– Ты вот эту штуку крутани, – посоветовал Язаки.
Штукой он назвал то, что в рукояти катана именовалось касирой. Натабура покрутил ее. Касира три раза щелкнула, но ничего не произошло. Зато, там где должен быть клин мэкуги, наличествовала кнопка. Натабура нажал на нее, и произошло следующее: веер мгновенно свернулся, а вместо него из рукояти выскочил луч, но не бордовый, а чисто белый. Мшаго тихо загудел, казалось, он ищет противника, в которого можно впиться и выпустить кишки.
– Хоп!.. – с восторгом воскликнул Натабура.
Язаки, выпучив глаза, произнес:
– Ух, ты-ы-ы…
Натабура покрутил касира – цвет луча поменялся на желтый, затем стал бордовым.
– Понял? – спросил Натабура, ничего не поняв.
– Понять-то я понял, – чуть-чуть оторопело, согласился Язаки, – но зачем три цвета?
– Не знаю, – честно ответил Натабура.
Он так же, как и Язаки, испытывал почти детский восторг. С Язаки не надо было хитрить. Язаки был просто другом. Он был ясен, как яблоко на ладони, немного с фанфаронством, с бахвальством. Ну иногда врал от восторга, но без злого умысла, по-мальчишечьи глуповато, а в общем-то, безобидно, просто от избытка молодости.
– Это для того, чтобы с разными противниками драться, – показав один глаз из-под дерюги, объяснил Баттусай. – Бордовый – он против железа, а самый светлый и человека запросто возьмет.
– Откуда ты знаешь? – живо сверкнул глазами Язаки.
– Видел… – проворчал Баттусай, переворачиваясь на бок.
Ну не нравился ему Язаки, не нравился. Больше его ничего не интересовало. Он знал, что Натабура и учитель Акинобу все сделают правильно и что можно спокойно спать до самого рассвета.
* * *
Утро наступило как всегда росистое и холодное. Натабура проснулся оттого, что Афра положил ему морду на грудь – мол, вставай, хватит валяться. Еще не открыв глаз, Натабура почесал пса за ухом, и у того внутри что-то ожило и запело.
На все лады звенели комары, паутина меж кустов сверкала каплями влаги. Солнце вставало прямо из-за травы и сквозь туман казалось желтым мохнатым шаром.
Натабура легко поднялся и потянулся. Оказывается, все уже собрались: Язаки был бы не Язаки, если бы не крутился возле умирающего костра, где пахло жареной рыбой, и даже генерал Го-Тоба сменил доспехи на ветхое кимоно деда Митиёри.
– Нет, так не пойдет, – сказал Акинобу. – Меч придется оставить. Возьмите только танто[45]. Да и то не советую.
– Почему?
– В нашем положении самая бесполезная штука, как зубочистка для слона.
– Без меча я не могу! – уперся генерал Го-Тоба, наклонив вперед седую голову и глядя на Акинобу исподлобья.
Акинобу только пожал плечами, говоря всем видом, что генералу придется подчиниться, ибо в лучшем случае он дойдет до первого поста арабуру и всех подведет.
– Стоит ли объяснять, какое у них оружие? – учитель Акинобу невольно мотнул головой в сторону Киото, где обосновались иноземцы, а еще он поднял палец вверх, тем самым призывая генерала одуматься.
Генерал Го-Тоба воинственно выпятил грудь.
– Еще никто! Слышите! Никто не смел усомниться в моей силе, – он нарочно звякнул мечом.
Идиот! – подумал Натабура и не стал дожидаться, чем кончится спор, а пошел к реке умыться. Генерал нарывался. А так и будет. Он не знал божественный смысл, который пытался объяснить ему Акинобу. Ему еще повезло, что учитель Акинобу терпелив, как Будда. Акинобу пришлось прибегнуть к словам, иначе бы все кончилось плачевно. Куда он денется? – хмыкнул Натабура, зная нрав учителя. Несомненно одно, генерал не имел понятия о дзэн, а руководствовался умозрительностью – не самое лучшее свойство ума в нашем опасном деле.
Арабуру выдали яркие перья, которые колыхались над тростником по ту сторону реки. Отсюда хорошо было слышно, как пререкается упрямый генерал и как звякает его меч. Должно быть, арабуру соображали, что к чему, перед тем как что-либо предпринять.
