и такъ меня утомила, что я рѣшилъ не ѣздить въ Москвз^т, куда раньше собирался; мнѣ казалось, что я за тысяч}’ верстъ отъ Европы. Въ концѣ іюня я выѣхалъ въ Ригу, черезъ Нарву и Ревель; тоской, наводимой на меня этими з^-ны-лыми равнинами, я вполнѣ заплатилъ за наслажденіе, которое испыталъ на краю пропастей и въ необозримыхъ эпическихъ лѣсахъ Швеціи. Я продолжалъ свой путь черезъ Кенигсбергъ и Данцигъ. Этотъ городъ, до сихъ поръ свободный и процвѣтающій, какъ разъ въ томъ году началъ подпадать подъ вліяніе дурного сосѣда. Прз’С-скій деспотъ з’же успѣлъ силой ввести тз^гда своихъ низкихъ приспѣшниковъ. Такимъ образомъ, пославъ къ чортз^г русскихъ, прзюсаковъ и всѣхъ, позволяющихъ тиранамъ попирать ихъ человѣческое достоинство, и возмз’щенный проволочкой времени изъ-за безчисленныхъ формальностей, требуемыхъ полиціей—(въ каждой деревушкѣ фельдфебель допрашиваетъ васъ при входѣ, проѣздѣ и выѣздѣ о вашемъ имени, возрастѣ и всѣхъ вашихъ качествахъ и намѣреніяхъ)—я, наконецъ, вторично попалъ въ Берлинъ, послѣ мѣсяца самаго непріятнаго и скучнаго пути, пол-

наго притѣсненій, возможныхъ лишь при сошествіи въ адъ. Проѣзжая черезъ Цорндорфъ, я посѣтилъ поле сраженія пруссаковъ и русскихъ, гдѣ столько тысячъ тѣхъ и другихъ освободились, наконецъ, изъ-подъ ярма, сложивъ здѣсь свои кости. Мѣста погребеній легко можно было узнать по богатому зеленѣющему всходу хлѣбовъ, которые на здѣшней бѣдной и безплодной почвѣ, обычно ничѣмъ не удобряемой, отличаются жалкими и рѣдкими колосьями. Я невольно пришелъ тутъ къ грустномз', но, увы, вполнѣ справедливому заключенію: что рабы рождены именно для того, чтобы зщобрять собою землю. Все прусское заставляло меня съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе стремиться въ счастливзчо Англію.

і мая.

Итакъ, я въ три дня отдѣлался отъ своей второй Берлиніады, остановившись вт Берлинѣ лишь для того, чтобы отдохнз’ть немного отъ труднаго пути. Въ концѣ іюля я отправился въ Магдебургъ, Брауншвейгъ, Геттингенъ, Кассель и Франкфзфтъ. Въѣзжая въ Геттингенъ, который, какъ всѣмъ извѣстно, славится своимъ знаменитымъ университетомъ, я встрѣтилъ маленькаго ослика и видъ его доставилъ мнѣ великую радость: я не встрѣчалъ этихъ животныхъ впродолженіи цѣлаго года, проведеннаго на далекомъ сѣверѣ, гдѣ они не могутъ жить и размножаться. Эта встрѣча итальянскаго осла съ нѣмецкимъ осликомъ у стѣнъ столь славнаго зчшверситета, конечно, вдохновила бы меня написать оригинальное и полное юмора стихотвореніе, если бы я владѣлъ перомъ; но моя писательская несостоятельность увеличивалась съ каждымъ днемъ. Поэтому я довольствовался лишь мечтами, развлекавшими меня весь этотъ день; я провелъ его въ обществѣ осла. Это было для меня большой рѣдкостью, такъ какъ большей частью я проводилъ праздничные дни въ полномъ одиночествѣ, ничего не дѣлая, ничего не читая и даже не открывая рта.

