Но, несмотря на это соглашение, прочного мира между Россией и Германией быть не могло. Если в 1910 г. и удалось путем взаимных компромиссов разграничить сферы влияния обеих держав в Персии, то гораздо труднее оказалось это сделать относительно Балканского полуострова. С тех пор, как в Африке Германия натолкнулась на энергичное сопротивление со стороны Англии и Франции, а в Персии — со стороны России и Англии, она особое внимание обратила на Балканский полуостров. Он и сам по себе представлял почти нетронутый рынок для сбыта продуктов германской промышленности, но главное — через него лежала дорога в крайне заманчивый для Германии край легко поддающейся чужому влиянию азиатской культуры и в земли тоже нетронутого рынка — в Малую Азию, Месопотамию, Аравию и в ту же Персию, которую было невозможно прочно подчинить германскому влиянию без сухопутной дороги через Балканский полуостров и Турцию. Кроме этого, перед глазами германских империалистов вырисовывались еще более заманчивые перспективы о достижении через Ближний Восток и индийских владений Англии, и о поражении недосягаемой до сих пор соперницы Германии в ее лучшей, наиболее драгоценной колонии. Под чинить Турцию германскому влиянию оказалось очень нетрудно. Об этом свидетельствовал крайне благосклонный прием, оказанный турецким правительством миссии германского генерала Лимана фон Сандерса; Турция вцдела в Германии свою защитницу от России, верила в германскую мощь и готова была предоставить ей полную свободу действий. Помехой в германских стремлениях на восток оставался один лишь Балканский полуостров, — без подчинения его влиянию 1ерма-нии не могла осуществиться ее главная мечта — о германской дороге Берлин — Багдад. Между тем в 1912 г. на Балканах произошли события, которые были тяжким ударом для Германии и ее союзницы — Австрии. Четыре балканские державы — Сербия, Черногория, Болгария и Греция — соединились против Турции и наголову разбили ее; теперь уже не тайна, что этот союз был заключен при содействии России, которая празд новала теперь двойную победу. Во-первых, Болгария вступила в союз с Сербией и Черногорией, естественными соперниками Австрии в господстве над Адриатическим побережьем; и уже благодаря одному этому должна была отказаться — правда, на короткое время — от своей австрофильской политики; она даже согласилась на арбитраж русского императора в некоторых спорных вопросах40; для Австрии, а через нее и для Германии все это было, несомненно, очень неприятной неожиданностью. Во-вторых, был ослаблен вековой враг России на Черном море и в Закавказье, и это открывало новые пути для распространения русского могущества на Ближнем Востоке. Но насколько заключение балканского союза и первая балканская война были торжеством для России, настолько же они были поражением для центральных держав. Ослабление Турции и союз Болгарии с Сербией были встречены в Австрии и Германии с открытой враждой. Опаснее всего для них было возрождение великосербских стремлений к Адриатическому морю, к Боснии и Герцеговине, к Задунайским землям, и чтобы помешать этим стремлениям, Австрия и Германия приняли самые энергичные меры. Когда сербские войска вышли к Адриатическому морю (у Алессио), а черногорцы заняли Скутари, то центральные державы наложили категорическое veto на эти завоевания, и, уступая их давлению, Сербии и Черногории пришлось отступить. Не без участия Берлинского и Венского дворов загорелась и вторая балканская война, столкнувшая недавних союзников между собой. Для Австрии и Германии было необычайно важно расстроить наладившуюся было дружбу между Болгарией и Сербией, и в этом отношении их старания увенчались успехом, причем Болгария, разорвав с Сербией, снова стала обнаруживать тягу к германским державам. Но исход второй балканской войны не оправдал ожиданий Германии и Австрии: Болгария была разбита, а в Сербии усилисись великосербские веяния, представлявшие собой прямую угрозу для Австрии. Второй естественный союзник Германии и Австрии на Ближнем Востоке — Болгария — (если считать первым Турцию) был ослаблен, их враг — Сербия, наоборот, — возвышен. Перед центральными державами теперь стояли две задачи. Одна из них была дипломатической: надо было помирить их рассорившихся ближневосточных союзников — Турцию и Болгарию, и этого их дипломатии удалось достигнуть уже в ближайшие месяцы вслед за Бухарестским миром 1912 г. Другая задача была военной и могла осуществиться только на полях сражений; она заключалась в том, чтобы унизить Сербию и вознаградить Болгарию и Турцию, сделав это, однако, так, чтобы те почувствовали свою зависимость от силы германского оружия и от милости Германии. Но путь к осуществлению этой второй цели лежал только через великую европейскую войну; в 1912 г. Германия еще не была к ней готова, и тем с большей энергией она принялась за ее подготовку в ближайшем же будущем...
