Кроме того, смещение «военной тревоги» с Запада на Дальний Восток вряд ли могло вынудить политическое и военное руководство к радикальному изменению концепции модернизации, к превращению в доминирующую установку — решение «танкового вопроса». Характер дальневосточного театра военных действий, сам противник указывали на нецелесообразность применения танков в качестве приоритетного и решающего средства оперативно-тактических решений и уж тем более формирования-для этого крупных мотомеханизированных соединений. На это вполне обоснованно указывали высшие офицеры РККА, хорошо знакомые с дальневосточным театром военных действий. Танки и мотомеханизированные соединения целесообразно было использовать именно на западном театре военных действий. Однако все это было уже после возвращения Тухачевского в центральный аппарат и после принятия его «программы модернизации» и в ее рамках «большой танковой программы».
5
Советско-германские отношения 1931—1933 гг. и «военная партия* в СССР
Итак, обострение советско-польских и германо-польских отношений, а также охлаждение советско-германских отношений — отчасти это было вызвано стремлением влиятельной группы германского политического руководства к сближению с Францией на антисоветской основе, вплоть до войны против СССР. Отчасти ситуация была обусловлена и переговорами, а затем заключением в начале 1931 г. советско-французского Пакта о ненападении, а также начавшимися переговорами с польским правительством о заключении аналогичного пакта.
В стремлении сохранить и улучшить дружеские отношения с Германией советское руководство на встречах с германскими официальными лицами стремилось всячески затушевать значимость указанных договоров. «Ворошилов самым категорическим образом подчеркивает неизменное чувство дружбы, питаемое здесь к Германии, — сообщал в своем письме фон Бюлову 17 октября 1931 г. германский посол в Москве фон Дирксен. — По его словам, как переговоры с Францией, так и переговоры с Польшей представляют из себя явления чисто политического и тактического характера, которые диктуются разумом. В особенности же ясно отдают себе здесь отчет в отсутствии внутренней ценности договора о ненападении с Польшей... Границы с Польшей Ворошилов считает, как это он подчеркивал в разговоре с Адамом, неокончательными»1244. .
Мне представляется, что возвращение Тухачевского в центральный аппарат и назначение его на должность заместителя наркома обусловлено было именно новой «военной тревогой» на западных границах СССР. Эта «тревога» носила более сложный и опасный характер, поскольку таила в себе возможность разрыва прежних дружеских отношений с Германией. В связи с усложнившейся военно-политической ситуацией на «западном направлении» советской внешней политики, чреватой возможной изоляцией СССР в условиях ненадежности «германского фактора» его международного положения, согласно аналитической записке французских спецслужб от 24 июня 1931 г. «в русских кругах Парижа стало известно о предполагаемом назначении генерала Тухачевского генералиссимусом (т.е. главнокомандующим. — С.М.) советских армий в случае войны. Это назначение, однако, будет держаться в секрете до дня начала открытого конфликта. Генерал Тухачевский в настоящее время будет находиться в Москве, где станет главным сотрудником народного комиссара Ворошилова. Известно, что этот генерал, называемый «русским Наполеоном», принимал активное участие в Русско-польской войне»1. Назначение М.Тухачевского могло носить, кроме всего прочего, и знаковый характер: демонстрация антипольской настроенности СССР, ввиду общераспространенного мнения о «полонофобии» Тухачевского, в связи с начавшимися советско-французскими и советско-польскими переговорами, которые весьма обеспокоили руководство рейхсвера.
В контексте этих мер можно рассматривать также спровоцированные дезинформацией ОГПУ сведения о наличии в СССР группы политиков и генералов, настроенных антикоммунистически и националистически1245 1246. На этом сюжете имеет смысл остановиться детальнее.
