Он подождал, надеясь, что гостья хоть как-нибудь отзовется, и постучал сильнее.

— Слышите? Вы едете со мной пли пет? Почему вы молчите?

На его голос из кухни вышла жена.'

— Чего ты шумишь? Она ведь ушла...

— Как ушла? Куда? Почему ты не разбудила меня?

— Собралась и ушла... Давно уже. Буду, говорит, ловить попутную... Я не знала, что для тебя это так важно.

— Извини, Маша... Знаешь, только что скончался Тихон Захарович Орлиев. Я еду в Войттозеро.

3

В ту минуту, когда Гурышев разговаривал с женой, Оля разбудила сына.

Славик поднимался неохотно, даже хныкал, и каждое утро Оля с болью на душе подходила к его постели. Занятия в школе начинались в девять часов, и он мог бы спокойно спать еще не меньше часа. Но другого выхода не было. Оля должна поскорее отвести его к Анне Никитичне, чтобы успеть в контору па планерку.

В это утро подгонять Славку не пришлось — он проснулся радостный, нетерпеливый.

— Мам, мы сегодня пойдем смотреть, как рождаются ручьи.

— Как это! — рождаются? Да не торопись ты, ешь, успеешь.

— Знаешь, как интересно? Нет ничего и вдруг есть. Прямо из-под камня. А1алюсенький такой. Можно ладошкой запрудить. Мы с Васькой знаем один такой. А Елена Сергеевна говорит, что и все реки так рождаются... Ничего нет и вдруг есть. Может, и наш ручей потом большим станет? Елена Сергеевна сказала, что мы всем классом пойдем смотреть его.

— Сегодня Елены Сергеевны не будет.

■— Почему?

— Она заболела... Простудилась и заболела.

— Мам, я забыл сказать. Она вчера к нам приходила.

— Когда приходила? Зачем?

— Когда ты на работе была. Она тебя спросила, а потом... Она, наверно, и плакала, что заболела. Гладит меня по голове и сама плачет. Смешно, когда большие плачут. Я вон сколько болел и никогда не плакал, правда?

— Правда... Ну, поел? Бери сумку и подожди меня на улице. Я приготовлю еды Барсику. После школы не забудь пообедать в столовой. Вот деньги!

— Можно, я у тети Ани пообедаю?

— Ну хорошо. Если пригласит, можно и у тети Анн.

— А как же? Конечно, пригласит. Она меня каждый день зовет. Я и уроки там сделаю.

— Идем... Славик, ты был бы рад, если бы к нам вдруг вернулся твой папа?

— Как это вернулся? Мой папа погиб на войне, я не хочу другого папы.

— Ты не понял меня. Самый настоящий твой папа... Если бы вдруг он не погиб, понимаешь? Если бы его тяжело ранили, и он все эти годы лечился? А потом выздоровел и вернулся. Разве ты не рад был бы этому?

— Еще бы!.. Только как же? Я всем в школе сказал, что мой папа герой и он погиб. Получилось бы, что я наврал, да? Получилось бы, что я хвастун?

— Глупенький ты мой! Какой же ты хвастун, если твой папа и был настоящим героем! Ну, ладно! Идем скорее.

Анны Никитичны дома не оказалось. Дверь была не заперта. Оля с удивлением оглядела холодную, непро-топленную комнату, неясная тревога кольнула ее сердце.

Школьная сторожиха, кипятившая в титане воду, сказала, что директорша как ушла ночью в поселок, так больше не приходила.

— Славик, сиди здесь и никуда не уходи! — приказала Оля...

Они встретились на тропке между школой и поселком. Анна Никитична, в расстегнутом пальто, со сползшей на плечи косынкой, медленно шла, ничего не замечая вокруг.

— Где ты была? Что случилось?

Увидев Олю, Рябова остановилась, концом косынки вытерла мокрые от слез щеки, потом медленно и тихо сказала:

— Нет больше Орлиева...

— Как нет? Что ты говоришь?!

Анна Никитична печально покачала головой.

■— Сердце. Совсем никудышное сердце.

Она вдруг неловко ткнулась лицом в плечо подруги и беззвучно разрыдалась.

