Дни стоят великолепные, и ночи тоже. Днём - всё голубое, даже снег, ночью — всё чёрное, даже снег. А такое звёздное небо, как здесь, не над каждой страной бывает. Слежу за тем, как передвигаются и перемещаются созвездия - Орион, например, летом пропадает вовсе и возвращается лишь поздней осенью. Это — одно из моих любимых созвездий, совершенно правильное. Жаль только, что в карте звёздного неба перестала ориентироваться - позабыла. А ребёнком знала её настолько прилично, что вряд ли было что, видимое простым глазом, чему я не знала бы названия.

Вновь появилось северное сияние — оно, между прочим, гораздо менее красиво, чем я представляла себе по сказке Андерсена «Снежная королева».

Ответа из Президиума ещё не получила, но по срокам он должен прибыть вот-вот. Вряд ли он что-нб. изменит в моём существовании. Лилечка, а где Пастернак?³ Вы про него ничего не писали, а я, кажется, не спрашивала.

Если будет минуточка времени, напишите мне о своей работе, давно Вы мне ничего о ней не сообщали.

Пока крепко, крепко целую обеих, жду известий.

Ваша Аля

' Александр Иосифович Гавронский (1888-1958) происходил из семьи богатейших чаеторговцев Высоцких. За революционную деятельность был приговорен царским судом к смертной казни, бежал за границу. Окончил философский факультет Марбургского и филологический Женевского университетов, а также Институт Ж.-Ж. Руссо. Автор работ «Логика чисел» и «Методологические принципы естествознания». В 1916-1917 гг. работал режиссером Цюрихского и главным режиссером Женевского театров. По возвращении в Россию в 1917 г. был режиссером Незлобинского театра, а затем ответственным режиссером Гостеатра-студии им, Шаляпина. Один из первых режиссеров советского кино. Арестован в 1935 г.

² В 1924 г. молодой режиссер Юрий Александрович Завадский (1894-1977) с группой из шести актеров, в числе которых была и Е.Я. Эфрон, ушел из Студии Е.Б. Вахтангова и начал строить новый театр. В 1924-1931 гг. Е.Я. Эфрон была режиссером этого театра и педагогом студии при нем. В 1931 г. из-за тяжелой болезни ей пришлось выйти на инвалидность.

³ 14 октября 1941 г. Б.Л. Пастернак выехал в Чистополь к семье, но с конца сентября по 26 декабря 1942 г. находился в Москве по издательским делам.

Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич Ракпас, 12 апреля 1943

Лиленька и Зина, родные мои, пишу вам наспех, чтобы письмо поспело к именинам¹. Как бы хотелось встретить их вместе с вами и как следует отпраздновать, радостно, по-весеннему.

Весна и у нас чувствуется, снег осел (не осёл, вы сами догадались!) - и почернел, ночью подмораживает чуть-чуть слегка, а днём на солнышке тает. Дальний лес насторожился, чувствует весну. Месяц совсем молодой, такой тоненький, такой хорошенький, остророгий. Вот месяц я люблю, а луну — нет, таким от неё для меня веет холодом, даже в летнюю жару. И свет у неё не настоящий. Она для меня как постоянное напоминание о смерти — душу леденит.

Живу без перемен. Всё живу, всё надеюсь на что-то хорошее. И верю, что хорошее будет ещё. А что касается каждого сегодняшнего дня — знаю, что бывает лучше, но что бывает и значительно хуже, и не унываю.

Хочется вас всех видеть очень, хочется говорить с вами, утешить, когда грустно, и рассмешить даже, ибо этой способности я ещё не утратила. Я ведь ещё очень весёлая, родные мои, узнав много горя, я всё равно не разучилась смеяться и даже радоваться. И это мне помогает вынырнуть из любого убийственного настроения.

Родные мои, целую вас нежно-нежно обеих, всем сердцем всегда с вами.

Пишите мне - ведь от вас так давно ничего нет, да и от Нинки тоже.

Простите за краткость и несуразность, тороплюсь, следующее письмо будет большое и подробное.

Обнимаю вас.

Ваша Аля

' Именины Е.Я. справлялись 7 мая и 18 сентября.

