5 Речь идет о Н.И. Столяровой.
6 Речь идет об Ирине Владимировне Лебедевой (в замужестве Колль). 7«Тарусские страницы» - литературно-художественный иллюстрированный
сборник (Калуга, 1961. Сост. Н. Оттен).
В.Н. Орлову
17 ноября 1961
Милый Владимир Николаевич — «Идёшь, на меня похожий» сличалось с окончательным текстом, причём и для верстки, и для этой книги. Думаю, что строфа «Я вечности не приемлю»1 ушла из окончательного текста из-за повтора рифмы «погребли - земли», «пыли -земли»2, да ещё на близком расстоянии. Когда буду в Москве, ещё раз посмотрю подлинник (там поздняя мамина правка), тут у меня только копия — это единств<енный> экз<емпляр> с авторской правкой и ранней - исправление опечаток машиноп<иси> - и с поздней. Есть (не у меня) ещё 2 экз<емпляра>, правленных маминой рукой после машинки.
«Поток приветствий» по поводу книжки продолжается - последние два из... крымского совхоза (вон куда книжку заслали!) и из Воронежа. Откликнулся и Париж, куда я отправила 2 экз<емпляра>, и Чехия... Ещё только США и Мексика не отозвались - далеко. Воронеж доволен и статьей, и книжкой, но недоволен (м. б. резонно) почти полным отсутствием комментариев. Действительно, для людей, читающих впервые, а таких большинство (особенно «периферия»), возможно, надо было очень многое разъяснять, особенно в поэмах. Но при таком малом объёме, конечно, нельзя было себе это позволить. <...>
Я альманах тарусский3 прочла далеко не весь; мне понравилось о Мейерхольде4, о Поленове5, кое-что из стихов, хотя должна признаться, что в нынешних плохо разбираюсь: общий уровень мастерства настолько вырос, что не всегда угадаешь (я по крайней мере) — стоит ли за этим поэзия. Заинтересовала меня повесть Окуджавы6 (к<ото-ро>го я по беспамятству на имена всегда зову «Окинавой») — если бы он - по отсутствию писательского опыта - (жизненный — есть) не сделал своего героя на несколько лет младше, чем следовало. Это — повесть о мальчике, а не о юноше, без остроты юношеских прозрений. Написала - и вспомнила Сэлинджера «Над пропастью во ржи» - вот там чудесно дан возраст героя и, через именно этот возраст, — восприятие мира. А у Окуджавы смещён возраст - с ним и восприятие, не «мира» - войны. Паустовского прочла только о Бунине - в ужас пришла! Прочла не в «Страницах»7, а в виде предисловия к самому Бунину (вышел толстый некрасивый том с «Деревней», «Жизнью Арсеньева», неск<олькими> рассказами). Манная каша! Манная каша, голубоватая — ибо не на чистом молоке, а с водичкой, и не на сахаре, а с сахаринцем! А Бунина читаю — и за голову хватаюсь, и вскакиваю с места, и бегаю по комнате, и потрясаюсь до слёз, и опять хватаюсь за голову, ай-ай-ай, что за чертовский талант! И когда бы ни встречалась, и сколько бы ни перечитывала - то же самое; то же самое, как и хлебом не наесться на всю жизнь, и водой не напиться.
