Отношения между Аденауэром и английскими властями оставались далекими от гармонии. В начале 1946 года была предпринята попытка их улучшить. С инициативой выступил Форин офис. Главе политического отдела британской оккупационной администрации Кристоферу Стилу была послана инструкция лично встретиться с Аденауэром и постараться наладить с ним деловой контакт. Стил дал соответствующее поручение Аннану, а тот связался с подполковником Рональдом Грирсоном, который был тогда руководителем подразделения военной разведки в Кёльне, чтобы тот подобрал время и место для встречи.
Она состоялась в офицерской столовой в Кёльне и длилась с часу дня до семи вечера. Все это время Аденауэр непрерывно потчевал троих английских собеседников — Стила, Аннана и Грирсона — длинными экскурсами в историю с особым упором на времена Священной Римской империи. Когда наконец поток аденауэровского красноречия иссяк и он покинул застолье, измученные англичане, чтобы прийти в себя, навалились на оставшееся виски. Итог встречи подвел Стил. Его вывод был однозначен: «С ним каши не сваришь. Он все время толкует о своем «западном христианстве» и что за ним будущее. Для нас это не годится».
Неизвестно, какие выводы из этой встречи сделал сам Аденауэр. Дальнейшее развитие событий показало, что англичане его не особенно интересовали, в том числе и поддержка с их стороны. Он полностью ушел в дело создания своей собственной политической партии.
ГЛАВА 2
СНОВА - КАРЬЕРА ПОЛИТИКА, СНОВА - ЛИЧНАЯ ДРАМА
«Принцип абсолютного приоритета личности, ее достоинства, в том числе и по отношению к государству у — это прямая производная от западного христианства»27
Однажды, много позже описываемых здесь событий, в ходе интервью с корреспондентами агентства Си-би-эс 23 октября 1962 года, Аденауэру был задан вопрос «на засыпку»: как он считает, смог ли бы он стать канцлером, если бы его в октябре 1945 года не сместили с поста бургомистра? Ответ последовал быстрый и категоричный: «Нет, конечно же, нет!» Трудно сказать, так ли это было на самом деле и так ли на самом деле думал интервьюируемый. Однако несомненно одно: снятие груза докучливых и неблагодарных хозяйственных забот высвободило в нем огромный заряд энергии, которую он направил не на обычные стариковские забавы типа комичных технических экспериментов или любительского садоводства (хотя в ту осень он провел на своем участке немало времени), а на более амбициозный проект — создание политической философии для новообразованного ХДС.
То, что он создал — несколько страниц, исписанных его характерным, с аккуратным наклоном почерком, — вообще говоря, не блистало оригинальностью. Очевидно было заимствование из «Квадрагезимо анно» — папской энциклики, которую он в свое время проштудировал в монастыре Мария Лаах. Тот же самый тезис о том, что государство не должно покушаться на «достоинство и неотчуждаемые ирава личности», тот же самый упор на «принципы христианской этики и культуры... которые должны пронизывать всю ткань государственной жизни». И, разумеется, то же самое осуждение социализма и коммунизма, как у Пия XI.
Были, впрочем, и некоторые отличия. Тезис о частной собственности как истинно христианской ценности, столь сильно акцентированный Пием XI, в аденауэровской программе явно приглушен; здесь он скорее обнаруживает параллели с «Рерум новарум» Льва XIII с ее призывами к освобождению и свободному развитию «трудящихся классов». Аденауэр и другие отцы-основатели ХДС апеллировали к максимально широкому спектру социально-политических сил и группировок — не только к католикам, но и к протестантам, не только к предпринимателям, но и к средним слоям и членам профсоюзов, к местным, локальным инициативным группам (последнее, помимо прочего, находило понимание и поддержку со стороны оккупационных властей, которые придерживались концепции построения демократии «снизу вверх»). ХДС строился не на конфессиональной основе, и, более того, его лидеры решительно отмежевались от старой партии Центра, воссозданной, но так и не сумевшей избавиться от клейма пособничества Гитлеру из-за вотума ее фракции в пользу принятия закона о чрезвычайных полномочиях в 1933 году. Учитывая, что партия эта не приобрела ни массовой базы, ни четкой организационной структуры, оставшись аморфным верхушечным образованием, идти на контакт, а тем более на союз с ней было нецелесообразно.
