Джеки рассеянно высвободилась и стала рассматривать окружающие нас строения. За нашими спинами высилась ещё одна галерея, и Джеки вдруг протянула руку к рельефам на камне:

– Смотри!

Время основательно разрушило их, но тем не менее я сразу понял, почему они произвели на Джеки такое впечатление. На потемневшем от старости камне, словно на широком киноэкране, разворачивалась целая эпопея, героем которой был некто, весьма напоминающий человека; его постоянно окружала толпа сражающихся клыкастых чудовищ с выпученными глазами. Я вспомнил о встрече с маской и содрогнулся. Изображения казались слишком свирепыми для усыпальницы или места поклонения, чем, по-видимому, являлось это сооружение, но Джеки не могла оторвать глаз от рельефов.

– Я знаю, что это, – сказала она. – Здесь рассказывается история Будды: вот его атакуют армии демона Мары, а вон там внизу – это «Джакката», народная сказка о Будде, в ней рассказывается о короле обезьян, это нечто вроде Ханумана из «Рамаяны». [67]

– Из этой эпической поэмы? Когда ты набралась всей этой премудрости?

– О, всё это я читала давным-давно, – она медленно улыбнулась, – когда изучала свои восточные корни. А на Будду и «Рамаяну» здесь натыкаешься на каждом шагу, ведь буддизм и индуизм здесь уживаются бок о бок. На танцах и кукольных представлениях и «Рамаяна», и приключения Будды всегда обыгрываются.

– Так же как и на стенах храмов. Понятно. А ты случайно не помнишь, в каком из храмов Бангкока или поблизости от него вот так же изложена, то есть вырезана вся биография Будды?

– О! – засмеялась Джеки. – Ничего похожего нет ни в самом Бангкоке, ни где-то рядом с ним. – И тут она прижала руку к губам. – Господи!..

– Вот именно! – проговорил я.

– Я вела себя по-дурацки, я не верила…

– Ты пережила потрясение, вот в чем дело. – Я не отрывал глаз от рельефов, будто они могли объяснить мне что-то. Но тщетно. – Не брани себя, Джеки, на меня эта чертовщина тоже подействовала. С тех пор как я связался с этим проклятым проектом, со мной постоянно происходят такие странности.

– Ах вот как? С тобой такое уже бывало? Но где же мы всё-таки?

Раздался какой-то шум, далекий, но внушительный, от глухих ударов задрожали каменные ступени.

– Не представляю, где мы, но задерживаться здесь наверняка не стоит!

Я спустился на ступень ниже и застыл как вкопанный. В море тумана, прямо под нами, блестя чешуей, плавало что-то вроде гигантской рыбы. Таинственное существо поднималось всё выше, направляясь к лестнице, и вот уже из тумана выступил громадный акулий плавник. Глядя, как существо покачивается, я сообразил, что ещё раньше различил в тумане этот блестящий бугор. На нём возвышалось что-то широкое и основательное вроде башенки. Нет, это не рыба, скорее смахивает на всплывшую подводную лодку. Наконец чудовище достигло нижней ступени, и его голова стала отчётливо видна. Закованная в блестящую чешуйчатую броню, она медленно покачивалась, а по бокам её развевались какие-то громадные серые лопасти, и правда похожие на плавники. Но, конечно, это были не плавники, а уши, из-под брони же выдавались вперед два длинных изогнутых белых бивня, на каждом из которых был острый стальной наконечник, превращавший бивень в гигантское копьё. На покатой спине тоже была броня – зубчатая как пила пластина заканчивалась целым каскадом заостренной колючей чешуи. А роскошно украшенная кольчуга бренчала и звенела в такт сотрясающей землю поступи. Башенка на спине оказалась восьмиугольной клеткой из металлических пластин с узкими прорезями, а над ней развевался на ветру флаг.

Боевой слон! Грозное оружие индусов – завоевателей Южной Азии. Таких огромных слонов я никогда не видал, рядом с ним слоны из наших зоопарков показались бы гномами. Боевой слон в полном боевом снаряжении! Хлопая ушами, чудовище, как кошмарное видение, приближалось из тумана прямо к нам. Его уши тоже были защищены серебряной сеткой, а с них, позванивая и приплясывая, свисали серьги из драгоценных камней в форме черепов. Невиданную эмблему фантастической власти и роскоши являло собой это колоссальное животное, медленно и величаво двигавшееся к нам, более грозное, чем танк. А из паланкина на спине слона со свистом летели пучки длинных ярких стрел. Ударяясь о камни, они падали вокруг нас.