В это время в Тихой Губе шел дождь. Мелкий, почти невидимый, он начался уже больше часа назад.

Зябко кутаясь в поднятый воротник пальто, Лена стояла на автобусной остановке, и единственно, что могло радовать ее в ту минуту,— покатый толевый навес, так предусмотрительно сделанный кем-то для нерасчетливых или бездомных пассажиров. И единственно, чего ей хотелось сейчас,— это как можно скорей уехать, чтоб не торчать здесь под недоуменными взглядами прохожих.

Но автобус до Петрозаводска будет не скоро — в одиннадцать. Второй, войттозерский, пойдет обратно лишь вечером.

В восемь часов из гаражей вышли грузовые машины. Несколько раз Лена поднимала руку, однако машины как назло шли ближними рейсами.

Оставалось одно — ждать. Конечно, ждать можно было бы и у Гурышевых.

Но оставаться там Лена не могла. Ночь прошла в мучительных раздумьях. Все сильнее одолевали какие-то неясные сомнения, и Лена почувствовала, что если она останется в той уютной семейной квартире до утра, то ей уже не уехать. Мягкая проницательная воля хозяина пугала ее. А уехать нужно, нужно обязательно. Хотя бы затем, чтоб там, вдали, спокойно обдумать все случившееся... Нет, тете она пока ничего не скажет... Она сначала все обдумает, примет решение... Тетя поймет ее. «Пусть он не надеется, что я так легко прощу ему! — повторяла она про себя, когда начинали закрадываться сомнения.— Может быть, я и никогда не сделаю этого! Да, я люблю его! Пусть! Но можно ли вообще прощать людям такое?!»

— Попутчица! Вкусны ли были грибы с заповедных мест?

Возле павильона, глухо урча мотором, стоял огромный самосвал с блестящим барельефом зубра на капоте. Веселый, улыбающийся парень, придерживая открытую дверцу, выглядывал из глубины кабины.

— Не узнаете? Помните, грибы у меня торговали?

— A-а! Здравствуйте! Извините, пожалуйста...

— Куда путь держите? В город, поди?

— Даже дальше.

— Жаль, что не ближе! А то прокатил бы я вас иа своем рогаче с ветерком да с песнями! Как устроились в Войттозере?

— Спасибо, хорошо.

■— Ну, до встречи.

■— Постойте! Вы не в Петрозаводск?

— Нет. Километров шестьдесят, если хотите, могу подбросить. А там мне в сторону.

— Верно? Можете? — недоверчиво переспросила Лена.

— Садитесь. Давайте чемодан! Чем не «люкс»? Тепло, светло, просторно... Жаль, приемники не ставят, а то бы я вас и музыкой угостил.

Парень не умолкал ни на минуту. Не успели выехать из села, а Лена уже знала, что он ездит за кирпичом для строительства леспромхозовских мастерских, что успевает в день сделать два рейса, что все дело в машине, а его машина — новая, месяц назад с завода получена.

Лена слушала, радовалась теплу, удобству и движению, а тревожное чувство не проходило.

Вот остались позади последние домики Тихой Губы, мелькнуло в последний раз озеро. Стало совсем одиноко и грустно. Дорога, лес, сизое мглистое небо.

У мостика через ручей машину остановил автоинспектор. Как видно, он хорошо знал и шофера и машину. Едва заглянув в путевой лист, сразу же вернул его. На Лену он не посмотрел, но парень охотно, даже с оттенком хвастовства пояснил — учительница из Войттозера. Жена технорука Курганова. Подброшу попутно до Половины.

Лена подумала, что если бы инспектор усмотрел что-либо противозаконное и высадил ее, она, наверное, нисколько бы не обиделась. На какой-то миг ей даже захотелось этого.

Прикурив с шофером от одной спички, инспектор пошел к своему черно-красному мотоциклу.

Машина уже миновала мост, когда инспектор что-то прокричал вслед. Шофер притормозил, высунулся, покивал головой и торопливо захлопнул кабину.

— Что там? — спросила Лена.

— Не расслышал. Вроде умер кто-то, что ли?.. Эх, попутчица, так и быть — прокачу я вас до Карбозера. Не велик круг, а автобус оттуда в десять тридцать отходит!