Мы провели фантастическую ночь. Она была прекрасна и возбуждающа и страстью отвечала на мои ласки.
В следующие два месяца у нас был небольшой роман, но конфликт снова разгорелся между нами, такой же, как во время моего первого лесбийского опыта с Элизабет в Амстердаме. В этих отношениях я больше являюсь «батч», и мне больше нравится дарить наслаждение женщине, чем получать самой. Вот почему я часто даю им удовлетворение, но сама не получаю. Психологически – да, но физически – нет, для этого мне нужен мужчина.
Есть еще одна вещь, которая отсутствует в лесбийских взаимоотношениях. Нечто, чему они не могут найти замену, – настоящий предмет, член. Не путайте с искусственными механизмами и дилдоу (искусственный пенис. – Пер .). Бывает, что мне хочется просто потрахаться, и это единственное, что женщины не могут делать друг с другом, по крайней мере, полноценно. С точки зрения эмоций, однако, любовные отношения между двумя женщинами иногда самая прекрасная вещь на свете, потому что они имеют гораздо больше общего, чем мужчины и женщины, и лучше понимают желания друг друга.
Поэтому не прошло много времени, как я стала бродить в поисках мужской компании, и должна сказать, что Дени показала себя очень терпимой, когда я занялась этим. Временами она заходила за мной после работы в стилизованную под английскую пивную под названием «Доусон», где ошивались рекламные и туристические агенты, банковские служащие, и часто она подбирала мужичонку для себя тоже. Но в своей основе она была лесбиянка-«батч», которая специализировалась на соблазнении женщин старше ее и с неудачными браками – типе женщин, которыё относились к Дени с большой щедростью и дарили ей много прекрасных подарков.
В конце концов Дени и я полностью разорвали наши сексуальные взаимоотношения, и я в одиночку пустилась в сексуальный загул, в который раньше или позже должен был включиться каждый посетитель пивной «Доусона».
Я отношу свое поведение нимфоманки в то время к общему настроению в Южной Африке. Как в любой колониальной стране, в которой вы принадлежите к правящему белому меньшинству, предающемуся удовольствиям сверх меры и избалованному слугами, нанятыми из коренного большинства, скука и безответственность процветают.
После нашей высокооплачиваемой, с низкими налогами работы, вся остальная энергия направляется на поиски развлечений.
Однообразная скучная выпивка превращается в такие же утомительные пьяные вечеринки, создавая все расширяющийся кровосмесительный круг, когда каждый трахает жену или девушку каждого.
Как последствие такого поведения так называемые моральные устои быстро разрушаются и уровень смертности браков и человеческой жизни увеличивается. Южная Африка, например, имеет одни из самых высоких уровней самоубийств на душу белого населения в мире.
Растет также число гомосексуалистов обоего пола, которые здесь сталкиваются с проблемами при найме на работу, поиске жилья и с социальной дискриминацией. Голубых девочек и мальчиков гоняют по всему Йоханнесбургу из одного бара в другой, и каждый раз новое место их тусовки подвергается налету полиции.
Узколобое правительство – люди, говорящие на африканосе, и не более либерально мыслящие англичане считают любую форму секса (даже чуть ли не супружеский секс) грехом.
В Йоханнесбурге, или Еврейбурге, как его часто называют из-за преобладающе высокого процента евреев, которые там живут, – африканеры, происходящие из старых фамилий, выходцев из первых голландских колонистов, редко женятся вне круга своего консервативного и кланового общества. Тем не менее эти явно пуританские, строгих нравов мужчины обожают европейских девушек, раскованных белокурых немок, голландок или скандинавок. Они предпочитают их широкий взгляд на сексуальные отношения с их теплотой и непосредственностью и, будучи самыми популярными, эти девушки, включая меня, протрахивают свой путь по городу и делают это бесплатно.
Вначале мужчины приглашали меня на чудесный ужин или в театр, но постепенно ухаживание свелось к принесенной бутылке вина, и в конце они просто вели меня куда-то, ложились со мной в постель и затем уходили.
