Джеймс брызнул водой на акул, но те никак не отреагировали.

– Деннисон! Помоги мне!

Деннисон стоял, крепко держась за кливер, и смотрел, исполненный любопытства, словно он находился в кинотеатре, где демонстрировался страшный фильм, который не имел к нему самому никакого отношения.

Одна из акул разорвала круг. Через мгновение Джеймс завизжал и ушел под воду. Должно быть, акула вцепилась ему в ногу.

Джеймс снова показался на поверхности, его белое лицо исказилось до неузнаваемости. Он все еще сжимал нож. Обе акулы бросились на него. Джеймс взмахнул ножом, попал, снова взмахнул. Одна из акул взвилась над водой, балансируя на хвосте. Ее серое с белым брюхо было вспорото. Она рухнула в воду. Брызги коснулись лица Деннисона. Туша акулы колыхалась на волнах, ее хвост судорожно дергался.

Джеймс быстро повернулся, ища взглядом вторую акулу. Потом он снова закричал. Акула была под ним, она схватила его и потянула на дно. Пока капитан боролся за то, чтобы остаться на плаву, раненая акула медленно повернулась и ухватила его зубами за правую руку, как раз пониже плеча. Челюсти сжались с отчетливым хрустом. Когда акула отплыла, в ее пасти осталась торчать рука капитана, все еще сжимавшая в пальцах нож.

Капитан кричал не умолкая! На месте битвы кипела вода, черная от пролитой крови. Однорукий человек продолжал вопить, пока волны не сомкнулись над его лысой головой и последний вопль его не сменился бульканьем.

Все закончилось. Капитана больше не было, только акулы продолжали кружить на месте, выискивая, что бы ухватить еще. Джеймс умер, погиб, его разорвали морские хищники. Его схватили акулы, когда он полез купаться. Никто не виноват, вот так!

Неужели все?

Деннисон посмотрел на море. Акулы ушли. Из-под носа кеча доносились ровные скрипы и удары, скрипы и удары.

Рука Деннисона сжала нож, висевший на поясе. Он сжимал его, пока не почувствовал боль, сжимал, не отрывая глаз от морской глади.

Далеко впереди отсвечивали кормовые огни сухогруза, почти исчезнувшие из виду. Волны вокруг кеча улеглись. Из-под носа яхты по-прежнему раскатывались удары и скрежет.

Никаких акул и в помине не было! Ни одной! Он придумал их, пока сухогруз уходил все дальше. Никаких акул. Только Джеймс под носом кеча, который продолжает чем-то стучать и скрипеть.

На востоке луна садилась в море.

9.

Часы Деннисона показывали семь минут третьего. Луна коснулась горизонта, и редкие облачка пробегали по ее желтому лику.

Поднялся легкий ветер, кеч сдвинулся с места. Из-под носа продолжали доноситься равномерные удары и скрип.

Он должен, наконец, узнать, что там творится. Ему нужно посмотреть, что это стучит и скрипит. На этот раз – никаких теорий, все его теории оказывались ложными. Никаких грез, все его грезы уводили все дальше от мысли о человеке за бортом. Хватит лгать, ложь и иллюзии оставят его беспомощным в минуту истины, в ту минуту, когда человек за бортом подготовится и полезет на палубу. Конец воображаемым пожарам и призрачным акулам! Сейчас он должен опираться только на правду, на самую правдивую правду. Он посмотрит под нос яхты, увидит, что там происходит, быстро сориентируется и сделает, что должен сделать. Все!

Скрип и удар.

Сейчас.

Деннисон ухватился за фал обеими руками, встал на поручень и нагнулся над водой. В меркнущем свете луны он увидел белое лицо: капитан, который двигался на одном месте. Что же он делает-то?

Джеймс заметил его, и спокойная, почти дружелюбная усмешка озарила его бледное лицо.

Скрип и удар. Капитан Джеймс делал зарядку. Он подтягивался на руках, вверх и вниз между тромом и балансиром. Его пояс с ножом скребся по корпусу судна, а удар звучал тогда, когда плечи капитана стукались об изогнутый нос.

