Вообще-то было бы странно, если бы эта весть обрадовала Мошникова. Кто-кто, а Орлиев на себе испытал это, когда тебя под благовидным предлогом хотят заменить на должности.
Правда, гордость не позволила Тихону Захаровичу ждать подобного разговора. Нет, он сам попросился в отставку с поста председателя райисполкома. Он хорошо помнит, как начальство прятало от него свою радость, когда он завел разговор об этом. Ему предложили леспромхоз. Но он попросился на лесопункт и обязательно сюда, в Войттозеро...
Разговор с Мошниковым на этом и закончился.
Уходя, Тихон Захарович вспомнил, что в столе у него лежит пачка печенья. Иногда, задержавшись допоздна в конторе, он стучал в стелку, просил уборщицу тетю Пашу согреть самовар и с удовольствием пил крепкий чай с печеньем.
Столовая была уже закрыта. Решив попить чаю дома, Тихон Захарович вернулся, достал печенье. Мошников вновь раскладывал на столе бумаги с неоконченным докладом. Тихон Захарович постоял, подумал, глядя на ссутулившуюся над столом фигуру, и вдруг, подчиняясь нахлынувшему чувству жалости и теплоты, сунул Мошни-кову печенье:
— Детишкам передай от меня. Да иди ты домой, завтра будет день!
Мошников вздрогнул, удивленно посмотрел на начальника, принял печенье.
-— Спасибо.
Уже стихли под окном шаги Орлиева, а он все еще растерянно вертел в руках пачку в нарядной праздничной обертке, потом вздохнул, бережно положил ее в карман пиджака и вновь принялся за работу,
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 1
В тресте все получилось так, как можно было предполагать.
С замирающим от волнения сердцем Виктор переступил порог кабинета, и тяжелая обитая дерматином дверь неслышно захлопнулась за ним.
Управляющий трестом Селезнев — пожилой, слегка располневший мужчина с копной сизых густых волос и с квадратиками седых усов — грузновато поднялся из-за стола и неторопливо, с достоинством подошел к остановившемуся у двери Виктору.
Молча пожали друг другу руки. Так же молча Селезнев провел Виктора к мягкому креслу у тяжелого письменного стола, а сам вернулся на свое место, раскрыл темно-синюю папку.
«Мое личное дело»,— догадался Виктор, заметив свою путевку, которую он утром сдал в отдел кадров. Было как-то странно и в то же время приятно видеть, что в учреждении, где ты впервые появился всего несколько часов назад, уже заведено на тебя личное дело — прямое доказательство того, что уже зачислен в кадры.
Селезнев бегло перелистал бумаги. Их пока было немного— путевка, автобиография, листок по учету кадров и характеристика. А вот и копия диплома. Диплом с отличием! Документы — лучше для выпускника и не придумаешь! Фронтовик, партизан, отличник учебы, активный общественник... Интересно, как он отнесется к их предложению? Конечно, для парня с такими документами обидно идти на лесопункт. Ему наверняка хочется получить направление или в трест, или, на худой конец, в леспромхоз. Молодежь тщеславна. Она любит начинать с большого. Что ж, это не так уж и плохо. Пока молоды, надо дерзать, браться за дело покрупней, помасштабней. Но что поделаешь! Позавчера на бюро ЦК партии республики специальным пунктом записано в адрес треста: «укрепить основное производственное звено — лесопункты и мастерские участки профессионально подготовленными, технически грамотными кадрами». Надо же с кого-то начинать.
— Ну-с. Значит, прибыли к нам работать?
«— Прибыл,— улыбнулся в ответ Виктор.
Этот ответ вызвал улыбку и у Селезнева. Кажется, с этим парнем они смогут столковаться!
- Ну, а где бы вы хотели работать, Виктор Алексеевич? — спросил Селезнев, заглянув в анкету.
Вопрос насторожил Виктора. Его небольшой житейский опыт учил, что если начальство обращается к тебе подчеркнуто вежливо да еще по имени-отчеству называет, значит, оно собирается тебя куда-то и на что-то уговаривать,
Белесовато-синие глаза Селезнева выжидательно смотрели на него. И вдруг Виктору стало весело. Что плохого может сделать ему этот человек? Направить на лесопункт рядовым мастером? Послать в глушь? Да ведь он готов к этому. И Лена готова. Они приехали сюда работать. Неужели Селезнев ждет, что он станет просить оставить его в Петрозаводске, если Виктор отказался от аспирантуры в Ленинграде?
