— Хороший нахлебник объявился, — с усмешкой заметил Красовский. — Никаких приказов ему не отдавай, задачи не ставь, а всем необходимым снабжай. Пожалуй, ты и командовать нами станешь.

— Что ж, обжалуй решение Верховного, если оно тебе не нравится, — в том же шутливом тоне ответил я.

— Ну как же? — уже всерьез возразил Красовский. — Всегда было так: кто приезжает во фронт, подчиняется и командующему ВВС, и командующему фронтом, а тут поди ж ты — без подчинения. Я этого понимать не хочу и буду ставить тебе задачи.

— Ты можешь, конечно, ставить задачи, — спокойно сказал я. — Но выполнять мы будем только такие, которые отвечают положению о группе, утвержденному Ставкой.

— Как же мы будем взаимодействовать, если на каждый удар с воздуха тебе нужно спрашивать разрешение? — не унимался Степан Акимович.

— Ничего особенного тут нет, — пояснил я. — С Москвой у нас постоянная прямая связь. Потребуется не больше минуты, чтобы вызвать Ставку и доложить о принятом здесь решении.

Так, полушутя, полусерьезно, мы «попикировались» со Степаном Акимовичем, а потом пошли на доклад к командующему фронтом. Я доложил генералу Ф. И. Голикову, как идет сосредоточение частей авиагруппы, какие нам отвели аэродромы. Беседа была деловой и сердечной, без каких-либо трений и разногласий при решении конкретных вопросов.

Когда все было выяснено, Красовский вдруг спросил:

— Товарищ командующий, что же получается? У нас теперь второй авиационный начальник будет?

Филипп Иванович разъяснил:

— Думаю, главное состоит не в том, кто кому должен подчиняться. Важно как можно эффективнее использовать авиацию. Такой ударной силы сейчас ни на одном фронте нет.

— На использование группы, — продолжал Голиков, — нам придется спрашивать разрешение. Это будет делать или ее командующий, или я сам, если того потребует обстановка.

Так мы с самого начала определили наши отношения.

На Брянском фронте я встретил людей, с которыми довелось дойти до конца войны. О Степане Акимовиче Красовском я уже упоминал. Не могу не сказать теплых слов о генерале Алексее Семеновиче Жадове. Для нашей группы выделили аэродромы в расположении 3-й армии, начальником штаба которой он был. Мне предстояло побывать там. По пути к командиру 42-го авиаполка Федору Ивановичу Шинкаренко (ныне генерал-полковник авиации, Герой Советского Союза) я заехал в штаб 3-й армии, здесь и познакомился с Жадовым. Первая же беседа расположила меня к нему — это был эрудированный, хорошо знающий свое дело генерал и приветливый душевный человек.

Учитывая, что на автомашине дальше ехать невозможно, он дал мне верховую лошадь. На ней, к удивлению авиаторов, я и прискакал к площадке Выползово. Мне хотелось посмотреть истребитель ЛаГГ-3, вооруженный 37-миллиметровой пушкой конструкции Б. Г. Шпитального. Летчики этого полка проводили ее испытания в бою. Оружие .оказалось довольно мощным. Летчики-истребители были очень довольны им. Шинкаренко рассказал мне, что звено ЛаГГ-3 в скоротечном воздушном бою уничтожило огнем из новых пушек три самолета противника. Но летчики указали и на существенный недостаток этого оружия — малый боекомплект. Некоторые экипажи израсходовали все снаряды за одну атаку. Кроме того, истребители подметили потерю скорости самолета при стрельбе длинными очередями.

Появление «ястребков», вооруженных пушками крупного калибра, насторожило немецко-фашистское командование. Противник усилил разведывательные полеты, пытаясь обнаружить аэродром, где базируются «лаги». Это подтвердил вражеский летчик, сбитый в районе Выползово. Было решено переброеить 42-й полк в более безопасное место для продолжения испытаний нового оружия. Кстати, прошли они довольно успешно. Пушка калибром 37 мм, правда конструкции не Шпитального, а А. Э. Нудельмана, поскольку у нее оказался больший боекомплект, пошла в серийное производство. Но установили ее уже на новом истребителе Як-7.

По возвращении в штаб мне довелось участвовать в организации массированных налетов на наиболее важные цели. Они были утверждены командующим фронтом. Я позвонил в Ставку, доложил о замысле А. М. Василевскому. Он сказал: «Через некоторое время получите ответ». И буквально через пять минут пришло сообщение: «Ваше решение утверждается». Нанесли мы несколько ударов. Для меня и для штаба это было большой наукой, поскольку ранее мы не осуществляли массированных налетов. И теперь, кажется, все убедились, как велика их эффективность.

Наступил период весенней распутицы. Посоветовавшись со Степаном Акимовичем, мы пришли к выводу, что группу нужно убирать с переднего края. Полки перелетели в тыловой район базирования и занялись там боевой подготовкой.

Еще до переезда на новое место мне довелось встретиться с недавно назначенным первым заместителем командующего ВВС Александром Александровичем Новиковым. Невысокого роста, с открытым умным лицом, он сразу привлекал к себе внимание. Когда я пришел в штаб, он вел разговор у карты с начальником штаба и офицерами оперативного отдела Речь шла о постановке задач бомбардировщикам, о расчетах на бомбометание. Мне очень понравились мысли, высказанные Александром Александровичем. Позже я узнал, что Новиков, будучи командующим ВВС Ленинградского фронта, руководил действиями подчиненных ему авиачастей на строго научных основах. Боевая работа авиации под Ленинградом являлась тогда образцом организованности, правильного использования всех ее родов в тактическом и в оперативном масштабах.

Новиков умело анализировал боевой опыт авиачастей под Ленинградом, доказательно пропагандировал его.

Когда я переехал на новое место, то узнал, что А. А. Новиков назначен командующим Военно-Воздушными Силами Красной Армии. Генерал-полковник П. Ф. Жигарев возглавил авиацию на Дальнем Востоке, где обстановка сильно осложнилась. У наших границ сосредоточилась миллионная Квантунская армия, включавшая и крупные военно-воздушные силы.

Новый командующий ВВС Дальневосточного фронта генерал Жигарев имел большой опыт боевой подготовки авиации. Когда началось ее перевооружение, он умело организовал изучение и освоение личным составом новой авиационной техники.