Мощную поддержку Аденауэр нашел в лице кардинала Фрингса — главного духовного лица в католической общине Рейнланда. Последний, кстати, также не испытывал никакой симпатии к партии Центра и вполне разделял идею о приоритете личной духовной свободы над государственной властью.
Аденауэровская программа была своего рода героическим вызовом духу времени. В послевоенной Европе господствовало мнение, что капитализм безнадежно обанкротился, что будущее — за какой-то формой общественного коллективизма, а никак не за системой, акцентирующей ценности индивида: инициативу, предприимчивость и т.д. Это же мнение определяло и подход к решению германской проблемы; из всех оккупирующих держав только американцы придерживались иной позиции. И среди самих немцев, включая верующих католиков, растущей популярностью стала пользоваться идея о том, что интересы общества должны превалировать над интересами личности. Показателем этой тенденции стало возникновение и развитие доктрины «христианского социализма».
Главным ее разработчиком был Лауренций Зимер — настоятель доминиканского монастыря Вальбергер, в свое время участник кружка Герделера, после провала заговора 20 июля ушедший в глубокое подполье и сумевший благополучно дождаться прихода английских войск. Сам он был крайне высокого мнения о своей репутации как теолога, без ложной скромности ставя себя на одну доску с Фомой Аквинским. Даже если это и было так, весьма сомнительно, чтобы в идеях средневекового философа можно было найти адекватный ответ на проблемы XX века, но тем не менее в конкретной обстановке 1945 года Зиммер на какое-то время (правда, недолгое) стал чем-то вроде властителя дум для многих его соотечественников. Даже его противники почтительно именовали его «белым кардиналом», имея в виду, что он противостоял официальным церковным иерархам и в то же время не уступал им по престижу и влиянию.
Впрочем, причины взлета Зимера коренились не столько в его теологических изысках, сколько в более земных сферах. Его взгляды позволяли перебросить мостик между христианскими демократами и социалистами и, более того, открывали перспективы на менее враждебные (если не более дружественные) отношения с Востоком, с советской оккупационной зоной. Это делало их особенно иривлекаГельными для восточногерманского ХДС, лидером которого был, как уже упоминалось, Андреас Гермес, один из самых выдающихся политиков того времени; его заместители, Якоб Кайзер и Зимер, были, кстати, старыми знакомыми; оба они, напомним, присутствовали на тайном собрании в Кёльне осенью 1942 года, когда была предпринята неудачная попытка привлечь Аденауэра в круг антигитлеровских заговорщиков. Собственно, зачитанная на бад-годесбергском форуме в декабре 1945 года речь Гермеса по своему духу и содержанию как раз и отражала идеологию «христианского социализма».
Спору о доктринах сопутствовал и спор об организационных принципах построения партии: должен ли новообразованный ХДС управляться централизованно, из Берлина, или в каждой зоне должны иметься собственные, независимые друг от друга структуры, объединяемые между собой федеративными связями? Гермес и Кайзер были за первый вариант, Аденауэр — за второй. Речь, разумеется, шла не просто о тонкостях организации, вопрос был глубже: кто будет руководить партией, кому будет принадлежать реальная власть?
В борьбе за власть и влияние в партии вопрос о том, за кем пойдет британская зона, имел существенное, даже, пожалуй, решающее значение. Именно в этой зоне было расположено индустриальное сердце Германии — Рур, и через его территорию шли главные торговые пути, замыкавшиеся на североморские порты, которые также все, за исключением американского анклава в Бремене, относились к британской зоне оккупации. Поскольку в крупнейшей земле американской зоны — Баварии — партийная структура развивалась по собственному пути, отличному от того, что стал складываться в других частях Германии, не было преувеличением сказать, что тот, кто оказался бы во главе ХДС английской зоны, неизбежно стал бы лидером этой партии в масштабах всей Западной Германии. Аденауэр все это прекрасно понимал и со всей вновь обретенной энергией принялся за решение двойной задачи: во-первых, предотвратить перенос партийного руководства в Берлин, а во-вторых, подчинить его своей воле, встать самому на высшую ступень партийной иерархии.