Ижма, 26 декабря 1943

Дорогой мой Мурзил, не писала тебе целую вечность, и от тебя за всё время получила только одно письмецо, да на днях вернулось мне на Каменку одно посланное мною тебе месяца 4 тому назад, ещё в Ташкент, письмо. Только от Нины узнала, что ты жив, приблизительно здоров и работаешь на заводе. Новая страница в твоей биографии. Что касается меня, то я наконец выбралась с чудесной Каменки, которую ввек не забуду. Выбиралась я оттуда целый месяц — 26 ноября прибыл на меня наряд в Княжпогост или, выражаясь по-почтовому, в посёлок Железнодорожный. И вот с тех пор я всё ехала - с сельхоза Каменка до станции Каменка и обратно. То вытряхну сено из матраса, то опять набью. То соберу вещи, то опять разложу. Издергалась до крайности, совсем перестала спать, бегала ко всем начальникам и заместителям, молилась всем богам и святым, и наконец уехала, как всегда бывает — неожиданно, прямо с работы, в мокрой одежде и обуви. Ехала в самом настоящем поезде, на самой верхней полке, с ещё двумя девушками (каменскими) и с бойцом, а вокруг дремала коми-молодёжь, белокурые ребята, будущие ученики военной школы. Они шли пешком 600 километров до поезда, из самых глубин Коми-республики, и как сам себе представляешь, намерзлись и устали, а поэтому спали, как убитые. Я ехала, радовалась и мечтала, что еду домой. А ведь должен настать и этот день, правда?

Г.С. I'п

На обороте его рукой:

• Ташкент. Ноябрь 1942-го. Але от Мура».

В общем пока что я осталась на полдороге, между небом и землёй, между Каменкой и Княжпогост, в Ижме. Прибыла туда вчера 25 декабря - помнишь наши ёлки ? а сегодня вышла на работу с бригадой плотников. Где, где только не приходится работать! Через несколько дней рассчитываю тронуться в Княжпогост. Пиши по адресу Ж. Д. район, Поселок Железнодорожный, ЦОЛП, мне. Мульке передай, что за 4 месяца имела от него только 2 открытки, а писала ему постоянно. Нине передай, что получила от неё письмо и открытку, ответила немедленно. Жду с огромным нетерпеньем весточек от всех. Не могу тебе передать, как я рада, что уехала с Каменки — у меня

*Zl°„^P£ ^{c ПЛ}'⁴-^{A Главное}’^что к дому ближе. Мульке скажи, чтобы он

к^КССШе ’ ^Н1^{3абывал ее}- ^{И пусть} пришлёт, если можно, немного д нет. Крепко тебя обнимаю и люблю, привет всем.

/На полях:/

Только об одном сейчас мечтаю — ' Так называл иногда С.Д. Гуревич А.С.

Твоя сестра Аля как бы мне здесь не застрять.

А -0

Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич

1 сентября 1944

Дорогие мои Лиля и Зина! Давно не писала вам и от вас очень давно ничего не имела. Получила от Зины открыточку давным-давно, после письма от 4-го июля от вас, от Нины и от Мульки ничего не получала. Такое всеобщее молчание бесконечно меня беспокоит. За полгода от Мульки получила одну открытку, два письма - ведь это действительно чересчур мало, на него совсем не похоже. Что там у вас делается? Очень-очень прошу писать хоть изредка, держать меня в курсе ваших событий. Я надеюсь, дорогие мои, что все вы живы, если даже и не здоровы. Я ведь знаю - здоровых у нас в семье нет! Ещё и ещё раз спасибо за присланное. Всё дошло, и, конечно, всё пригодилось. Только ужасно жаль, что не прислали мне ничего из литературы, о к<отор>ой я просила и без которой мы пропадаем. Зина обещала какой-то альбом Родена, но и его не видать на горизонте. В первый раз в своей жизни я нахожусь в таком бедственном — в плане чтения и рисовально-письменных пособий — положении. Сейчас пишу, п. ч. на несколько минут дорвалась до ручки и чернил, вот и тороплюсь, как на курьерский.

Чувствую себя значительно лучше¹, целый месяц каждый день пила помногу молока, покупала масло и очень поправилась. Стала почти круглая, во всяком случае все мои острые углы закруглились. Работаю ужасно много, гораздо больше, чем от меня требуют, но иначе не могу, да и время идёт гораздо скорее. За работу свою каждый месяц получаю премии и благодарности, несмотря на свои седые волосы, чувствую себя девчонкой. Первой ученицей в классе.