Чем ближе машина подъезжала к дачному поселку, тем серьезнее становился Андрей, и тем тревожнее было Тане. Порог дома она переступала едва не в панике.

— Прочти это. — решительным жестом Рощин указал на стопку бумаг на столе.

Она пробежала глазами текст:

— Нет…Это не возможно…Этого не может быть…

Андрей покачал головой. Свое удивление он разменял раньше.

— Но как же так? — подходящих слов не было. Слов вообще не было. Было только огромное как океан изумление.

Твердо, как заученный урок, Андрей сказал:

— Никита и Маша — мои дети. Я — их отец.

— А Гена кто? — спросила на всякий случай Таня.

— Никто. Сбоку припека. Случайный человек.

— Это ошибка.

— Это правда.

— Но ведь я знаю кто отец моих детей.

— Теперь знаешь. Раньше ошибалась.

— Это невозможно!

Таня смотрела на Андрея враждебно, настороженно. Он и не ожидал иного. У человека рушились представления о жизни. Не взгляды, не оценка, не понимание, само течение жизни подвергалось сомнению.

— Побойся Бога, Андрей. — Таня покачала головой. Она знает кто отец ее детей, не может не знать. То, что говорит Андрей — глупость, бред, обман. — Я понимаю, ты хочешь, как лучше, но так же нельзя.

Вежливая фраза означала: ты врешь, хитришь, передергиваешь.

Такие же злые слова, с такой же враждебной интонацией, Рощин бросал несколько дней назад в лицо Валентине:

— Ты рехнулась… заплатила врачам…это полная херня…бред….

Сестра, жалостно всхлипывая, клялась:

— Святая истинная правда.

Результаты генетической экспертизы однозначно показали, что Никита и Маша — его дети. Рощин тупо смотрел на сизый бланк справки, не верил своим глазам, не верил словам сестры, не верил сам себе.

Прохожие оглядывались на странную парочку, думали, гадали, о чем плачет у дверей исследовательского центра хорошо одетая дама. Зачем мужчина с ошеломленным лицом целует лист бумаги. Прохожим невдомек было, что листок, заполненный компьютерным текстом и увенчанный печатью, утверждал: ты — дурак, идиот, кретин; живешь и не знаешь ничего о себе. Страдаешь напрасно, радуешься пустому, думаешь не о том. Жизнь — мираж, кино, театр. Ты — зритель, который последние тридцать девять лет просидел, повернувшись затылком к сцене, потому спектакль под названием «Жизнь Андрея Рощина» не увидел. Сейчас, хочешь — смотри; не хочешь — ругай сестру и обвиняй в обмане и подлоге.

— Это святая истинная правда, — выдавил из себя Рощин. — Мы с Валей повторили тест дважды. Результат сто процентный.

Про третью и четвертую попытку Рощин не рассказал даже сестре. Она сама догадалась.

— Хватит дурью маяться, — заявила решительно. — Из песни слов не выкинешь. Ребята твои, хочешь ты это признавать или нет.

— Хочу, — поторопился с ответом Андрей.

— Тогда не изводи себя. Не старайся понять, не напрягайся, прими, как должное. Или плюнь и забудь, и дело с концом.

— Нашла дурака.

В сердце таяло напряжение. Когда оно превратилось из ледяной глыбы в теплый сироп, разогретое мечтами о счастье бурным безудержным половодьем разлилось по крови. Рощин ходил по кабинету, глупо улыбался, разговаривал сам с собой, бегал в комнату к Алле Аркадьевне:

— Но ведь этого быть не может, — заводил одно и тоже.

— Какая разница может это быть или нет? — под перезвон спиц озвучивались самые сокровенные мысли. — Ты писатель, значит почти волшебник, у тебя все может быть.

— Да? И что же теперь делать?

— Быть счастливым или отказаться от счастья.

Отказываться от счастья Рощин не собирался. Потому с напряжением вглядывался в лицо Тани, выискивая отклики своим восторженным настроениям. Увы, ответом было только ошеломленное недоверие.

— Андрей, — глухо сказала Таня, — это слишком. Не переходи черту. Я все понимаю…

— Ты думаешь, это обман? Фальсификация? — Рощин едва сдерживал победное торжество в голосе. — Ты думаешь, я купил эту справку? Или организовал по знакомству? Или устроил еще каким-либо образом? Ты ругаешь Валю за излишний энтузиазм, меня считаешь наивным оболтусом и сумасшедшим фантазером?