Пресыщенный всякаго рода нѣметчиной, я черезъ два

дня покинз^лъ Франкфз’ртъ, чтобы направиться въ Майнцъ, гдѣ сѣлъ на рейнское сзщно. Спускаясь внизъ по теченію этой могучей, спокойной рѣки, я подпалъ подъ очарованіе ея живописныхъ береговъ. Изъ Кельна, проѣхавъ черезъ Аахенъ, я вернзчіся въ Спа, гдѣ провелъ нѣсколько недѣль два года томз^ назадъ; этотъ городъ оставилъ во мнѣ желаніе вновь завидѣть его, но уже со свободнымъ сердцемъ. Здѣшній образъ жизни, казалось, предназначенъ былъ для моего характера, такъ какъ соединялъ въ себѣ шз'мъ и зюдиненіе, и здѣсь легко можно было сохранить инкогнито, находясь въ толпѣ и на собраніяхъ. Дѣйствительно, въ Спа мнѣ было настолько хорошо, что я пробылъ здѣсь съ половины августа до конца сентября; это было уже много для человѣка, нигдѣ не заживавшагося долго. Я кз'пилъ у одного ирландца двз'хъ лошадей, изъ которыхъ одна была необычайной красоты; я къ ней очень привязался. Утромъ я совершалъ прогз'лки верхомъ, а вечеромъ обѣдалъ съ нѣсколькими иностранцами съ разныхъ концовъ свѣта; затѣмъ смотрѣлъ на танцы, на красивыхъ женщинъ и дѣвицъ и, такимъ образомъ, проводилъ время или, вѣрнѣе, з^тбивалъ его самымъ з’добнымъ способомъ. Но погода стала портиться, большинство кз-пающихся разъѣзжалось и я также рѣшилъ з’ѣхать въ Голландію, чтобы повидаться съ дрз-гомъ д’Акуна; я былъ увѣренъ, что не встрѣчу той, которзчо любилъ: я зналъ, что она больше не живетъ въ Гаагѣ и З^тже годъ какъ поселилась съ мзчкемъ въ Парижѣ. Такъ какъ я не могъ разстаться съ двумя лучшими своими лошадьми, то послалъ Илью впередъ съ каретой, а самъ отправился въ Льежъ, совершая путь то верхомъ, то пѣшкомъ. Въ Льежѣ я встрѣтилъ французскаго посланника, съ которымъ былъ знакомъ, и черезъ него представился князю-епископз^г, дѣлая это отчасти изъ любезности, отчасти по случайной причз’дѣ: если з’жъ пропустилъ слз’чай увидѣть знаменитзчо Екатерину И, то посмотрю хоть дворъ льежскаго князя. Во время моего пребыванія въ Спа, я имѣлъ случай быть представленнымъ дрзшому

ЖИЗНЬ ВИТТОРІО АЛЬФШРИ. 8

князю церкн, еще менѣе значительной}', аббат}' де-Ста-велло въ Арденнахъ. Къ его двору меня представилъ все тотъ же французскій посланникъ въ Льежѣ и мы очень весело и вкз’сно тамъ обѣдали. Эти маленькіе дворы, З'правляемые пастырскимъ жезломъ, возбз'ждали во мнѣ меньшее отвращеніе, чѣмъ большіе, гдѣ царятъ ружье и барабанъ, два бича человѣчества, къ которымъ трз'дно отнестись со снисходительной улыбкой. Изъ Льежа я отправился со своими лошадьми въ Брюссель, Антверпенъ и черезъ Мордикъ въ Роттердамъ и Гаагу. Мой дрз^тгъ, съ которымъ я оставался въ перепискѣ съ самаго отъѣзда, принялъ меня съ распростертыми объятіями, и находя, что я недалеко з'іпелъ въ развитіи, онъ принялся просвѣщать меня своими горячими и дрз'жественными совѣтами. Я пробылъ съ нимъ около двухъ мѣсяцевъ, но намъ пришлось разстаться въ концѣ ноября, такъ какъ приблизилась зима и я горѣлъ желаніемъ вновь }-видать Англію. Я отправился тѣмъ же путемъ, какъ два года назадъ, и благополз'чно высадившись въ Гарвичѣ, вскорѣ прибылъ въ Лондонъ. Я нашелъ тутъ почти всѣхъ дрз'зей, которыхъ посѣщалъ въ свое первое пребываніе, между прочимъ, испанскаго посланника, князя ди-Массерано, и неаполитанскаго, маркиза Караччіоли, человѣка рѣдкой проницательности и живости. Въ продолженіи семи мѣсяцевъ моего пребыванія въ Лондонѣ эти двое людей выказали по отношенію ко мнѣ болѣе чѣмъ отеческую ласк}', особенно когда я очз'тился въ тѣхъ странныхъ обстоятельствахъ, о которыхъ вы скоро З'знаете.