Утвердившись в мысли, что царь Федор уже не способен иметь потомства, Годунов расправился со всеми своими со-
перниками в будущей борьбе за престол царский. В первую очередь озаботился он возвращением в Москву вдовы беспутного короля Ливонского Магнуса, дочери князя Владимира Андреевича Старицкого Марии. Эта правнучка царя Ивана Третьего по законам русским и по обычаю не могла претендовать на трон, но Годунов опасался и ее! После смерти мужа своего Мария Владимировна обреталась вместе с малолетней дочерью Евдокией в городе Риге, мечтая о возвращении на родину и в то же время страшась его, питая свой страх воспоминаниями детскими и разными сказками, что рассказывали в Польше о событиях русских. Сладить дело помог вездесущий Джером Горсей, он проник к Марии, вошел к ней в доверие, сумел развеять ее страхи и увез ее в пределы русские. Царь Федор принял свою родственницу близкую с почетом и лаской, пожаловал ей некоторые поместья, принадлежавшие раньше отцу ее и безвременно почившему брату Василию, даже принялся подыскивать ей жениха подобающего. Но не то мыслил Годунов. Евдокия в одночасье умерла, Мария же была вынуждена удалиться в монастырь.
Оставалось главное препятствие — царевич Димитрий, коего все считали законным наследником. А тут еще донесли Годунову, что подросший Димитрий приказал зимой слепить фигуры снежные и изрубил их все сабелькой, приговаривая: «Вот так же будет с Годуновыми, когда на Москве воцарюсь!»
Годунов приступил к делу с осторожностью, памятуя, что царь Федор брата своего меньшего любил, в церкви за него молился, щедро одаривал мать его Марию и родственников ее Нагих деньгами, камкою, мехами, а Димитрию посылал пряников со своего стола. Следуя примеру отца, царь Федор даже подумывал о том, чтобы'посадить Димитрия на престол польский. Но Годунов против воли царской написал в наказе послам нашим: «Если паны упомянут о юном брате государевом, то изъяснить им, что он младенец, не может быть у них на престоле и должен воспитываться в своем отечестве».
Не смея действовать явно, Годунов начал с клеветы, уверив царя Федора, что по закону Димитрий является незаконнорожденным, ибо родился не в церковном браке. И патриарх Иов,
во всем послушный Годунову, это подтвердил. Раньше за Димитрия по всем церквам русским молились, имя Димитрия возвещалось в многолетии сразу после имени Федора, теперь Димитрия исключили, порушив порядок узаконенный. А еще Димитрия перестали именовать царевичем и во всех бумагах официальных писали просто: князь Димитрий Иоаннович, Углицкий.
Вскоре Димитрий лишился и удела. По наущению Годунова царь Федор собрал Думу боярскую и предложил ей отменить на Руси на веки вечные уделы, как рассадник смут и раздора. Бояре посудили-порядили да и утвердили закон новый. На той же Думе боярской решили, что отныне и во все годы жизни своей Димитрий будет находиться на иждивении казны царской без обязательств по службе и охранять его будут стрельцы царские. Распоряжаться же в Угличе будут дьяки, Думой назначенные.
Так пытался Годунов удалить царевича как можно дальше от престола и вытравить его из памяти народной. Не сразу, но все же сыскались и злодеи, готовые в угоду Годунову свершить его желание потаенное. В Углич отправились Михайло Битя-говский с сыном Данилой и племянником Никитой Качаловым, а с ними Осип Волохов, сын боярыни-мамки Димитрия Василисы Волоховой. Поначалу пытались отравить Димитрия ядом, но по причине неведомой это не удалось. Тогда решились на дело кровавое.
В день злосчастный, мая 15-го, царевич Димитрий вместе с матерью, князем Андреем Нагим, боярыней-мамкой Василисой Волоховой и кормилицей Ариной Ждановой были у обедни в церкви Спаса, после чего, раздав милостыню, отправились во дворец. Мария Нагая поднялась в палаты, чтобы отдохнуть перед обедом, Волохова же, прежде чем за ней последовать, дала Димитрию горсть орехов и отпустила погулять во двор, где мальчики дворовые играли в тычку под присмотром кормилицы. Тати прятались под крыльцом и, едва Димитрий ступил на двор, выскочили наружу, кормилицу огрели поленом по голове, так что та свалилась в беспамятстве, и, выхватив кинжалы, перерезали горло отроку несчастному. Злодейство
совершив, тати бежали через двор, но звонарь на колокольне храмовой, узрев их и их дело страшное, ударил в набат. Тут на двор выбежала боярыня-мамка, а вскорости за ней и Мария Нагая. Увидев сына окровавленного, едва дышащего, она схватила с земли полено и принялась Волохову охаживать, крича, что та была со злодеями в сговоре. А потом бросилась на тело сына, уже бездыханного.
