1 А.С. была арестована 22 февраля 1949 г.
Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич
25 июля 1949
Дорогие мои Лиля и Зина! Пишу вам на пароходе, везущем меня в Туруханский край, куда направляют меня и многих мне подобных на пожизненное поселение. Это — 1500 километров на север по Енисею и ещё сколько-то вглубь от реки. Точного адреса пока не знаю, телеграфирую его вам, как только прибуду на место. Буду находиться в 300 кил<ометрах> от Игарки, т. е. совсем, совсем на Севере. Едем по Енисею уже 3 суток, река огромная, природа суровая, скудная и нудная. По-своему красиво, конечно, но смотрится без всякого удовольствия. На месте работой и жильём не обеспечивают, устраивайся как хочешь. Наиболее доступные варианты — лесоповал, лесосплав и кое-где колхозы. Всякий вид культурно-просветительной работы нам запрещён. Зона хождений — очень ограничена и нарушать её не рекомендуется — можно получить до 25 лет каторжных работ, а эта перспектива не очень воодушевляет. В Рязани ко мне на свидание пришли мои ученики, они сказали, что мои вещи и деньги перевезены в Москву, я думаю, что они находятся у вас, а не у Нины. Сейчас у меня на руках есть немного меньше 100 р., вначале деньги у меня были, но всё время приходилось прикупать продукты, т. к. везде было очень неважно с питанием. По приезде на место телеграфирую вам и попрошу прислать денег телеграфом, сколько можно будет из тех, что у вас (или у Нины) остались. Кроме того, мне необходимы кое-какие вещи, ибо то, что у меня с собой и на себе, от тюрем и этапов уже пришло в почти полную негодность. Если из Москвы не принимают, то, м. б., можно будет организовать через Рязань. Тася1 (Кузьма и Нина2 её знают) не откажется послать. Мне совершенно необходимо бельё, большая моя простыня, синее платье, то, что покрепче из одежды, и то, что потеплее, — вязаные мои кофточки и оставшиеся клубки и мотки шерсти и ниток, а также мои вяз<альные> спицы и крючки. Очень нужны какие-нб. тёплые штаны, Мурина вроде замшевая курточка, непромокаемый серый плаш. Кроме того, необходимы акв<арельные> краски и кисти раз-н<ых> размеров и возможно больше бумаги писчей и рисовальной, цветные, простые и химич<еские> карандаши, черн<ильный> порошок, чернильница пластмассовая. Всё это у меня имелось в наличии. Теперь - необходим какой-нибудь минимум посуды - кружка и мисочка у меня есть - нужно хотя бы 2 алюм<иниевые> кастрюли с крышкой, 2 миски, 2 вилки, 2 ножа, 2 ложки больших и чайных и что-нб. из пластмассы, какие-нб. тарелочки, завинчивающуюся коробочку, пару стаканчиков. Необходимы ножницы (у меня было 2 пары - маленькие и побольше), иголки, нитки, пуговицы и щипцы для ногтей, кот<орые> у меня тоже были. Посуду придётся купить из моих денег — если они вообще существуют и находятся у вас (было 900 р., кот<орые> прислал мне Борис накануне моего отъезда - я оставила их у бабки). Т. к. нужно отправить много кое-чего, то м. б. принимают посылки багажом, это было бы проще всего. Тогда можно было бы всё послать в 1 или 2 чемоданах. Если Мулька цел и не отказался, то надеюсь, что он поможет организовать отправку вещей. Да, у меня там был кусок сатина, пожалуйста, пришлите тоже, и синенькие босоножки, и вообще не только нужное, а и что-нб. из приятного, п. ч. все имеющиеся в наличии лохмотья совершенно осточертели. Но это, конечно, неважно.
Привет всем друзьям.
Ваша Аля
1 Таисия Трофимовна Чубукина, сослуживица А.С. по Рязанскому художественному училищу. Она и ее жених, Анатолий Федорович Фокин, студент этого училища, добились разрешения на передачи и свидания с А.С. в рязанской тюрьме.
г Речь идёт о супругах Гордон: Иосифе Давидовиче (близкие звали его Кузь мой или Юзом) и Нине Павловне.
