Утро наступило очень скоро, а днем, как они теперь окончательно поняли, о наступлении приходится думать еще меньше, чем ночью.

Когда четверо снова встретились в углу, чтобы позавтракать, Говард сказал:

— Сегодня ночью они явятся опять. Но выдумают что-нибудь похитрее. Теперь они от своего не отступятся, теперь ни за что. Они раскусили, какая это удобная оборонительная линия, наша канава. Ну и потом все наши пушки и то, что на нас и при нас. А вот что предпримем мы, об этом надо хорошенько поразмыслить.

Четверо против десятерых, у которых свободен путь к отходу, четверо, у которых воды всего несколько стаканов, против десятерых, имеющих возможность пополнить свои запасы воды, продовольствия и даже свой численный состав, — дорога-то открыта! Нет, тут об особом разнообразии планов говорить не приходится. К тому же у противника есть еще одно важное преимущество: именно он определяет, когда спать, а когда бодрствовать.

Куртин, выставленный во время завтрака часовым, воскликнул вдруг:

— Эй, сюда. Что это они затевают? По-моему, дело табак!

Все трое бросились к своим амбразурам и поняли — опасность над ними нависла смертельная.

Бандиты рубили сучья и молоденькие деревья и начали вязать катки-фашины по индейскому образцу. Спрятавшись за ними, они могли совершенно спокойно добраться до канавы и с удобной во всех отношениях позиции обрушить свой смертоносный огонь на осажденных. Допустим, в канаве еще можно было бы обменяться несколькими выстрелами, но конечный итог предрешен. Этому плану ничего нельзя было противопоставить. Что оставалось делать? В последнем ближнем бою просто отдать свою жизнь. Ведь тому, кто попадет в руки бандитов, слез радости проливать не придется.

— Меня, вообще-то, удивляет, как это они раньше не додумались, — сказал Куртин. — Ведь это старый индейский трюк.

С какой стороны обороняющиеся ни обдумывали создавшееся положение, они так и не придумали, как спастись из этой дьявольской западни.

Может быть, взобраться вверх по скале в надежде укрыться за одним из ее выступов? Но пока они будут карабкаться по почти отвесной стене, их запросто перестреляют на полдороге. Будь то днем или ночью.

Потому им ничего не оставалось, как просто наблюдать за бандитами. Часа в четыре пополудни фашины будут готовы, к этому времени следует и ожидать нападения, если только бандиты не предпочтут атаковать с наступлением ночи.

Было около одиннадцати часов. Бандиты сидели у выхода на площадку и обедали. Настроение у них было явно приподнятое. И четверо засевших в канаве были, очевидно, главным предметом их шуток, потому что всякий раз, когда кому-то удавалось выкинуть коленце, в их понимании особо удачное, все поглядывали в сторону канавы.

После обеда бандиты почему-то не возобновили свою работу.

— Это — хитрость, — сказал Доббс. — Делают вид, будто смотались, чтобы мы вышли на дорогу проверить. А сами они лежат там в засаде и поджидают нас.

— Невероятно… Нет, невероятно… — пробормотал Говард. — Ты видел, как прибежал один из часовых, чем-то взволнованный?..

— Так задумано — чтобы мы поверили, будто они спешно ушли куда-то.

Говард покачал головой:

— С того момента, как они вспомнили о трюке индейцев, им другие хитрости ни к чему.

Но Доббс продолжал стоять на своем:

— Трюк индейцев сам по себе хорош. Но он может стоить жизни нескольким из них, не говоря уже о ранах. А может, у них просто патроны на исходе. Вот если бы бандитам удалось взять нас без перестрелки, тогда и их и наши патроны остались бы в сохранности, дураки были бы они, что не попытались нас перехитрить. А хитрость не удастся — катящиеся фашины всегда можно использовать.

— Может, ты прав, — согласился теперь и Говард. — Да, бандиты не прочь сберечь наши патроны; ведь если они полезут, мы, конечно, расстреляем все, что у нас есть.