Отношения к Франции и Англии при Бетман-Гольвеге были также далеко не спокойными, ив 1911 г. на западной границе Германии в возлухе вполне определенно запахло порохом. Основываясь на соглашении 1909 г., французы стали энергично вмешиваться в марокканские дела; когда в стране началось движение против сурового управления султана Мулей Гофда, то французы поддержали последнего и в мае 1911г. заняли марокканскую столицу Фец под предлогом защиты живших там европейцев от восставших. Германия нашла нужным энергично против этого протестовать; в ее глазах занятие марокканской столицы вооруженными французскими силами знаменовало собой начало полного подчинения султанства Франции. 4 июля 1911г. германское правительство заявило, что для охраны своих интересов в Марокко оно отправляет в марокканскую гавань Агадир свою канонерку; и действительно немецкое военное судно («Пантера») направилось к марокканским берегам. Тогда на сцену выступила Англия. Английский министр Ллойд Джордж заявил, что англичане не допустят занятия немцами какого-либо пункта в Марокко и поддержат в марокканском вопросе Францию. Было ясно, что если Германия будет настаивать на своем, то ей придется воевать, и в случае войны Англия станет на сторону Франции. Германии пришлось отступить по той же причине, по которой она в 1912 г. не пошла на решительные действия в балканском вопросе: она еще не была готова к войне. В ноябре 1911 г. она заключила с Францией новое соглашение, по которому согласилась признать за незначительные уступки в Конго протекторат Франции над Марокко. В 1912 г. этот протекторат был установлен. Германия отсрочила свои расчеты с Францией и Англией до более благоприятного времени.
На этом мы и оканчиваем наш обзор царствования Вильгельма II. Мы подводим итоги тому, что делало правительство Вильгельма II до 1914 г. Первая мировая война многое изменила в Германии, заставила германское правительство перестроить свою тактику и многое пересмотреть в своем отношении к различным общественным группам, хотя цели, к которым оно стремилась, и идеалы, которые им руководили, остались по-видимому, прежними. Можно наметить две основные линии, по которым шла деятельность этого правительства: все больший уклон вправо, в сторону консервативных кругов во внутренней политике и возрастающий агрессивный тон в политике внешней.
Начав с системы либеральных торговых договоров, социального законодательства и благожелательных отношений к иностранцам в либеральное канцлерство Каприви, Вильгельм II через умеренно-консервативную политику Гогенлоэ и Бюлова, еще не отрекавшихся от средних кругов немецкого общества и не отказывающихся от заигрываний с либеральными партиями, пришел к ярко консервативному канцлерству Бетман-Гольвега, связавшего себя с юнкерами прочнее, чем это делал кто-либо из его предшественников. Во внешней политике мы видим не менее характерную эволюцию стремления к дружбе с Англией и соглашение с ней по африканским делам вначале, при Каприви, и постепенно возрастающее обострение отношений с ней при Гогенлоэ, Бюлове и Бетман-Гольве-ге, наряду с этим — все более выясняющаяся невозможность ужиться в мире с Францией и Россией. Столкновение с первой из них по марокканскому вопросу (в 1905— 1906 и 1911 гг.) и со второй — по балканскому (в 1908 и 1912 гг.) едва не довело до войны. Чем дальше продвигалось во времени царствование Вильгельма II, тем с большей неизбежностью надвигалась общеевропейская катастрофа. События 1914 г. и последующих годов показали, как непрочны оказываются в огне всемирного пожара те устои, на которых основывалась до тех пор прусско-германская политика, — политика Гогенцоллернов.
