Среди своих платьев девушка отыскала простенькое ситцевое, в котором ходила еще в школу. Сбросив модные босоножки, одела поношенные туфли на низких, стоптанных каблуках, сняла золотой браслет, кольцо и спрятала в шкатулку. Быстро выдернув шпильки, разрушила хитроумную прическу, смочила волосы водой и расчесала их на скромный пробор. Оглядев себя в зеркале, она решила, что в таком виде не вызовет излишнего любопытства на окраинной Михайловской улице.

Уже собираясь уходить, Галка заметила на тумбочке около Кровати большой синий конверт с витиеватым штампом внизу.

— Канцелярия бургомистра? Интересно.

Она вскрыла пакет. Это была записка от Логунова.

«Уважаемая Галина Алексеевна! — писал бургомистр. — Буду рад видеть вас у себя в воскресенье между десятью и одиннадцатью часами дня. У меня есть для вас интересное предложение. Какое — не буду пока говорить. Скажу только, что ваша давнишняя мечта скоро воплотится в жизнь».

Галка усмехнулась. Вот уж действительно «загадка»! Весь город знает о том, что Логунов лезет вон из кожи, чтобы открыть городской театр для тех господ офицеров, которым надоели безголосые певички из ресторанов. Уже полмесяца висят афиши о предстоящем большом концерте оперной музыки. Однако в стремлении угодить оккупационным властям бывший директор театра явно переоценил свои возможности. Большинство вокалистов эвакуировалось из города, а из тех, кто остался, едва можно было составить хор средней руки. Логунов лихорадочно искал солистов. Всей его широко разрекламированной затее грозил скандальный провал.

«Неужели он думает, что я буду петь в его „Новом театре“? — Эта мысль показалась Галке нелепой.

Надо было торопиться. До наступления комендантского часа она должна успеть вернуться домой. Ее пропуск действителен только в итальянском секторе, а Михайловская улица находилась в противоположном конце города.

Девушка почти бежала. Скорее! Надо обязательно успеть. То, что она узнала сегодня, — очень важно. Настолько важно, что она не задумываясь пошла на конспиративную квартиру, куда могла явиться только в крайнем случае.

Но в доме номер семьдесят один на Михайловской улице не было никакого гравера…