Тем временем Куртин осторожно прополз вверх по канаве и взобрался на нижний выступ скалы. Раз бандитов поблизости не видно, а голоса их звучат откуда-то издалека, можно рискнуть и осмотреться.

Сидя на краю выступа, он оглядывал долину. И вдруг закричал:

— Эй вы, вылезайте! Там, внизу, эскадрон кавалерии. Наверняка заявился по души наших приятелей.

Трое остальных выбрались из канавы и поднялись к Куртину на наблюдательный пункт. Отсюда была хорошо видна пестрая подвижная картинка. Эскадрон разделился на шесть групп, долина просто кишела кавалеристами. Несомненно, до них дошел слух, что бандиты где-то здесь. Пока что об этих диких скалистых местах они не думали — наверное, не допускали и мысли, что на лошадях бандиты заберутся так далеко в горы.

Лакод придерживался другого мнения. Он сказал:

— А по-моему, им уже известно, где скрываются грабители. Но не такие они простаки, чтобы нарываться на засаду. На крутой дороге, ограниченной густым кустарником и скальными стенами, им негде развернуться, и большие потери неминуемы. Либо они гору окружают, либо у них есть другой план.

Солдаты удалялись в долину. До сих пор бандиты полагали, очевидно, что их убежище известно солдатам, зато теперь, увидев, как солдаты поскакали прочь от скалы, почувствовали себя здесь в безопасности. С выступа была видна часть дороги, и Куртин заметил, что бандиты возвращаются — видимо, решили не покидать свой лагерь.

Но что до хитрости, офицеры федеральных войск превосходили бандитов на голову.

Когда группы всадников отъехали на порядочное расстояние, солдаты вдруг начали вглядываться в какие-то следы и по их жестам можно было догадаться, что они наконец-то поняли, где скрываются бандиты — наверху, среди диких скал. Затем без видимой спешки они соединились и направились к скалам якобы для того, чтобы обнаружить ведущую в горы дорогу. В этом и заключалась их хитрость. Они знали, что бандиты любой ценой постараются вырваться из западни — лишь бы обнаружилась возможность спастись бегством по равнине.

Бандиты внимательно наблюдали за перемещениями солдат. Когда они сообразили, что их убежище все же раскрыто, приняли решение воспользоваться некоторым преимуществом своей позиции и под прикрытием лесного массива пробиться на другую сторону долины. Там можно уйти, если их не заметят или заметят слишком поздно, — на своих отдохнувших лошадях они легко увеличат просвет между собой и преследователями.

Но небольшая группа солдат притаилась в лесу как раз на той стороне долины, куда задумали улизнуть бандиты. Группа заняла эту позицию прошлой ночью, когда бандиты, увлеченные ночной атакой, и в мыслях не допускали, что здесь могут появиться солдаты. Солдаты отлично слышали ночную перестрелку — эхо ее разлеталось от скал далеко по долине — и это убедило их в том, что они на верном пути. Кто и почему стреляет, они не знали, но предположили, что бандиты либо перепились и палят в воздух, либо перессорились и стреляют по своим.

Четверка сидела на выступе скалы в ожидании сражения: кончится оно, и можно спокойно наконец продолжить прерванную работу.

Затрещали первые выстрелы, и солдаты, свернувшие далеко в сторону, чтобы выманить бандитов, на полном галопе понеслись к месту перестрелки. Обратный путь к скале был отрезан для бандитов, и они, издавая дикие крики, размахивая руками и зверски пришпоривая своих лошадей шпорами длиной в палец, выжимали из них все: лошади неслись к долине со скоростью неописуемой.

— Хорошо бы они ушли от солдат подальше, — сказал Говард.

— Почему? — удивился Доббс.

— Тогда солдаты исчезнут из здешних мест. А вдруг они еще подумают, будто кое-кто из бандитов застрял здесь, и нанесут визит! А видеться нам совершенно ни к чему, пусть они и выручили нас из дьявольски сложного положения. Я все же предпочитаю принести им благодарность на обратном пути.

Группы всадников удалялись все дальше и дальше, звуки выстрелов ослабевали, и вскоре наблюдатели с выступа на скале совершенно потеряли их из виду.