— Что такое?
— Проклятая «рама».— Аслануко высунул голову из машины и увидел, как немецкие бомбардировщики разворачиваются для нападения. Он резко затормозил машину, гора ящиков колыхнулась вперед, но пока еще не рассыпалась.
Апчара прижала к груди свою сумку, будто ее могли отнять.
Аслануко посмотрел по сторонам: нигде никакого укрытия. Машина с горой ящиков — прекрасная цель. Он быстро свернул с дороги и только успел заехать в пшеницу, как раздались первые взрывы. Он схватил за руку Апчару, и они побежали в глубину поля. Запахло пороховым дымом, пылью и жженой травой.
Апчара и Аслануко упали наземь. И больше всего удивило Апчару, что в промежутках между взрывами по-прежнему слышалась песня жаворонка.
Апчаре хотелось привстать и посмотреть, цела ли машина. Она приподняла голову, но Аслануко резко прижал ее к земле. Вновь загрохотало вокруг. По колосьям зафыркали осколки, комья земли посыпались на Апчару, запутались в волосах.
— Ля иллах-ила-аллах,— залепетала Апчара молитву своей матери.
— Комсомолка называется,— пошутил Аслануко.
Апчара не смела поднять головы, но и не могла лежать в бездействии, когда вот-вот уничтожат посылки, собранные по дворам, учреждениям, колхозам и предприятиям. Это недопустимо. Что скажут односельчане, поручившие ей доставить ценный груз бойцам. Апчара
воспользовалась передышкой, вскочила и бросилась к машине.
Аслануко мгновенно догнал ее, схватил за плечи и со всего маху повалил на землю.
— Тебе что, жить надоело?— крикнул он сердито.
Над ними совсем низко проревел самолет. Апчара впервые увидела, как от него отделилось что-то похожее на черные бутылки. Бомба! И тут же загрохотало. Она поняла, что Аслануко прав. Надо лежать и ждать исхода. Над пшеничным полем поднялись клубы дыма.
6 А. Кешоков
Самолеты переместились ближе к хутору. Как видно, там они обнаружили более важную цель. Над дорогой повисла непроницаемая пелена пыли, в которой потонуло все, что тут было. Только это и спасло машину с посылками.
Потом все затихло. Апчара и Аслануко пошли к машине. Их окутало туманом и едким дымом, сквозь который солнце едва проглядывало. Апчару била дрожь* Она хотела что-то сказать, но рот не разжимался и язык не ворочался. Неожиданно она засмеялась. Аслануко испуганно посмотрел на нее.
— Это и называется бомбежкой?— все истеричнее смеялась Апчара.— «Гр-гр-гр» много, а толку нет.
— Подожди, будет и толк,— Аслануко отряхивался от пыли.— Видишь?
Пыль рассеялась, и Апчара увидела на дороге горящую машину. Бойцы отчаянно старались погасить пожар. Один набрасывал на огонь плащ-палатку, другой нарвал зеленой пшеницы и бил по пламени, третий забрасывал огонь свежей землей.
Со стороны хутора слышалось испуганное ржание коней. Над домами стлался сизый дым, горели соломенные крыши казачьих хат. Апчара пожалела, что выпалила свое «толку нет». Это она от радости, что уцелела машина с подарками.
Бойцы все никак не могли потушить машину. Огонь перекинулся к бензобаку. Раздался взрыв, и машина запылала красным и дымным факелом.
В луже крови лежала лошадь и дергала ногами. Апчара увидела, как боец целился из винтовки в лошадиный лоб, и крепко зажмурилась. Скорее, скорее ехать!
Впереди, правее дороги, показался хутор. Не там ли полк, который ищут Аслануко и Апчара? Двое бойцов попросили подвезти их. Оказалось, что они тоже из Бак-санского полка. Аслануко разрешил им залезть на гору ящиков и наказал следить за «воздухом».
Хатали, как видно, был прав. По котлу, пока не дотронешься рукой, не узнаешь, горячая или холодная в нем вода. Утро было чудесное, тихое, пели жаворонки, кругом колосилась пшеница. А теперь бомбы, огонь, дым, кровь, страх... На месте ли Хатали? Не разбомбили ли их там вместе с полустанком? Узиза не перенесет бомбежки, начнутся роды.
Бойцы громко, в четыре кулака, забарабанили по крыше кабины. Аслануко высунулся и крикнул:
— Ну что там?