Одна просвистела прямо у моего уха. Не слишком близко, но устрашающе. Не будь этой стрелы, я, наверное, так и стоял бы в оцепенении. И тогда спасаться было бы уже слишком поздно. Что происходит? На таком расстоянии пронзить нас стрелами ничего не стоило. Но в нас целились специально, чтобы промахнуться, чтобы испугать и взять в плен. Я осмелился бросить взгляд наверх, там была ещё одна терраса, но мне показалось, что там, между куполами, что-то двигается. И тут же ещё одна стрела, просвистев у нас над головами, впилась в верхнюю ступень. Я понял намек: скоро они начнут целиться прямо в нас; куда бы мы ни направились, стараясь выбраться отсюда, скорей всего мы снова оказались бы в тумане. За спиной мерно шагавшего слона покачивались пики и копья. Наши преследователи намеревались отрезать своей добыче путь к спасению. Нам оставалось одна возможность, и воспользоваться ею надо было как можно скорей. Джеки стояла, вытаращив глаза, и хватала ртом воздух, как будто тонула. Вот-вот она могла забиться в истерическом припадке, что было бы неудивительно. Я схватил её за руку, и она уставилась на меня.

– Вниз! – закричал, а может, и завизжал я. И потащил Джеки за собой. Понесся очертя голову вниз по ступеням так, что чуть не потерял равновесие и не покатился кубарем, но всё-таки мы мчались вниз со скоростью, которая немногим уступала скорости падения. А иначе нас прикончили бы: лучники не теряли времени зря, стрелы, жужжа, дождем падали на ступени вокруг нас. Однако наконец мы добежали до места, где стрелы не могли нас достать, – мы укрылись прямо под бивнями слона. Но он был хорошо выучен – он быстро опустил тяжелую голову, чтобы облегчить лучникам задачу, бивни-копья зловеще поднялись, и, задрав хобот, он вызывающе затрубил. Потом сделал шаг, другой, ещё один, и я отскочил в сторону, дернув Джеки за собой. Она споткнулась, охнула и пригнулась, хобот прошелся над её головой и ударил в стену, слон поднял ногу, блеснули длинные шипы, он топнул и стал клониться набок, стремясь раздавить нас своей тушей. Но мы уже проскользнули мимо него, избежав копья, брошенного mahout[68] со своего насеста. Он начал поворачивать слона, тыча в него палкой с шипом на конце. Но грузные, подобные столбам, ноги животного не давали ему быстро развернуться на ступенях лестницы. Погонщик стал орать, слон затрубил, а мы кинулись в туман. На пути неожиданно возникла фигура, она издала воинственный клич и занесла копье. Но я уже подскочил вплотную к противнику и принялся молотить кулаками по невидимому в тумане лицу. Он повернулся, закричал и загрохотал вниз по лестнице, на него свалился ещё кто-то. И вдруг ступени кончились, дальше вели вперед плоские плиты. На меня набросился ещё кто-то, но тут же полетел вниз с отчаянным воплем. Джеки прикусила губу и поджала ногу. Это она подсекла его.

– Здорово! – похвалил я её, сгреб в охапку и быстро, как только мог, кинулся обратно на террасу, – как мне показалось, в том же направлении, откуда мы пришли. Крики и вопли позади становились всё громче.

И почти тут же перед нами выросла ещё одна громоздкая тень, сквозь клубы тумана было видно, что это нечто высокое, с жесткими краями; сооружение оказалось так близко, что мы чуть не врезались в него. В какой-то страшный миг мне почудилось, что это ещё один боевой слон, но, когда я вытянутыми руками уперся в торчащий передо мной бок, на меня посыпалась засохшая краска. Уж лучше бы это был слон; мне стало ещё страшней.

– Это наш проклятый контейнер! – закричал я.

Он был водружен на старый, ржавый, полуразвалившийся грузовик – реликвию тысяча девятьсот двадцатых годов. Казалось, контейнер вот-вот его раздавит. Я бросился к кабине, раскрыл дверь.