– Зачем зря тратить деньги? Можно позвонить и с домашнего телефона, – бодро, но с большой долей фальши в голосе предложила я и невольно сморщилась. А в следующую минуту ляпнула то, что и не думала говорить: – Мы найдем тебе такое же уединенное место, там вас с сыном никто не достанет.

Анна очередной раз кивнула и с трудом оторвалась от картины:

– Вы что-то сказали?

– Мы сказали, что надо позвонить сыну…

Наталья резко спрятала мобильник за спину.

– По городскому телефону. Трубка рядом с тобой на столике.

– Спасибо… Я позвоню… Гос-споди!

Анна молниеносно схватила телефонную трубку, разом стряхнув с себя оцепенение, и быстро набрала номер. Ребенок не сразу подошел к телефону, и она заметно нервничала, бормоча себе под нос нелестные замечания в его адрес.

– Женька!

Это был крик на грани истерики. Я с трудом подавила желание схватить невидимого мальчишку за шиворот и как следует встряхнуть. Наташка, судя по зверскому выражению на физиономии, испытывавшая сходное чувство, это желание не подавила. Мстительно встряхивала в мыслях бедного парня снова и снова. Вместе с моей диванной подушкой.

– Что случилось, Женечка? – Анна обрела некоторое спокойствие. – Ты один? Почему так долго не подходил к телефону? Куда укатился?.. А ты покушал?.. Опять йогурт! Ну хорошо, я скоро приеду. Никто не звонил?.. И опять молчал?.. А вот это зря. Обзываться не хорошо. Следовало просто положить трубку. – Анна взглянула на часы: – Ну-у-у, где-то через полчаса… Или чуть больше. Я тебе из подъезда позвоню, давай, малыш, целую. – Женщина устало улыбнулась и, положив трубку на место, предприняла попытку встать, но тут же села обратно – ответная реакция на появление из-за Наташкиной спины мобильника.

– Извини, твой телефон был очень назойлив, и мы нечаянно прочитали последнее сообщение. Можешь забрать свой пугач… пугало.

Анна кивнула, молча взяла бесстрастный передатчик чужих мыслей на расстоянии, пощелкала кнопками и, прочитав сообщение, опять кивнула. Посмотреть в нашу сторону не решилась. И зря. Это ее наверняка немного бы отвлекло от личной проблемы выживания. Кому хоть раз в жизни не приходилось видеть перекошенное неуемным любопытством лицо человека, не отдающего себе отчет в том, что его могут видеть?

– У меня еще есть время… – бесстрастно выдала Айболитка, продолжая внимательно таращиться на дисплей аппарата.

– Тебе следует немедленно уехать, но так, чтобы ни одна живая душа не знала.

В ответ на мои слова Анна еле слышно выдавила из себя что-то вроде – деваться ей некуда.

– Понятно. Живешь по правилу Джоунза – друзья как приходят, так и уходят, а вот враги накапливаются. Мы, собственно, не навязываемся… – Мне тоже с трудом удавалось открывать рот. – Если пожелаешь, отвезем тебя с сыном туда, где вас никто не найдет.

В тот момент я думала о собственной даче. На худой конец, можно было бы укатить в деревню, где гостила свекровь с детьми. Анна по-прежнему не отрывала взгляд от мобильника. Светлые волосы свесились на лицо, было невозможно увидеть его выражение, но главное – она не возражала. Хотя и не соглашалась.

– У нас есть друзья в прокуратуре города.

Мой голос обрел некоторую уверенность.

– Мы понимаем, что ты боишься за сына, но если все как следует продумать…

– Не надо никакой прокуратуры, – глухо отозвалась Анна. – Извините, что так получилось, – невольно втянула вас в эту историю…

– Вся беда в том, что она еще продолжается! – Наташка плюхнулась на диван и обняла подушку. – А переписывать ее в отличие от истории страны никто не будет. И мы не позволим тебе приносить себя и сына в жертву обстоятельствам. Видели, знаем! В первом сообщении маньяк специально подчеркнул, что ты ни в чем не виновата, но придется умереть. Даже он тебя, дуру, жалеет! В меру своих неограниченных преступных возможностей. Нет, ну вы подумайте!