С Буниным - живым - я простилась в 1936 г., на Лазурном побережье, в нестерпимо жаркий июльский день, в белом от зноя дворике маленького, похожего на саклю и так же прилепившегося к горе — домика, купленного на «нобелевские» деньги8. Под пальмой — от которой тени было не больше, чем от дюжины ножей. Невысокий, мускулистый , жилистый, сухощавый старик (сколько ему тогда лет было? Не так уж много...) с серебряной, коротко стриженной головой, крупным носом, брезгливой губой, светлыми, острыми глазами — поразительными, добела раскалёнными! одетый в холщовую белую рубаху, парусиновые белые штаны, обутый в «эспадрильи»9 на босу ногу (а оставался щеголеватым и в этой одежке!), говорил мне: «Ну куда ты, дура, едешь? Ну зачем? Ах, Россия? А ты знаешь Россию? Куда тебя несёт? Дура, будешь работать на макаронной фабрике... («почему именно на макаронной, И<ван> А<лексеевич>?!») — нама-ка-рон-ной. Да. Потом тебя посадят... («меня? за что?») — а вот увидишь. Найдут за что. Косу остригут. Будешь ходить босиком и набьёшь себе верблюжьи пятки!.. («Я?! верблюжьи?!»)... Да. Знаешь, что надо? Знаешь? Знаешь? Знаешь? Выйти замуж за хорошего — только чтобы не молодой! не сопляк! — человека и... поехать с ним в Венецию, а? В Венецию». И потом долго и безнадёжно говорил про Венецию — я отвечала, а он не слушал, а смотрел сквозь меня, в своё прошлое и в моё будущее; потом встал с каменной скамейки, легко вздохнул, сказал — «ну что ж, Христос с тобой!» и перекрестил, крепко вжимая этот крест в лоб мне, и в грудь, и в плечи. Поцеловал горько и сухо, блеснул глазами, улыбнулся: «Если бы мне — было — столько — лет, сколько тебе, — пешком бы пошёл в Россию, не то, что поехал бы — и пропади оно всё пропадом!»
Это «всё пропадом» — была «неповторимая панорама» сказочного городка Канны, там, внизу, — и эмалевое Средиземное море, и сердоликовые горы вдали, и потрясающей чистоты и пустынности небо, и воздух, душный от запаха цветов (неподалеку были громаднейшие цветочные плантации фирмы «Коти»),
Да, да. И пошла я, и поехала - и всё было, кроме «макаронной фабрики», если не считать мою работу в «Жургазобъеди-нении» под руководством Кольцова10 именно выпусканием в свет макаронных и.а. Бунин. изделий? и кроме Венеции. Были и «вер- Офорт //.//. Вышеславцева блюжьи пятки», и голова, стриженная под
машинку в тифу, — и даже муж был — такой, который даруется единожды в жизни, да и то не во всякой! Его расстреляли в последние дни Бериевского царствования, накануне падения всех этих колоссов на глиняных ногах...
Простите меня за неожиданное отклонение от альманаха! Итак: поэма Корнилова11 сохранилась, ибо в последний момент какие-то строки оттуда выкинулись. Так или иначе, поэма как поэма, и что было шум поднимать? из-за чего? — Рассказы Казакова12 мне не понравились, ибо самого Казакова я там не усмотрела: увидела лишь очень умелое овладение «жёстким» Чеховым и тем же, м. б., Буниным; это само по себе не мало, но нового, собственного я не увидела, не говоря уж о том, что датировать (особенно первые два рассказа) можно бы и девяностыми годами, и самым началом века... Сильно, но не своё. А Паустовский - своё, да слабо...
Мамин раздел до того пёстр и лоскутен, что злит, но, верно, только меня одну, так что с этим нечего считаться. Да и Ивановское вступление13 не шедевр — с этим, по-моему, все согласны!
Всего Вам самого доброго!
Ваша АЭ
' В первой публикации стих. «Идёшь, на меня похожий...» («Северные записки». Пг., 1915. № 5-6) после 4-й строфы следовали строки: «Я вечности не приемлю! / Зачем меня погребли? / Я так не хотела в землю / С любимой моей земли!» (ИП-65. «Варианты». С. 699).
2 См. последнюю строфу стих.: «Как луч тебя освещает! / Ты весь в золотой пыли... / - И пусть тебя не смущает / Мой голос из-под земли» (I, 177).
3 См. примеч. 7 к письму И.И. Емельяновой от 13.XI.61 г.
4 Гладков А.К. «Воспоминания, заметки, записи о В.Э. Мейерхольде».
5 Мемуарные очерки дочерей художника В.Д. Поленова: Сахарова Е.В. «Народный театр семьи В,Д. Поленова» и Поленова О.В. «Поленовские рисовальные вечера».
8 «Будь здоров, школяр!».
7 В «Тарусских страницах» напечатана гл. «Иван Бунин» из книги К.Г. Паустовского «Золотая роза».
8 В 1933 г. И.А. Бунину была присуждена Нобелевская премия.
9 Эспадрильи - холщовые туфли на веревочной подошве.
10 Михаил Ефимович Кольцов (1898-1939) - журналист, писатель.
11 Поэма В.Н. Корнилова (1928-2002) «Шофер».