По прошествии какого-то времени я стала пользоваться определенной репутацией у этой чрезвычайно лицемерной публики, и на вечеринках они насмешливо говорили. «Вон идет «летающий голландец», летающий из постели в постель».
Именно в это время я почувствовала отвращение к складу ума мужчин. Они в основе своей эгоистичны, настаивая на праве заниматься любовью, когда и как они хотят.
Однажды я попыталась вырваться насовсем из этой подлой паутины лицемерия. Тогда они начали тихо ржать: «В чем дело, может быть, нимфоманочка подцепила болезнь?»
Я не хотела специально вести промискуитетный образ жизни и очень желала иметь постоянного друга, который бы разделял мои интересы и заботился обо мне, но такой мне никак не попадался, и в конце этого периода я пресытилась мужчинами, которые в целом вызывали у меня депрессию.
Моими лучшими друзьями стали мужчины-гомосексуалисты, которые учили меня готовить еду и понимать оперу и балет. Единственный мужчина с красной кровью, на которого я могла положиться во время этого мрачного периода, был небольшой еврей-фотограф по имени Обри. У нас были платонические отношения, но по крайней мере я могла пользоваться тем, что он водит меня на вечеринки, зная, что у него нет скрытых намерений в отношении меня. И это был пикник – барбекью, на который Обри взял меня ноябрьским вечером 1966 года, где я встретила мужчину. Мужчину, с которым я должна была быть впоследствии помолвлена.
Карл Гордон был двадцативосьмилетним американским экономистом, недавно приехавшим в Йоханнесбург в командировку от своей базирующейся в Нью Йорке фирмы, занимающейся консалтингом и менеджментом, и казался идеалом мужчины каждой женщины,
Красота Карла бросалась в глаза, он был сложен, как Адонис, и стильно одет в шитую на заказ одежду. Он был образцом мужественности. А сверх того, жил один в сказочном особняке с двойным теннисным кортом и бассейном олимпийского размера.
«Обри, – толкнула я свой эскорт, – Карл – самый божественный мужчина из виденных мною. Как я смогу познакомиться с ним?»
Обри был пессимистичен: «Не трать понапрасну время, его подружка, девушка-гречанка Элли, приклеилась к нему намертво».
Как он был прав! С семи часов вечера, когда вечер начался, и почти до его конца она смотрела за ним, как коршун; и только безнравственный заговор, подготовленный Обри и мной, – подлить в ее кофе по-ирландски три порции виски – заставил ее исчезнуть с горизонта.
У меня было чувство что Карл тоже заинтересовался мной, но у него едва хватило времени записать номер моего телефона и назначить нашу пробную встречу на воскресенье, прежде чем наступило время разойтись по домам.
Остаток недели тянулся мучительно долго Сидела ли я за рабочим столом или лежала в постели ночью, я фантазировала о том, какой у нас будет прекрасный роман. Воскресенье приближалось слишком медленно.
Наконец, утро этого дня осветлило ночной воздух. Я подскочила спросонья к телефону в восемь утра, чтобы поднять дребезжащую трубку. Но это был не Карл. Это был Юрген, немецкий пилот, которому я в этот день обещала неделю назад прогулку верхом на лошадях. Отказаться от обещания не было возможности, и, хотя мне нравилось быть в постели с этим мужчиной, мои мысли витали в облаках в то время.
Около пяти часов вечера я настояла на том, что-бы он отвез меня домой, и в момент, когда моя рука вставила ключ в замок входной двери, зазвенел телефон. На этот раз звонил Карл.
В шесть часов он появился у меня дома, протянув в дверной проем огромный букет из желтых роз одновременно с остроумной маленькой поэмой, содержащей его сетования на то, что он звонил целый день и умирал от желания увидеть меня.
В этот вечер я выяснила, что Карл был точно таким, каким мне рисовало его мое воображение, Интеллигентный, много повидавший, учтивый и внимательный. Насколько сильно он отличался от грубых, словно сбежавших из тюрьмы, местных мужчин.