И сразу стало так легко, что захотелось пошутить, поиграть с управляющим, заставить его первым открыть уже наверняка подготовленное назначение.
— А что бы вы могли мне предложить? — слегка нахмурив брови, спросил Виктор.
Селезнев словно ждал такого вопроса. Его лицо расплылось в широкой, добродушной улыбке.
— Это трудно сказать. Специалисты нам везде нужны... И в тресте, и в леспромхозах, и... особенно на лесопунктах. И даже в университете нужны. Вы знаете, у нас создай лесоинженерный факультет... Мы должны, Виктор Алексеевич, учесть ваше желание,— добавил он с нескрываемой хитринкой.
— Я буду работать там, куда меня сочтете нужным направить...
Управляющий даже крякнул от неожиданности. «Ишь ты! Молод или хитер? Может, просто молод, доверчив? Так легко отдает решать свою судьбу другим. А если хитер? Такие тоже встречаются. На словах хоть на край света!»
Селезнев знал свою слабость. Сам по натуре человек добрый, он был к людям очень доверчив, и это не один раз подводило его. Как узнать — кто перед тобой: честный специалист, который действительно готов поехать куда угодно, или хитрый ловкач? Хорошего, знающего инженер а-техыолога, окончившего академию, неплохо бы оставить и в тресте, направить в производственно-технический отдел. А вдруг ошибешься?
— Вам, значит, безразлично куда? — с оттенком неприязни спросил Селезнев.
— Нет, мне, конечно, не безразлично.
— Я не понимаю вас,— нахмурился управляющий.
— Мне, конечно, не безразлично,— слегка улыбаясь, повторил Виктор.— Но я думаю, вы уже решили, куда направить меня, и я заранее согласен с вашим решением.
г- Ох, и хитры же вы! — вдруг рассмеялся Селез-
нев.— Молодой, а хитрый! Заранее! Конечно, мы решили заранее. И очень хорошо сделали. Хорошо решили! Для вас хорошо! Поедете вы, дорогой Виктор Алексеевич, на лесопункт, техноруком. В самое пекло. На годик-другой! Поднимете лесопункт, поднаберетесь практического опыта — в леспромхоз, а то и в трест выдвинем.
«На годик-другой!» — усмехнулся Виктор, вспомнив, что эти же самые утешительные слова говорил ему и декан факультета.
— С кадрами у нас неважно! В лес хлынула техника, а лесопунктами руководят в основном практики, люди без специального образования. Техника не используется на полную мощность, а план ежегодно увеличивают. Широкое поле деятельности! Роль технорука мы будем неуклонно поднимать. Технорук и мастер должны стать основными фигурами на производстве...
— Куда? — прервал Виктор речь управляющего, который так разошелся, словно перед ним сидело, по меньшей мере, десять техноруков лесопунктов.
Селезнев остановился, некоторое время недоуменно смотрел на Виктора.
— Куда? Подумаем, подумаем... Выберем такой лесопункт, чтоб было где приложить силы.
Он прошелся по кабинету, спросил:
— Вы где партизанили, в каком отряде? Я ведь тоже к партизанам некоторое отношение имею, в штабе, в Беломорске служил.
— В отряде «Народные мстители».
■— У Орлиева?! — обрадованно спросил Селезнев.
— Вы знаете Тихона Захаровича? — удивился Виктор и тут же подумал: «Что это я? Это же не Ленинград. Здесь каждый, наверное, слышал об Орлиеве».
— Великолепно! — воскликнул управляющий, нажимая на кнопку звонка. Когда на пороге появилась секретарша, он приказал:—Месяц назад была докладная по кадровому вопросу из Войттозера. Срочно разыщите ее...
Пока разыскивали докладную, Селезнев усадил Виктора рядом с собой на диван, рассказал ему о Тихоне Захаровиче.
— Какой из Тихона штабник? — явно бравируя партизанским прошлым, и своим, и орлиевским, желая тем самым подчеркнуть свою близость к Виктору, говорил Селезнев.— Он самый, что ни есть, боевой командир! А райисполком — это все-таки штаб. И леспромхоз — штаб, и трест — штаб. А лесопункт — это уже передовая! Молодец Тихон! Ему леспромхоз предложили, а он — нет! Давай, говорит, на передовую...