В декабре 1932 г. от агента А-270 из берлинской резидентуры ИНО ОГПУ получил информацию о том, что его агент по кличке «Сюрприз» узнал от доверенного лица Абвера Г. фон Берга, что советский военный атташе Зюзь-Яковенко в беседе с ним говорил «о работе «военной партии» в СССР и что эта партия развивает в настоящее время большую активность». Г. фон Берг объяснил «Сюрпризу», что атташе тоже состоит членом этой партии. Он пояснил, что «эта партия стоит на антикапиталистической платформе, но в то же время национальна и хочет отстранить евреев от руководства государством». Правда, по словам «Сюрприза», Г. фон Берг объяснил, что на самом деле «военной партии» как организационно оформленной структуры не существует. Речь идет об определенных националистических настроениях, охвативших широкие круги руководства Красной Армии. Со слов «Сюрприза», Г. фон Берг говорил ему: «Красная Армия чувствует себя очень сильной и перед лицом больших внутренних трудностей, переживаемых СССР, ее ожидает в будущем большая историческая задача — взять на себя в нужный момент роль спасителя Отечества в форме сильной и авторитетной военной диктатуры»1.
Примечательно, что еще 23 июня 1932 г. ИНО ОГПУ от того же «Сюрприза» получил следующее сообщение из Берлина: «Генерал Шляйхер и командование рейхсвера считают момент для интервенции против России назревшим. Генерал Шляйхер стоит за то, что интервенция должна быть начата еще в этом году. Внутренние трудности Советского Союза настолько велики, что уже факт объявления войны может привести к антикоммунистическому перевороту. Но даже в том случае, если советские войска победят, коммунизм будет уничтожен, так как коммунистическая партия не выдержит победоносную Красную Армию. В стране установится военная диктатура, которая свергнет Сталина»1247 1248.
Таким образом, суть информации о «военной партии» в общем была известна в ОГПУ уже в июне 1932 г. от агента «Сюрприза». Примечательно, что в литературе утверждается, что этого агента завербовал А-270 в конце 1932 г., уточняется, что это произошло в сентябре 1932 г. Однако приведенный выше документ свидетельствует, что работа с ним шла уже в июне 1932 г., помимо А-270.
Возвращаясь к информации советского военного атташе Я.Зюзь-Яковенко о «военной партии», следует обратить внимание на то обстоятельство, что он не сообщил ничего о руководителе этой «военной партии». О нем «Сюрприз» сообщал, уже ссылаясь только на Г. фон Берга: «Идеологическим головой этого течения Берг называет «генерала Турдеева». Турдеев, якобы бывший царский офицер, около 46 лет, в этом году (1932 ) приезжал в Германию на маневры. Турдеев в штабе Ворошилова является одним из наиболее ответственных организаторов Красной Армии. Турдеев в большой дружбе с Нидермайером, с которым он на ты. Берг говорит, что Турдеев произвел на него впечатление определенного националиста»1. Последняя фраза Берга свидетельствует, что ему приходилось непосредственно наблюдать поведение «Турдеева» и слышать его рассуждения, очевидно, во время маневров, следовательно, он знал точно, кто скрывается за псевдонимом «Турдеев». Таким образом, Г. фон Берг знал о «военной партии» и ее руководителе не только от советского военного атташе, но получил о ней информацию еще раньше. Учитывая цитированный выше документ от 23 июня 1932 г., сообщавший о намерениях и надеждах генерала К. фон Шляйхера, абвер и высшее руководство рейхсвера имели информацию о так называемой «военной партии» уже к июню
1932 г.
Резидент советской разведки в Берлине был озадачен вопросом: кто такой «генерал Турганов». После разговора с агентом А-270 по этому поводу он сообщил в «центр»: «Когда я переспросил «Наха» (А-270), идет ли речь о советском работнике под этим именем или о старом генерале, он ответил, что речь идет о старом генерале». Однако это соображение А-270 можно сразу же поставить под сомнение: в составе советской военной делегации на осенние маневры 1932 г. в Германии не было ни одного бывшего царского генерала. Видимо, это были собственные предположения агента, выдававшего их за факт.