Жители же Углича все сидели за столами обеденным, когда услышали набат. Выскочив из домов, оглянулись вокруг в поисках столбов дыма, не найдя же их и поняв, что звонят на колокольне церкви Спаса, устремились к дворцу царевича. Прискакали верхами Нагие, Михаил с Григорием, стали пробиваться сквозь толпу к воротам. Тут, презрев стыд и совесть, появились дьяк Михайло Битяговский с сыном. «Вяжите их, ребята! Не дайте уйти злодеям! По их наущению царевича зарезали!» — взревел Михаил Нагой. Битяговских повязали, поволокли в темницу. Тут нахлынул второй вал людской, слух об убийстве царевича с быстротой невероятной распространился по посаду и даже через Волгу перелетел, люди бежали с топорами, рогатинами, дрекольем, завидев связанных и помятых Битяговских, устроили суд скорый, заодно прибили пособников их, Осипа Волохова и Данилу Качалова, и вступили в схватку со стрельцами царскими, пытавшимися их защитить. Потом в поисках приспешников-злодеев ворвались в избу приказную и на подворье дьяков и побили всех, кто не успел скрыться. Всего же убили насмерть пятнадцать человек.
Как только в Москве получили весть об убиении Димитрия и случившемся бунте, в Углич был направлен полк стрельцов и следователи для розыска дотошного. Все указывало на вину Бориса Годунова, поэтому Дума боярская с тщанием выбирала следователей, дабы не попали в их число клевреты годунов-ские. Так, избрали князя Василия Ивановича Шуйского, окольничего Андрея Клешнина и митрополита крутицкого Геласия. Того не учли бояре, что именно Годунов заблаговременно вернул из ссылки Василия Шуйского, что Клешнин, хоть и приходился зятем Михаилу Нагому и часто противоречил Годунову в приказе своем, был весь в его власти, а Геласий, воз-
вышавший голос свой против всевластия Годунова с амвона церковного, был во всем послушен патриарху Иову. Неудивительно, что следователи такие не сыскали никаких доказательств убийства злодейского, допросили множество людей, да все без толку. Оставили без внимания и орудия убийства, пищаль, нож ногайский и палицу, все в крови свежей, что оказались в руках Битяговских, чьи тела были брошены в ров городской. Нашли следователи людей, которые под пытками повинились, что орудия эти были подброшены, и указали на тех, кто их на это подбил, на Нагих, Михаила да Григория.
Поспешив предать тело Димитрия земле, так же как нашли его во дворе, с орешками, зажатыми в правой руке, следователи отбыли в Москву. На следующий день по их приезду собрался Собор Священный вместе с Думой боярской, в присутствии царя Федора заслушали доклад князя Василия Шуйского о розыске в Угличе. Говорил он не об убийстве, а о гибели, тогда же впервые, неуверенно и среди многих прочих прозвучали слова о том, что царевич мог сам неосторожно пораниться. Бояре и святые отцы вынесли приговор глубокомысленный: «Царевичу Димитрию смерть учинилась Божьим судом», — дело же отправили на доследование.
Следствие по Угличскому делу подошло к концу лишь к зиме. Тогда и объявили окончательно, что княжич Димитрий погиб, играя с ребятишками дворовыми в тычку, поранившись ножом в приступе черной немочи. Виновной в преступном небрежении была объявлена Мария, ее отправили в Николо-Вык-синскую пустынь в земле Вологодской и там постригли в монахини. Всех Нагих за подстрекательство к бунту осудили на заточение и разослали по разным городам. Пострадали и жители Углича, двести с лишним человек, признавшихся в убийстве дьяков, сослали вместе с семьями в места отдаленные, в Пелым, на поселение вечное. Колоколу же соборному, поднявшему народ на бунт, усекли ухо и вырвали язык и под стражей крепкой отправили в ссылку, опять же вечную, в Тобольск.