Е. Я. Эфрон и З.М. Ширкевич [Дата и начало текста не сохранились]
В который раз приходится просить прощения за эти бесчисленные — в который раз! — поручения. Я знаю, что вы не сердитесь и всё понимаете. Пишу вам это сугубо утилитарное письмо, то есть это письмо в таком сугубо утилитарном стиле, потому что очень надеюсь получить необходимое подспорье, т. к. навигация здесь кончается в пер-
«Wh4
вых числах сентября, и потом наступает зима до начала июня, а перезимовать без необходимого, думается, совсем невозможно. В таких тяжёлых условиях, в какие попадаю теперь, я ещё не бывала за все эти годы, несмотря на то, что пережить пришлось немало. Зимой здесь всё же должна быть почтовая связь телеграфом и самолётом. А ещё на оленях и на собаках. Морозы до 60 гр., сильные ветры, близко Карское море. Всё бы ничего, если бы не пожизненно, очень уж страшно звучит - бедная моя жизнь! Дорогие мои, думаю о вас постоянно, счастлива, что хоть повидаться удалось, многих везут сюда из лагерей без пересадки, люди даже не смогли повидать своих. Мне ещё хорошо, я хоть немного отвела душу и подышала родным воздухом. Передайте Мульке, что я ему напишу 25 п/о до востр<ебования>, чтобы он это письмо непременно востребовал, а то он бывает очень рассеянным по этой части. Передайте мою глубокую благодарность Нине и Кузе за их отношение, пусть на
Sgte?^
iu*^C^Vi4<- i7*V
Отрывок этапного письма А. Эфрон
меня не обижаются, я совсем ни при чем, что пришлось так скоро расстаться. Насколько соображаю, Кузя пока ничем не рискует, но отношение к нему самое пристально-внимательное. Мне кажется, он умеет держать себя, но - пусть избегает большого количества поверхностных знакомств. Нине напишу подробнее на Валю. Целую очень крепко и люблю.
Аля
Простите за нелепое письмо, пишу в трудных условиях, жилья нет, угол найти нелегко, но я всё же надеюсь, что хоть минимально все наладится. Пока что рада очень, что удалось найти работу здесь, на месте1. Хоть и тяжело мне будет, но хоть письма буду получать’ если кто напишет. Если бы вы знали, как я устала от всех этих переживаний и от всех этих дорог! Но пока что жива, несмотря ни на что. Пишите мне авиапочтой. Получили ли моё письмо с парохода? Дорогие мои, простите за все причиняемые вам хлопоты — ну что я могу поделать!
Ваша Аля
' В последних числах июля пароход с партией ссыльных прибыл в Туруханск на Енисее.
Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич
23 августа 1949
Дорогие мои Лиля и Зина! Вчера вернулась с сенокоса и получила вашу открытку с Нютиной припиской и тут же на почте неожиданно разревелась, наполовину от радости, наполовину от горя. Боже мой, как мне хочется всех вас видеть! Мало удалось нам побыть вместе, но хорошо, что хоть это удалось, хоть повидались — и я немного отогрелась возле вас - для того, чтобы стынуть и стынуть вновь. Невероятно складывается жизнь вообще и моя в частности. Вместе с вашей открыткой получила необычайно трогательное письмо от моих рязанских сослуживцев, где они рассказывают, как ребята меня вспоминали на выпускном вечере и как сами они, т. е. сослуживцы, часто и добром поминают меня.
Очень вкратце расскажу о себе. Партия, с которой я прибыла, была почти вся распределена по местным колхозам, несколько человек, в том числе и я, были оставлены в Туруханске с условием — найти работу и квартиру в трёхдневный срок. Это было невероятно трудно, так мало это село нуждается в рабочей силе и располагает жилплощадью. Наконец в самую последнюю минуту мне удалось устроиться уборщицей в школе — оклад 180 р., и работа, принимая во внимание условия Крайнего Севера, — тяжёлая: сенокос, ремонт школы, пилка и колка дров плюс все остальные уборщицыны обязанности. На покос добираться пришлось 8 километров на лодке по Енисею и Тунгуске и ещё какой-то безымянной речке. Оказались мы на каком-то первобытном острове, где было не так много земли, как воды — ручьи, озёра и болота. Сено косили на болотах, причём здешняя трава совсем не похожа на ту, что у вас на даче. Растут какие-то дудки значительно выше человеческого роста, а высыхая, превращаются в хворост. Комары и мошки — сплошной тучей, заедают и доводят до исступления. Погода меняется 20 раз в сутки, всё время проливные дожди и пронзи-
