— Бургомистр преувеличивает мои способности.

— Не думаю. В создаваемом им театре нет особой нужды в женских голосах. Однако Логунов, насколько мне известно, предпочитает вас многим опытным актрисам. Он даже заинтриговал старика Рейнгардта. Адмирал большой меломан, и ему не терпится услышать девятнадцатилетнюю певицу, о которой бургомистр прожужжал ему уши.

Галка растерянно посмотрела на Хюбе.

— Полковник Стадерини не отпускает меня, — нерешительно сказала она и тут же сама удивилась наивности этого довода.

Хюбе отрывисто рассмеялся.

— Вы полагаете, что желание или нежелание итальянского коменданта имеют какое-то значение?

— Да, но…

Гестаповец пристально взглянул на нее.

— Странно, — сказал он, откидываясь на кожаные подушки сиденья. — У меня создается впечатление, что вы сами не очень-то стремитесь в театр. О чем же — разрешите спросить — вы думали, когда поступали в музыкальное училище?

Галка рассеянно улыбнулась. Она не была готова к этому, казалось бы, простому вопросу. И только сейчас поняла свою беспечность. Хюбе прав. Она должна была мечтать о театре.

— Я буду откровенна, господин майор. Опера — моя давнишняя мечта. Но за последнее время меня слишком часто постигает разочарование. Я боюсь, что затея бургомистра не принесет удачи ни ему, ни мне. Господин Логунов приложил много усилий, чтобы создать Новый театр. Но собранная им труппа напоминает дом без крыши. Ни одного приличного тенора! Ну, скажите, о каком более или менее серьезном концерте — я уже не говорю о постановке оперы — может идти речь? Без тенора нет оперы. А коль так, то очень быстро все сведется к эстрадным выступлениям, к шантанным песенкам. Нет, увольте!

— Должен вас огорчить, Галина Алексеевна. Логунов нашел тенора, и, говорят, неплохого.

Галка поняла, что отступать поздно. Хотел того штурмбаннфюрер или нет, но он заманил ее в ловушку.

— Огорчить? Почему? Я очень рада.

— Не думаю, что это редкое в наше время чувство вдруг овладело вами, — усмехнулся Хюбе. — Теперь вам надо придумывать какой-нибудь новый предлог, чтобы отказать Логунову.

— Я не понимаю вас. Появление тенора меняет положение.

— Стало быть, вы принимаете предложение бургомистра?

— Конечно! Но я прошу объяснить, господин майор, чем вызвано такое недоверие?

— Откровенность за откровенность. Я полагал и сейчас еще не совсем разубежден в этом, что работа в итальянской комендатуре почему-то вас устраивает больше, чем все прочее.

Галка опять почувствовала неприятный холодок на спине.

— Что же, по-вашему, меня интересует? — с вызовом спросила она. — Расположение частей итальянского гарнизона, бланки пропусков на право хождения по городу ночью или секреты подполковника Вицини?

Это была уже наглость. Именно то, о чем она говорила, не так давно действительно интересовало ее.

— Почему вы молчите, Хюбе? Не думаете ли вы, что я партизанка?

Штурмбаннфюрер рассмеялся.

— Дислокация итальянских частей известна в городе каждому мальчишке. Да и потом это все дела сухопутные, а меня с некоторых пор интересует только море.

— Почему же вы заинтересовались моей особой? — не отступала Галка. — Я-то не имею никакого отношения к морским делам.

Хюбе сделал знак шоферу остановить машину и повернулся к Галке.

— Разве только итальянским офицерам разрешено интересоваться вами? Или вы считаете меня женоненавистником?

— Вы как-то странно начинаете ухаживать, — возразила она, удивляясь той ловкости, с которой Хюбе всякий раз ускользал от ответа. Она не верила ни одному его слову.

— Каждый ухаживает, как умеет. Но если хотите услышать банальное признание, то я скажу, что вы мне нравитесь. Сегодня вы особенно хороши. Вам так идет это платье. Кстати, кто вам шил его? Видимо, человек с большим вкусом.

Как ни хитрил Хюбе, как ни запутывал разговор, но этот вопрос не застал Галку врасплох. «Вы полагаете, господин штурмбаннфюрер, — мысленно усмехнулась она, — что я стану отрицать знакомство с владелицей ателье?»

— О, вы уже начинаете интересоваться деталями, — почти весело и немного лукаво сказала она. — Хорошая портниха — это секрет модницы. — Галка выдержала паузу и, уловив краем глаза торжествующую ухмылку гестаповца, сказала с притворным вздохом: — Но вам, гак и быть, я дам адрес моей костюмерши. Дмитриевская улица, дом девятнадцать, ателье госпожи Адамовой.

— Зинаиды Григорьевны?

— А вы ее знаете?

— Мне пришлось с ней познакомиться.

— Вы говорите это так, словно она чем-то огорчила вас.

Хюбе в упор посмотрел на Галку. Девушка выдержала его взгляд и даже недоуменно вскинула брови. Но это кажущееся спокойствие далось ей с трудом. Она улыбнулась, а в голове билась мысль: «Неужели Зинаида Григорьевна назвала меня? Неужели конец?»

Хюбе снова откинулся назад.

— Признаюсь, ваша приятельница доставила мне немало хлопот, — сказал он, протягивая Галке портсигар.

— Спасибо, я не курю. Адамова никогда не была моей приятельницей. Я не дружу с теми, кому плачу деньги. К вашему сведению, господин майор, я родилась и выросла в семье русского дворянина.

Хюбе, прикрывая ладонями зажигалку, пытался закурить на ветру. Когда это ему удалось, он сказал будто между прочим:

— Однако дворянское происхождение не помешало вам в свое время вступить в комсомол.

— На моем месте вы, вероятно, пытались бы вступить в большевистскую партию.

Хюбе расхохотался.

— Вы начинаете мне нравиться всерьез. Но вернемся к госпоже Адамовой, — сказал он, резко обрывая смех. — Что вы можете сказать о ней?

— Что она хорошая портниха.

— И только? А как человек она вам нравится?

— Как-то не задумывалась над этим. По-моему, она неплохая женщина.

— Вы бы огорчились, если бы с ней произошла какая-нибудь неприятная история?

— Конечно. В городе лучше ее никто не шьет.

— Я не об этом. Ну, представьте себе, что она попала в беду. Вы бы помогли ей?

— Если бы это зависело от меня.

— Так вот, госпожа Адамова арестована полицией безопасности.

— За что?! — удивление, изображенное Галкой, было почти естественным.