– Ты что, пять минут как разлюбила своего проповедника? Так скажи ему об этом сама. Плодишь маньяков, а я вынуждена тебя от них спасать!

– Алло?

Как ни старалась, но вышло трагично. Абонент не откликнулся. Мелькнула мысль, что, если это маньяк, мой обреченный голос заставил его меня пожалеть. Наверное, у него наступила минута молчания. Но она истекла раньше, чем он заговорил.

– Простите, это Рогожин. Мне звонили с этого номера. Я отлучался ненадолго… Вы по поводу приобретения картин?

Иван Иванович умел слушать. Он ни разу не перебил тот бред, который я несла, хотя и старалась быть краткой. Но одно из двух: либо у меня нет таланта рассказчицы и, следовательно, его родной сестры – этой самой краткости, либо он у меня есть, но один-одинешенек. Без сестры. Только когда я умолкла, окончательно запутавшись между висевшим на нашей стене полуразрушенным скитом, березами, бешеными лисами и обещаниями возместить причиненные монологом материальные потери, он осторожно попытался выяснить, кто я вообще такая.

– Дебилка!!! – рявкнула Наташка, отняв у меня мобильник. Хотела внести ясность и с места в карьер принялась извиняться за то, что время у нас ограничено – звоните в другой раз. В результате через полминуты я удостоила ее тем же званием. Заметив, что с того места, где стою, то есть со стороны, виднее, велела вернуть аппарат. Подруга, прекратив нести Рогожину не меньшую ахинею, мило прощебетала «одну секундочку» и раздраженно пихнула мобильник мне в руки.

С этого момента началось некоторое взаимопонимание с художником. Теперь уже мне пришлось слушать. В основном дифирамбы кудеснику Дмитрию Николаевичу, бестолковым придатком которого я являюсь. Смысл пятиминутных откровений Ивана Ивановича коротко сводился к тому, что, будучи женой замечательного скульптора – мастера резьбы по живому человеческому телу со скальпелем в руках, удостоилась участи счастливейшей из смертных. Мне пришлось смириться с таким мощным словоизвержением – Рогожин ведь тоже мучился, слушая меня. Долг платежом красен. За это время удалось собраться с мыслями. Я не заметила, когда исчезло равнодушие, призывавшее пустить все на самотек и я попросила художника о короткой встрече примерно через часок. Наташка, как могла, изгалялась яростной жестикуляцией, перемежаемой отчаянным фырканьем. Давала понять, что сейчас не время для свиданий. Как ни странно, но Рогожин с ней согласился. Почему – стало понятно без дополнительных раздумий. Просто художник телом и душой находился за много километров от Москвы – в приснопамятном селе Владимирском. Ну не мог он отказаться от желания написать легендарное озеро Светлояр на закате дня.

Радовалась я так искренне, что переплюнула Наташку, вынужденную досрочно прекратить свои кривляния. Испросив у Рогожина разрешения и пользуясь дарованным им согласием на наше скорое прибытие, передала трубку подруге, дабы она смиренно выслушала маршрут следования до места назначения – мне такое доверять нельзя, всю жизнь путаю правую сторону с левой и не запоминаю маршрутов. Любой автомобильный пробег в моей интерпретации обязательно проходит через Дальний Восток. Наташка соображала и схватывала все на лету, время от времени поминала «маму дорогую» и сокрушенно качала головой, из чего я заключила, что столь дальнее расстояние в ее планы не входило.

По окончании переговоров я вихрем носилась по квартире, собирая мелочи, о которых вспоминала, тогда как Наталья смирно сидела в кресле, тупо изучая висевшую на стене рогожинскую картину.

– Анне звонила? – очередной раз пролетая из кухни в спальню, спросила я, но ответа не дождалась. – Звони немедленно! Надо выехать засветло, чтобы проверить, будет ли преследование. Если будет, прокатим маньяка до прокуратуры – иного выхода нет. Анну следует переодеть и загримировать до неузнаваемости. Где же детское Аленкино платье? Ладно, наденет это.

Я придирчиво осмотрела коротенькую узкую юбку дочери и откинула в сторону – не пойдет. Маленькие девочки такое носить не должны. Решила взять желтенькое платьице. Подвяжем поясочком и подберем вверх. Прикроем это безобразие какой-нибудь кофточкой. И бантик на голове соорудим.

