Литмир - Электронная Библиотека

Каждый день после работы Галка заходила в хлебный магазин на Пушкинской улице, к которому были «прикреплены» те, кто работал у оккупантов. Ходить в магазин для Галки было настоящей пыткой. Прохожие — голодные люди — с жадностью смотрели на хлеб, но даже оборванные, невероятно худые мальчишки, стайками шныряющие около рынка, редко просили у магазина: сильнее голода было презрение к тем, кто продался за этот хлеб.

В магазин она шла, как и всегда, через рынок — так было короче. До войны здесь царил веселый гомон южного базара. Она помнила этот базар. Все, чем было богато побережье, алело, зеленело, желтело, серебрилось на столах, прилавках, подводах, грузовиках. Но теперь базарные прилавки были пусты; все, что мог продать или купить человек, помещалось в небольших плетеных кошелках, а чаще всего — в карманах или даже за пазухой. Впрочем, сейчас купля-продажа вообще не пользовалась успехом: люди меняли. За новый костюм давали кусок сала, за буханку хлеба — часы, крупу меняли на табак, табак — на кукурузу… Какие-то молодые люди предлагали самогон в аптекарских склянках и наркотики.

Нагловатого вида парень в щегольских клешах и шелковой косоворотке играл новенькими карманными часами перед носом румяного старичка в старомодном котелке.

— Хватит тебе ваньку валять, — говорил ему старичок. — Давай за пачку табаку.

— Что вы, господин коммерсант! Да разве это цена такому шикарному механизму! Его же в Швейцарии в тамошних знаменитых горах собирали. Понимать надо!

— Знаю, где ты собирал этот механизм, — сердился старичок, — в чужих карманах!

— Ша, господин фабрикант! Не будем вдаваться в историю предмета. Ведь что такое, спрашиваю вас, история? Это то, что никто из присутствующих не видел. Но ближе к делу, как говорят в столовой. Две пачки и — забирайте товар.

Галка уже миновала базар, когда парень с челкой преградил ей дорогу.

— Фрейлейн, только для вас! — заорал он и вытащил из кармана дамские чулки. — Прямо из Парижа, клянусь вашим здоровьем!

Галка уже хотела оттолкнуть нахального спекулянта, когда тот тихо сказал:

— Мы с вами, кажется, встречались в Гаграх на пляже.

Это был пароль.

Галка молча взяла чулки и принялась рассматривать их. Парень стоял перед ней, засунув руки в карманы, и, притопывая ногой, напевал:

Мне здесь знакомо каждое окно.

Здесь девушки красивые такие…

— Ателье на Дмитриевской провалено. Тебе надо выждать несколько дней…

…Эх, больше мне не пить твое вино

И клешем не утюжить мостовые.

И опять тихо:

— В крайнем случае иди по адресу: Михайловская, 71, во дворе налево. Спросишь гравера.

Галка купила у парня чулки, зашла в магазин, взяла хлеб, неторопливо прошлась по Пушкинской улице, остановилась на углу около пестрой афиши, которая оповещала о предстоящем открытии городского театра, и только потом не спеша направилась домой. Все это она проделала нарочито медленно, словно наслаждалась погожим солнечным днем, напоенным душистым запахом цветущих акаций. Но на душе у нее было неспокойно. Что произошло в ателье на Дмитриевской улице?

Прошло несколько дней. Казалось, ничего не изменилось. Каждое утро, как обычно, за Галкой приезжал «фиат» итальянского коменданта; днем она по-прежнему сопровождала полковника Стадерини в его официальных и неофициальных визитах, переводила, печатала и заученной улыбкой отвечала на комплименты дежурных офицеров. На душе было тревожно. Всеми силами она старалась держать себя в руках, но перед самой собой вынуждена была признать, что прежняя самоуверенность изменила ей. Вечерами чутко прислушивалась к малейшему скрипу калитки во дворе, а в комендатуре искоса следила за каждым немецким офицером. Порой из каких-то тайников сознания всплывала липкая, до дрожи неприятная мысль: «Что если Зинаида Григорьевна назовет мое имя?» Галка гнала эту мысль, и все же временами ею овладевало чувство беспомощности. Ни бежать, ни укрыться. Галка понимала, что иначе нельзя, что она нужна тем, кто прислал связного, и нужна именно там, где сейчас находится — в итальянской комендатуре; что люди, приславшие связного, знают — у Галки Ортынской достаточно мужества, чтобы не дрогнуть в эти дни. Она понимала все, но, возможно, поэтому ей было еще труднее. Неотступно перед ней стоял образ Зинаиды Григорьевны. Как там она? Что с ней?

В один из таких напряженных, томительных дней в комендатуре неожиданно появилась Вильма Мартинелли, пропадавшая где-то в последнее время. На Вильме было нарядное шелковое платье, лоб ее прикрывала широкополая шляпа, высокие каблуки лакированных босоножек смягчали, делали плавней ее обычно твердую, почти мужскую походку. Галка вначале даже не узнала ее, а узнав, весело рассмеялась.

— Вильма, да ты похожа на кинозвезду!

Сама не зная почему, Галка обрадовалась Вильме. Может быть, причиной тому было штатское платье итальянки, в котором она казалась чужой здесь, в приемной коменданта, среди толпящихся патрульных офицеров. Но, вероятно, дело было не только в том, что старший лейтенант Мартинелли, наплевав на приказ об обязательном ношении формы, среди бела дня явилась в комендатуру в нарядном платье. В этой красивой взбалмошной итальянке было что-то такое, что располагало к ней У Вильмы было много недостатков, но добрую их половину Галка прощала уже за то, что Мартинелли не любила эсэсовцев и всех, кто носил свастику. Вильма предложила пойти по гулять и даже уговорила полковника Стадерини отпустить Галку пораньше.

На улице обычно словоохотливая Вильма удивила Галку своей молчаливостью. Отнеся это за счет ее молниеносно меняющегося настроения, Галка шутливо спросила:

— Как твои сердечные дела? Адмирал Рейнгардт по-прежнему предпочитает тебя другим врачам?

Красивое лицо итальянки вдруг стало багровым, с губ сорвалось ругательство.

— Вильма, что с тобой?

— Со мной? — Мартинелли зло рассмеялась: — Что со мной может произойти? В худшем случае я достанусь на обед здешним рыбкам. Это не такой уж плохой конец для моряка.

— Но ты врач.

— Врач! Я была когда-то врачом, а сейчас, — она оборвала фразу и крепко взяла Галку за руку. — Идем в «Бристоль». Посмотришь, как я напьюсь.

14
{"b":"23587","o":1}