Вместо ответа бойцы спрыгнули с машины, бросились в разные стороны. Приближался гул. Шла новая волна самолетов.
Аслануко нажал на газ, свернул в высокие подсолнухи и, схватив Апчару за руку, побежал от машины. Укрытия им не попадалось. Хоть бы канавка какая или ямка. Машина издали была похожа на домик сторожа среди поля. Может быть, и летчикам так покажется, и они пожалеют бомбы на никчемный домишко? Но все равно бежать подальше, как можно дальше от машины...
Бомбардировщики летели низко. Ничто им не грозило ни с земли, ни с воздуха. Из хутора била по самолетам одинокая зенитная пушка, но дымки ее с опозданием разрывались или слишком высоко в небе, или слишком низко. Самолеты кругами носились над полем, выбирая цель. То из одного, то из другого, а то и сразу из всех самолетов искрами сыпались пулеметные очереди. Где-то близко рвались бомбы.
Аслануко наловчился маневрировать под бомбами. Ни в каком уставе этой науки не записано. Выручают только чутье и ловкость. Вот пикирует на тебя бомбардировщик, видишь, как открывается люк, высыпаются, ]как бы даже медленно, одна за другой бомбы. Нужно в одно мгновенье учесть высоту, скорость самолета, угол падения бомб и либо падать и прижиматься к земле, либо бежать вперед, а то и в сторону, если бомбы лягут одна за одной... «Танец с бомбой» — называл это Аслануко.
Апчара, конечно, еще не знала этой науки. Ее хватало только на то, чтобы в любом случае прижиматься к земле и лежать не двигаясь. Аслануко зорко следил за бомбами. Он точно определял особо угрожающую им бомбу и каждый раз хватал за руку Апчару, срывал ее с места, и они бежали в сторону.
Бомбардировщики не опешили отбомбиться. Апчара видела, как один самолет начал пикировать на их машину с посылками, но потом словно раздумал и вышел из пике, не бросив бомбы. «Может, у него бомбы кончились, или он и вправду принял машину за пустую домушку»,— с надеждой подумала Апчара. Она не могла знать, что немец решил сэкономить на машине и поохотиться за живой целью. Самолет взмыл вверх, замер там и снова качнулся на крыло.
— Бежим! — дико заорал Аслануко и вскочил. Апчара словно приросла к земле. Руки и ноги налились непонятной тяжестью, она не могла не только вскочить — пошевелиться. Через мгновенье полыхнул взрыв. Земля накренилась, встала на ребро, и Апчаре показалось, что она катится с высокой крутой горы в огненную пропасть. Рот забило землей. «Пусть убьют, пусть разнесут на куски — не сдвинусь с места. Не буду бегать под бомбами. Буду лежать тут долго, вечно, всегда,— думала Апчара,— только где же Аслануко? Опять сейчас схватит за руку и потащит куда-нибудь».
Аслануко не появлялся. Апчара словно пробудилась от сна, приподняла голову, привстала, села. Тихо. Никаких самолетов уже нет. Земля вокруг изрыта, дымится. По дороге по-прежнему двигаются войска. Машина по-прежнему стоит в подсолнухах. Апчара хотела встать, но ноги ее подкосились, и она снова опустилась на землю.
— Аслануко! Где ты? Аслануко, отзовись!
Апчара на четвереньках поползла к машине и вдруг прямо перед собой на земле увидела черный хромовый сапог. Правый. Из него высовывается красный, окровавленный обрубок. От него на белой жилке свисает коленная чашечка. Вокруг никого не было.
— Аслануко! — Апчара упала на землю. Кричать и звать было некого. Она тряслась и рыдала, а жаворонок опять взмыл ^ад подсолнуховым полем, запел свою песенку, чтобы привести на землю больших волов.
Бойцы-пассажиры, разбежавшиеся перед бомбежкой, вышли из подсолнухов. Все вместе поискали, не осталось ли чего от Аслануко, кроме ноги и сапога,— ничего не нашли.
Апчара словно обезумела. Завернула ногу в сапоге, завязала узелком. Она не знала, что ей теперь делать: искать полк, возвращаться обратно к Хатали или сесть на землю и сидеть здесь, не двигаясь.
Один из бойцов оказался шофером из разбомбленной перед этим машины. Пока он копался в моторе, другой боец в кавалерийской фуражке успел разузнать у проезжающих всадников, что на хуторе, точно, тылы какого-то полка.