Приблизительно так Таня думала и считала.

— Я тоже так думал. И я ошибался. Это, — Рощин ткнул пальцем в бланк, — правда. В нее можно не верить, но опровергнуть ее нельзя. К счастью. Кроме того, я даже знаю обстоятельства, при которых ЭТО произошло в случае с Машей.

— Даже слушать не хочу! — Таня протестующе замотала головой

Рощин старался говорить как можно спокойнее:

— Завтра мы пойдем в любую городскую лабораторию или поедем в любой другой город, где можно провести генетическую экспертизу. У меня есть четыре положительных результата теста на отцовство, я уверен, суд подтвердит мои права на детей.

— Суд?

— Суд! — отчеканил Андрей. — Но никакой суд не заставит тебя поверить в то, что с нами произошло чудо. Ты можешь принять его, можешь отвергнуть, выбор за тобой. Я принял это чудо, хотя честно сказать, сделать это было нелегко.

— Чудес не бывает.

— Точно этого никто не знает. Так или иначе, зачем нам отказываться от счастья?

Переиначенная фраза Аллы Аркадьевны возымела действие во второй раз. Отказаться от счастья Таня не решилась и пунцовая от стыда выслушала рассказ Андрея про их вторую встречу на даче у скульптора.

— Стыд какой.

— Глупости, — небрежным жестом Андрей отмахнулся от морали. — Нам суждено было встретиться, познать друг друга и зачать Машу. Если бы ты не проявила активность, ее проявил бы я. В ту ночь секс у нас случился бы обязательно. В этом и состоял эксперимент. Нас привели друг к другу, дали шанс и стали наблюдать, как мы этот шанс используем. Задействована та же схема, что и на встрече у озера. Только тогда нам закрыли глаза темнотой, а здесь алкоголем и страстью.

— Кто закрыл глаза? Кто задействовал схему? — ужаснулась Таня.

— Об этом лучше не думать, — Андрей криво улыбнулся. — Скажем так, СУДЬБА. ВЫСШИЕ СИЛЫ.

— Но… — Таня махнула рукой безнадежно и отошла к окну, уставилась пустым взором во тьму.

— Мы никогда не узнаем точный ответ. Никогда. — Рощин шагнул к ней и сделал то, о чем мечтал весь вечер — привлек к себе, прижал голову к своему плечу, стал гладить волосы. Ему хотелось, чтобы Таня заплакала, чтобы сухой злой обличающий блеск исчез из ее глаз, чтобы она прекратила доказывать себе и ему невозможность происходящего. Он хотел, чтобы она впустила его в свою жизнь добровольно, без принуждения, не под тяжестью неопровержимых доказательств и улик. Чтобы приняла и оценила случившееся, также как он: с восторженным удивлением, с радостью, с ликованием. Чтобы сказала себе и ему, да это чудо, и я верю в него.

Чудо требовало взаимного признания и взаимных восторгов. От Таниного колючего недоверия, от почти враждебного неприятия, чудо превращалось в набор случайностей и грозило им оказаться. Но случайностей не было! Была закономерность! События увязывались в четкую безусловную логическую схему, фабулу, которую, Андрей, сам — хороший романист, отследил, едва сумел оценить замысел сюжета. Автор милой шутки действовал более чем целенаправленно, организовывая их свидания. Что и подтверждали сделанный аборт, Никита, Маша и дитя, вызревающее в Танином чреве.

— Я ничего не понимаю, — настал черед слез. Затем пришло время нежности. Потом тут же, в объятиях, начались разбирательства. Следовало узнать, при каких обстоятельствах появился на свет Никита.

— Чтобы ребенок родился его надо зачать. Это событие происходит когда-то, с кем-то, где-то, — от нетерпения у Рощина чесались ладони. — Давай по порядку, пункт первый: когда.

— Никита родился 29 января. Значит забеременеть я могла за 40 недель до того, плюс-минус четыре недели. Сроки, как видишь, более чем приблизительные.

— Хорошо. Пункт второй, с кем у тебя были тогда интимные отношения?

— Только с Геной. Я была влюблена по уши и ни на кого другого даже не смотрела.

— Подумай, вспомни.

— Клянусь. У меня всегда был только один мужчина, — в голосе Тани дрогнула обида. Уверять Рощина в своей порядочности она полагала ниже своего достоинства.