— Получил я боевую задачу, — немного смущаясь, начал он, — звеном нанести штурмовой удар по колонне мотопехоты на дороге. Сообщил я ее своим боевым друзьям: младшим лейтенантам Макарову, Кирпичникову и Корсакову. Долго им разъяснять не пришлось, мы друг друга с полуслова понимаем.

Немного помолчав, Сыромятников продолжал:

— С солнечной стороны на небольшой высоте незамеченными подошли к дороге. Видим, поднимая столбы пыли, движутся автомашины с солдатами. Подаю команду, как договорились на земле, атаковать передних. С первого захода вспыхнули четыре вражеских автомобиля. Колонна остановилась, а нам только это и надо было. Идем в атаку. Над дорогой все больше клубов дыма от горящих автомашин. А мы боевым разворотом уйдем вверх и опять наносим удар со стороны солнца.

Вначале зенитный огонь был слабый, затем усилился. Опомнились фашисты, начали огрызаться.

Вдруг мой самолет прошила очередь крупнокалиберного пулемета, а через мгновение мотор стал сбавлять обороты. Все попытки «оживить» его окончились неудачей. Самолет быстро терял высоту.

— Страшно, поди, стало? — спросил я Сыромятникова. Он поднял на меня свои ясные голубые глаза и бесхитростно ответил:

— Может, и страшно, да некогда было в этом разбираться. Лихорадочно искал выход. Воспользоваться парашютом — значит попасть в руки врага. Нет, думаю, надо как можно дальше на планировании уйти от вражеской колонны, выиграть время, пока гитлеровцы подоспеют к месту посадки самолета, и подготовиться к бою. Твердо решил — дешево жизнь не отдам.

Сбросил я в воздухе фонарь кабины, выбрал поровнее площадку и сел на фюзеляж. От удара на мгновение потерял сознание. Придя в себя, вскочил на ноги и первое, что увидел, это своих истребителей поочередно пикирующих в сторону колонны врага. Сразу понял: они прикрывают меня, не допускают гитлеровцев к месту посадки.

Заметил и другое. Один из самолетов прошел бреющим надо мною, и летчик покачал машину с крыла на крыло. Затем горкой набрал высоту, развернулся боевым разворотом на 180 градусов и, убрав газ, перешел на планирование.

Стало ясно, что друзья хотят посадить самолет и взять меня на борт. Это до слез тронуло меня. Немного успокоившись, прикинул, где может оказаться истребитель после приземления, чтобы быстрее добежать до него. Но он сел почти рядом со мной. В кабине — младший лейтенант Макаров.

Вдалеке показалась автомашина с гитлеровцами. Мы быстро облили бензином подбитый истребитель, и пламя охватило его.

Втискиваюсь за сиденье летчика. Когда самолет взял разбег, а затем оторвался от земли, сразу отлегло от сердца; вскоре мы были на нашем аэродроме. Выскакиваю из кабины, хочу обнять и расцеловать своего спасителя, а он в недоумении отбивается. Только и сказал: «А здорово мы их, гадов, разделали!»

Когда Сыромятников кончил рассказывать, я горячо поблагодарил его за честную службу Родине.

Подлинным героем в небе Сталинграда показал себя командир звена 183-го истребительного полка старший лейтенант М. Д. Баранов. 6 августа четверка «яков» под его командованием вела бой против 25 «мессершмиттов». Снайперским ударом Баранов сбил одного «мессера», но при выходе из атаки заметил группу из шести «юнкерсов». Он дал команду своим товарищам нанести удар по бомбардировщикам. Баранов подбил один «юнкерс», тот сразу пошел на снижение и приземлился в расположении наших войск. Остальные поспешили повернуть назад. Но истребители врага продолжали бой. В этой схватке Баранов сбил еще один «мессершмитт». Против него дрались четыре истребителя противника. У нашего летчика кончились боеприпасы. Тогда он решил применить оружие отважнейших — таран и правой плоскостью ударил по стабилизатору Ме-109.

Вражеский самолет, потеряв управление, упал на землю. Самолет Баранова тоже поврежден, и летчик вынужден выброситься с парашютом. Под охраной своего ведомого он приземлился на нашей территории.

Политуправление Сталинградского фронта выпустило листовку. «Товарищи летчики! Истребляйте немецких оккупантов! Бейте их так, как Герой Советского Союза Михаил Баранов! Он уничтожил 24 вражеских самолета, разбомбил сотни автомашин, танков, бензоцистерн, паровозов, истребил около тысячи гитлеровских солдат и офицеров. Слава герою Михаилу Баранову! Он защищает Родину умело, с честью и достоинством!»

Трудные задачи выпадали на долю наших летчиков-штурмовиков. Порой они оказывались единственной силой, сдерживавшей наступление танковых частей врага.

Так получилось в начале августа южнее Сталинграда. Гитлеровское командование, встретив упорное сопротивление наших войск в излучине Дона, повернуло 4-ю танковую армию с кавказского направления на сталинградское. Вражеские танки двигались в район Котельниково, Абганерово, где наших войск было очень мало. Вскоре гитлеровцы появились на подступах к станции Котельниково. С аэродрома Абганерово летчики 228-й штурмовой дивизии под командованием полковника В. В. Степичева старались задержать их продвижение. И вдруг как снег на голову сообщение из штаба воздушной армии: Котельниково взято противником. И приказ: нанести штурмовой удар по этой станции.

— Как же так? — недоумевали мы. — Бьем и бьем по наступающим на Котельниково танкам, а они вдруг на станции. Такого не может быть! Авиация порой лучше видит, где именно находятся вражеские войска.

Посоветовавшись с командиром дивизии Степичевым, решаю не посылать пока штурмовиков на Котельниково, а еще раз произвести тщательную разведку того района.

Прилетают разведчики, подтверждают: на станции противника нет. Стоят там наши эшелоны с ранеными. И опять у меня крупный разговор с Тимофеем Тимофеевичем. Он спрашивает:

— Почему не выполняете решение Военного совета?

Докладываю:

— Надо раньше узнать, в чьих руках Котельниково

— Вы опять своевольничаете, — продолжает он. Я отвечаю:

— Летчики видели, что в Котельниково нет противника, по своим бомбить мы не можем.

— Что вы там, — кипятится командующий, — глаза в карман спрятали, что ли? У нас есть совершенно точный доклад, я посылаю бомбить Котельниково.