Придерживая Афра за шкуру на холке, Натабура отступил к хижине деда Митиёри.
– Арабуру! – шепотом сообщил он, и все присели, с опаской взглянув на утреннее небо, которое было голубым и веселым, только далеко на севере привычно стлались тонкие, перистые облака, предвещая ветер. Там, как всегда, дымил Фудзияма. Должно быть, он тоже возмущался вторжением арабуру.
Лицо генерала Го-Тоба приобрело бордовый цвет, но своего катана он не бросил, а вцепился в него так, словно это была последняя соломинка или последний рубеж, дальше которого генерал отступать не хотел.
Акинобу его пожалел.
– Уходим! – скомандовал он, и все, включая деда Митиёри, побежали вдоль оврага, который примерно через коку[46] вывел их к полю гаоляна[47] с другой стороны деревни.
Натабура с Афра по привычке шли первыми. За ними шагах в десяти беззвучно двигался Баттусай. Рыжие метелки гаоляна скрадывали горизонт, да и Афра сплоховал, заворчал в самый последний момент – когда Натабура нос к носу столкнулся с драконом.
Иканобори, должно быть, с ночи сидел в засаде и уснул, потому что спросонья сам испугался, и в первый момент у Натабуры был шанс убить его даже кусанаги. Но все произошло так неожиданно, что Натабура упустил момент, а потом иканобори поднял морду и, отступая, зашипел, как испуганная змея. Благо, Натабуре хватило сообразительности придержать Афра, который сразу ринулся в атаку. В следующее мгновение произошло то, что можно было назвать чудом: иканобори принюхался и повел себя с Натабурой, как со старым знакомым. Глаза его сделались дружескими, даже сонными, он снова опустил морду на лапы и, моргнув большими глазами, уснул.
Сзади зашуршал гаолян: Баттусай, не веря самому себе, застыл, как придорожный столб. На него-то и среагировали все остальные. Вначале Натабура увидел испуганные глаза учителя, затем одуревшие глаза ничего не понимающего Язаки и даже генеральский колючий взгляд. Учитель Акинобу всех повел в обход – должно быть, крайне осторожно, потому что Натабура больше не услышал ни шороха, ни дыхания, ни даже крика потревоженной пичужки. Все было тихо, только по-прежнему шелестел гаолян и качались его выгоревшие на солнце метелки. Последним отступил Баттусай.
Только тогда Натабура что-то сообразил. Он понюхал сгиб руки и нашел, что его собственная кожа пахнет точно так же, как и иканобори. Ну да, действительно, мы же с Афра вывалились в его крови и кишках, вспомнил Натабура, обходя дракона стороной.
Напоследок иканобори открыл глаз и проводил их взором, доверчиво, как старая собака хозяина. Натабура и теперь мог убить его ударом кусанаги. Однако это было бы как-то подло, нехорошо, не по-людски – воспользоваться преимуществом человека над глупым животным, и Натабура опустил меч.
И только когда они отошли с десяток шагов, он вытер со лба обильный пот и понял, что стал мокрым, как после купания. А Афра беспрестанно оглядывался и ворчал: «Р-р-р…»
«Фу-у-у…» – только обессилено произнес Натабура и оглянулся: бок иканобори торчал над рыжими метелками гаоляна, как огромный-преогромный валун. Повезло, решил Натабура. Повезло.
Но надо было спешить, потому что они ступили на окраину столицы Мира – в самый бедный и захудалый квартал Хидзи на юго-востоке от Яшмового дворца, квартал кожедеров и кожевников. И не узнали окрестности: все заросло, дороги завалило сушняком. Они дошли аж до площади Ся, где кожу вымачивали и мяли в огромных ямах, выдолбленных в земле. Но даже тошнотворный запах, который в былые времена властвовал над этим местом, давно улетучился, и только Афра, решивший покопаться в куче мусора, поднял ядовитое облако желто-зеленого цвета. Натабура на него цыкнул, и он долго с удивлением смотрел на хозяина круглыми карими глазами, не понимая, за что его одернули.
Кров они нашли в доме, заросший крапивой по самую прохудившуюся крышу, и стали держать совет. Выходило, что дело дрянь: соваться толпой в центр столицы было неразумно.