11 апреля 1912 года телеграммой из Ардебиля на имя Государя Императора сообщалось, что отряд капитана Масловского, производивший работу по исправлению карт и съемку, обстреляли и взяли в кольцо шахсевены. Ночью русский отряд вышел из окрркения и после семичасового боя, длившегося с утра, атакою взял крепость и все позиции противника. В этом сражении хорунжий Николай Бабиев получил свое первое ранение в живот.
Поздней осенью того же года 1-й Лабинский генерала Засса полк возвратился в Россию. Ряд офицеров Лабинцев за боевые отличия в Персии наградили боевыми орденами в мирное время.
Перед войной
В мирное время 1-й Лабинский полк стоял в урочище Еленен-дорф, в немецкой колонии, под Елисаветполем. Однокашник моего деда по Елисаветградскому кавалерийскому училищу, войсковой старшина Лука Баранов (выпуска 1911 года, портупей-юнкером), молодым хорунжим получивший орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом за Персидский поход, вспоминал: «Бывали балы-вечера. Коля Бабиев ухаживал за одной немочкой. Чтобы «нарезать», перед вечером, он говорит нам, Хорунжим: «Ну, господа, завтра на бал, чтобы все были в белых черкесках... показать, что мы Лабин-цы». Все пребывают в белых черкесках, и Коля между ними — главный «гвоздь». А я нарочно опоздаю и приезжаю в зеленой черкеске. Коля, глядь: «Ну, вот, Лука, вечно что-нибудь сморозит...» — недовольно говорит он, и... я испортил ему настроение на весь вечер. Рассказывает Баранов и сам смеется...»673
Еще в чине сотника Бабиев хотел показать миру казачье наездничество на Всемирной олимпиаде, но его... туда не пустили. 1908 год, Олимпиада в Лондоне.
«В том году я был юнкером старшего курса, и о ней мы читали в военном журнале «Огонек». В 1912 году была назначена Всемирная
Олимпиада в Стокгольме. Я подготовил своего коня «на барьеры». Мечта была показать там нашу казачью джигитовку. Подал рапорт с просьбой — командировать меня туда. И что же ответили командиры сотен? Ну-у... этот Николай, вечно что-нибудь выдумает. Подумаешь — показать джигитовку! Словно люди ее и не видали...
Так и «затерли» мой рапорт. Но ты подумай — казачий офицер участвует на Всемирной Олимпиаде! Ведь это уже «марка»!.. Старье!.. Не-по-ни-ма-ют! — закончил он, закурил и печально опустил голову, как о потерянном счастье»674.
Казачество официально определялось как «служилое сословие», подлежащее поголовной военной службе Государству Российскому. Но за избытком молодых казаков и по другим причинам не все выходили в первоочередные полки на действительную службу. Наравне со «старыми» (на четыре—восемь лет старше по возрасту самых молодых), уже окончившими срок службы казаками, все они зачислялись во второочередные, льготные полки. Для поддержания воинского духа, сохранения знаний военной службы, стрельбы из винтовки и владения шашкой казаки направлялись на ежегодные майские сборы. Выступали в лагеря на собственных лошадях, употреблять которых в работах запрещалось абсолютно.
Отец Бабиева в 1912 году командовал 2-м Черноморским (льготным) полком в чине войскового старшины. На время майских сборов хорунжий Коля Бабиев из 1-го Лабинского полка был командирован на Кубань из Закавказья в полк своего отца.
Лагерные сборы двух льготных полков, Кавказского и Черноморского. «С самого раннего утра и до позднего вечера — всевозможные воинские упражнения, выкрики слов команд, гомон, топот тысяч лошадиных копыт. Блеск шашек, лязг оружия, перестроения широко раскинутых лав, перебежки пластунов. Везде и всюду папахи всех размеров, цветов и фасонов. Кругом скачут, рубят, колют, берут барьеры, изворачиваются в джигитовке, падают с коней, расшибаются, тут же «оживают» и вновь скачут дальше...»675
В майских лагерях Бабиев пытался самостоятельно вникнуть в устройство казачьего седла и переделать его, сделать то, до чего дошли «седельники» братья Калаушины из Баталпашинского отдела, выпускавшие седла с легким, изящным и низким ленчиком. «Наше седло неусовершенствованное, — рассказывал он потом. — Подушка набита до отказа. Путлища идут от середины ленчика, и казак сидит на нем «сторч-мя». Ну, разве на таком седле можно взять высокое препятствие?.. Я уменьшил седельную подушку... она у меня полупустая, путлища подал
<-Si_:_^
на один вершок вперед... и теперь сидишь в седле нормально»676. Для лихого джигита это не было делом второстепенным, и на таком седле Бабиев показывал «класс своего наездничества», за что его все искренне любили.