Подруга возмущенно всплеснула руками, диванная подушка, не способная думать, вылетела на свободу и смела с журнального столика кучу Димкиных журналов по медицине. Анна окончательно съежилась.

– Аут! – подвела итог Наташка.

– Прекрати артобстрел! – постфактум прошипела я. – «Позволим – не позволим…» Помимо сына на шее у нее еще и собственная голова на плечах. Наверняка какие-то планы спасения имеются, правда, Анюта?

Айболитка кивнула и наконец распрямилась, явив нам бледное лицо с прикушенной губой и абсолютно сухими воспаленными глазами. Если бы ее сейчас видел маньяк, пожалел бы еще больше. И, повинуясь собственному извращенному чувству жалости, незамедлительно придушил – чтобы дальше не мучилась. Я невольно вздрогнула. Наташка закатила глаза к потолку и, поджав губы, демонстрировала великую обиду.

– Ты знаешь того, кто взял на себя миссию отсчитывать дни и часы твоей жизни? Не хочешь – не говори, – торопливо добавила я, испугавшись, что Анна опять замкнется. – Просто у нас имеется некоторый опыт положительных решений отрицательных проблем. И судьба не зря заставила тебя забыть свой мобильник именно здесь. Можешь быть уверена – дальше нас этот разговор не пойдет.

– Я точно не знаю, чья это дурацкая шутка…

Голос Анны отдавал легкой хрипотцой.

– Но подозреваю, что таким образом развлекается мой бывший муж. Наверное, подговорил кого-то из своих приятелей. Он, в общем-то, неплохой человек… Был. Пока не свихнулся на политике и окончательно не спился. Не все, знаете ли, могут адаптироваться в нынешней жизни. Многие мужики теряются.

– Это потому, что козлы! – подала голос Наташка. – Думают только о себе и о своих нереализованных талантах и возможностях, которые бестолковый окружающий мир не оценил. Женщинам некогда об этом страдать – слишком много забот! Ква…

Во время Наташкиного монолога я сосредоточенно пыталась подтянуть к себе ногой валявшуюся на полу подушку. И как только это удалось, подхватила ее и, стряхнув невидимую пыль, пустила в обратный путь. Подруга всегда отличалась хорошей реакцией – квакнула, поймав подушку, и заткнулась. На пару секунд. Затем гордо выпрямилась и договорила:

– …квалификация хранительницы домашнего очага не позволяет!

– А ты не пробовала поговорить с мужем по-хорошему?

– За последнее время трижды, но он был пьян, только ерничал.

– У него к тебе серьезные претензии?

Я сердито взглянула на подругу, попытавшуюся вместо Анны сформулировать ответ на этот вопрос. В том плане, что у всех алкашей стабильно одинаковые придирки к женам. Порождение пьяного бреда в оправдание собственной непросыхаемости.

– Мы развелись почти год назад. Сначала были амбиции материального характера – считал себя обделенным. Мне хотелось покоя, поэтому я старалась идти ему навстречу. Кроме одного: при размене нашей двухкомнатной квартиры я категорически отказалась переезжать в коммуналку. Нас с сыном все-таки двое. А Вениамин считал, что я вполне способна заработать себе новую квартиру. Ну, на панели… как он всех уверял или за счет своей лакейской специальности. Считал, что я всем обязана ему. В первую очередь Москвой. Я вообще-то родом из Серпухова. Короче, каждый месяц он являлся к нам за деньгами – в возмещение морального вреда, как считал. Ему досталась комната в трехкомнатной коммунальной квартире, две из них принадлежат армянской семье. Ну, а поскольку Вениамин отлучался из дома только в аптеку, а все остальное время якобы торчал дома, он стал обвинять меня в том, что по моей вине теряет русские корни.

– Он что, больной? С чего ему регулярно в аптеку бегать? – не выдержала Наташка.

– Он алкоголик. А в аптеку носится за медицинским спиртом – такой маленький флакончик на двести пятьдесят граммов. Думаю, скоро перейдет на дешевый портвейн, хотя и уверяет, что со своим университетским образованием никогда не падет так низко. Но это пока деньги есть.

– Хорошо! Хотя, конечно, ничего хорошего, – поправилась я. – Судя по всему, ты лишила его дотации. И у него появились новые претензии – душевные. Уж не начались ли запоздалые страдания по сыну?