– Наташка! У тебя есть бант?

– Бант? Зачем нам бант? У меня нет. Кажется, был у Деньки. Мы ее маленькую с бантом на голове фотографировали…

– Ну так пойди и попроси у нее. Присобачим Аниному сыну, получится настоящая девочка.

– Да. Настоящая нищенка. Собираешься приковать к ребенку все внимание окружающих?

– Придумай что-нибудь получше, а я пока сбегаю за Анастас Ивановичем и покажу где что. И не забудь позвонить Анне.

Наташка не забыла. А я как раз вспомнила про Андрея – частного детектива, оказавшего нам помощь и поддержку на отдыхе в селе Виноградном. Детектив был очень занят, на что я наплевала столь решительно, что он быстро освободился. Коротко изложила ситуацию, попросив только совета. Он был однозначным – сматываться, куда подальше, а там разберемся. Маршрут одобрил, как и средство передвижения – Наташкину незаметную «Ставриду», номера которой на всякий случай записал. Главный результат переговоров – обещание немедленно подключиться, при условии, что об этом не будет знать ни одна живая душа. Главные наставления – смотреть в оба, не торопиться, не выключать мобильник и сразу же сообщать новости. К сожалению, до вечера он будет вне досягаемости, но постарается сделать для нас все, что в его силах, чтобы мы не чувствовали себя одинокими.

Прямо к подъезду Анны мы подъезжать не стали, остановились за углом дома. Там уже стояло несколько машин, но без водителей и пассажиров. Оставив собаку на заднем сиденье, мы вышли и долго препирались, стоит ли подниматься обеим. Спор прекратили только тогда, когда Айболитка распахнула перед нами добротную металлическую дверь квартиры.

Чистенькая малогабаритная двушка показалась большой – из-за минимального набора старенькой мебели. В комнате на диване, рядом с двумя запакованными сумками – близняшками наших собственных отечественных «адидасих», сложив ладошки между ног, сидел хорошенький мальчишечка лет восьми, при взгляде на которого я сразу поняла, что бант ему ни к чему: стрижка слишком короткая.

– Ничего. Повяжем платочек, – заявила я ухмыльнувшейся Наташке.

– Времени – в обрез! Поэтому общее здравствуйте и готовьтесь на выход. У меня уже собака соскучилась.

Наташка вытряхнула рядом с Женечкой кучу шмоток из сумки, собранной Анной, и скомандовала:

– Быстро! Три минуты на переодевание. С собой брать только самое необходимое! Моя «Таврия» не «Камаз»! Ир, смотри, что с людьми излишняя нервозность делает? Анка прихватила с собой беременную номерами телефонов записную книжку! На фига она ей в захолустье? Пешком к клиентам побежит? Ничего, пусть до лучших времен поваляется дома. Это тоже ни к чему…

Следом за телефонной книжкой последовало большое махровое полотенце.

– Хватит двух маленьких. Остальное, пожалуй, можно оставить.

Наташкина ревизия кончилась тем, что все вещи уместились в одну спортивную сумку, которая даже застегнулась. Я с пафосом отметила, что у нас троих хороший вкус – сумки-то одинаковые. Только у Анны почти новая.

Женька переодеваться не хотел. До тех пор пока я не убедила его, что это такая игра, похожая на прятки от бандитов. Но и после этого он согласился только повязать на шею косынку.

– Да уж какие тут прятки! – послышался из ванной расстроенный голос Анны. – Представляете, полчаса назад Вениамин звонил, почти трезвый, и очень орал на меня. Хочешь, мол, от меня смотаться, не заплатив? Не выйдет. Я тебе так просто не позволю укатить! Ну, я трубку бросила, а саму так и затрясло. Откуда он мог узнать про отъезд?.. Женя! Скажи маме правду, ты действительно ничего не говорил папе?

Анна высунула голову из ванной, и я вздрогнула: моим глазам явилась разбитная торговка с рынка.

– Ну нет же-е! Уже говорил, что не говорил.

Ребенок явно был обижен. Пока не взглянул на мать.

– Вау-у-у…

– Похожа на шалаву, – задумчиво проронила Наташка и обернулась ко мне. – Я что, тоже так в этом парике выгляжу?