Деннисон отшатнулся и вернулся на палубу. Он был потрясен. Что-то ужасное было в том факте, что капитан делал зарядку под носом яхты. Деннисон опустился на крышу рубки и только тогда разжал пальцы, стискивающие рукоятку ножа. Он поискал взглядом багор, но тот куда-то задевался. Наверное, багор скатился за борт, когда кеч раскачивало волнами проходившего мимо сухогруза.

Капитан Джеймс делал зарядку, разгоняя кровь по сведенным рукам и ногам, согревая движениями замерзшее тело. Готовясь к минуте, когда он предпримет попытку взобраться на борт.

Но когда?

Деннисон неуверенно попытался вообразить сложившуюся ситуацию с точки зрения Джеймса.

Практичный капитан рассуждал так: в полдень его столкнули в воду, обратно подняться ему мешает придурок, которого он нанял на время пути. К счастью, кеч заштилел. Джеймс поднырнул под яхту и связал лопасти винта, чтобы человек на борту не смог воспользоваться мотором. Если бы винт был не раздвижной, он бы привязал одну из лопастей к рулю, или заклинил лопасти на оси.

За день ничего особенного не произошло, не считая того, что придурок на судне попытался застрелить его из незаряженной винтовки. Погода стояла обычная для экваториальной штилевой полосы – штиль и слабый ветер, но, к сожалению, никаких шквалов. Налетевший после захода солнца шквал предоставил бы ему массу возможностей подняться на борт. Но не может же везти во всем сразу. Пришла ночь, но луна светит слишком ярко, лучше и не пытаться. Совсем рядом прошел сухогруз, но пользы от этого – ни ему, ни придурку на борту. Теперь он делает зарядку и ждет...

Когда скроется луна!

Да, конечно же! Капитан, этот рисковый и флегматичный человек, взял ситуацию в свои руки, как тогда, во время бунта кули в Куала-Риба. И как в время многих перипетий, в которых он успел побывать за свою долгую и богатую приключениями жизнь. Он хладнокровно взвесил свои шансы против шансов придурка на борту, прикинул вероятность успеха, если он полезет на яхту после захода луны, и решил поддержать свои небесконечные силы, которые успел растратить, болтаясь так долго в воде. Для капитана это было раз плюнуть. Самый лучший выход – подождать, дождаться, пока луна скроется за горизонтом. Подождать и дать этому придурку время окончательно свихнуться от тревоги. Он замерзает? Займемся гимнастикой. Теряет силы? Ну, на того ослабевшего, испуганного, больного придурка на борту его еще хватит.

Деннисон бросил взгляд на часы. Семнадцать минут третьего. Луна на половину погрузилась в море. Она скроется через десять-пятнадцать минут. Ну, около половины третьего. Рассветет часов в пять, через два часа тридцать минут. У Джеймса будет два с половиной часа темноты, чтобы незаметно взобраться на палубу. Все это время Деннисону придется охранять яхту целиком – пятьдесят футов в ширину, сто футов в длину – против человека, которому хватит одного или двух футов.

Беспроигрышный план. И все же Деннисона не оставляла неясная надежда. По крайней мере, у всякого плана есть плюсы и минусы. Сейчас он рассмотрит этот план в целом.

Джеймс победит, если сумеет вскарабкаться на борт за два с половиной часа – когда луна уже сядет, а солнце еще не взойдет. Если Деннисон до рассвета не допустит этого, капитан потерпит поражение. Потому что рассвет несет за собой еще восемнадцать часов солнечного зноя, восемнадцать часов, которые иссушат силы капитана и научат его тому, что такое паника и отчаяние. За восемнадцать часов может подняться ветер, который нагонит такие волны, что старого козла смоет ко всем чертям. Да за восемнадцать часов может случиться что угодно!

«Следующие два с половиной часа – решающие, – подумал Деннисон. Он уверен в успехе, этот старый хрыч. Для него это всего лишь очередное приключение, одно из многих. Еще один лабиринт, из которого нужно найти выход. Наверняка он побывал в худших переделках, и вышел оттуда победителем. Значит, он уверен в успехе.

Но то, как Джеймс рисует себе картину происходящего, не обязательно верно. Все умирают, даже капитаны! К тому же, он – в воде, а я – на борту! Я должен об этом все время помнить, это важно.

Я способен совершить убийство. Я вполне способен нажать на спусковой крючок и пырнуть ножом. Это секундное дело. Именно в такой срок убийства и нужно заканчивать.