Великая война
Как поддержимо, ребята, Славу старую свою, Полетим на супостата, Да в Турецкую страну.
Старая казачья песня
В первых числах октября 1914 года 1-й Лабинский генерала Засса полк был переброшен в город Игдырь и вошел в состав 2-й Кавказской казачьей дивизии генерал-лейтенанта Абациева677, которую составляли: 1-й Лабинский (полковник Рафалович), 1-й Черноморский (полковник Филиппов678), 3-й Черноморский (войсковой старшина Кравченко) полки Кубанского Войска и 3-й Волгский (полковник Тускаев679) полк Терского Войска и 1-я и 5-я Кубанские казачьи батареи (по б полевых орудий). Дивизия была влита в Эриванский отряд.
19 октября в 5 часов утра через Ахбуласский перевал одним из первых перешел в пределы Турции разъезд сотника Бабиева. Младшим офицером 3-й сотни, а с болезнью есаула Суржикова — командиром ее, выступил он на Кавказский фронт. Всю войну, до чина войскового старшины, командовал он своей 3-й — «лихой» сотней, известной, пожалуй, на всем Турецком (как называли его сами казаки) фронте и давшей полку наибольшее число казаков — георгиевских кавалеров.
«Первая атака полком у села Мысун. Короткая схватка, изрублено 200 турок, остальные сдались. У Лабинцев убито 6 казаков. Затем Кара-килиса, берег Евфрата, полностью занята Алашкертская долина. Стычки с курдами-гамидийцами (курды-хамидие призывались на тех же основаниях, как и у нас казаки, давая конные полки и несколько батальонов легкой пехоты, форма кавказская. — П. С. /К/.). В ноябре турки начали проявлять активность со стороны Дутаха. Части турецких дивизий, составленные из арабов, заняли Клыч-Гядукский перевал. Спешившись, полк вел наступление под огнем противника, в снегу по пояс. Скоро все промокли, в темноте взобрались на горные террасы. Мороз, северный ветер, началась снежная буря. Казаки окоченели. Их оттирали спиртом, поили коньяком и ромом — запасом-подарком мирного времени из немецкой колонии Еленендорф. Этими средствами многих спасли» (из военных дневников М.А. Фостикова, полкового адъютанта
1-го Лабинского полка в 1914—1915 годах).
Началась зима. День за днем, месяц за месяцем проходили в постоянных боях с регулярными турецкими частями и многочисленными курдами, защищавшими свою землю. Прекрасно знавшие гористо-пересеченную местность, на маленьких, прытких лошадях без вьюка, подкованных во всю лопасть копыта сплошным «пятаком» железа, курды спокойно скакали полным карьером по камням, что казакам было недоступно.
В ночь с 10 на 11 февраля 1915 года сотник Бабиев и начальник пулеметной команды дивизии подъесаул Борисенко680 с шестью казаками по глубокому снегу прошли сторожевое охранение противника и дошли до вершины, командующей над перевалом. С захватом этой вершины нашими частями турки должны были очистить перевал. Это и произошло в следующую ночь, которой восемь разведчиков, сообщив в полк, дожидались в тылу у неприятеля в страшных зимних условиях, Было захвачено 2 горных орудия и 200 снарядов681 (по Георгиевскому статуту Бабиеву за этот подвиг полагался орден Святого Георгия 4-й степени, но Георгиевская дума отклонила представление, кажется, по причине того, что орудия были на вьюках).
У Бабиева была прекрасная команда конных разведчиков. Они ходили в тыл к туркам, часто по многу дней командир полка не имел от них донесений, предупреждая храброго офицера: «...в бой без крайности нигде не вступайте, помня Вашу задачу разведки»682. И чаще других в журнале боевых действий полка, в авангарде с поисковым разъездом или в арьергарде с сотней для сдерживания противника при отходе Лабинцев, стояло одно имя — Бабиев.
