Уорд ей нравился не больше, чем Саре. Но она не боялась за Мириам, как Сара. Ее беспокоило то, что Уорд отнимал у нее интерес и любовь госпожи.

Пол покосился на оружие:

— Спасибо.

Сара, внимательно изучавшая плод, первой заметила необычное явление. Несколько секунд она смотрела на экран как завороженная. Затем поводила рукой перед монитором. Как ученый, доктор Робертс не верила в сверхъестественное. Она даже не совсем верила в человеческую душу, о которой столько говорила Мири. «У вас есть душа, у нас — нет». Ха-ха. «Вы, люди, по-настоящему бессмертны». Ладно, если так.

Но на этот раз у нее на глазах разворачивалось настоящее чудо.

— Не может быть!

Мириам тут же поняла, что крошечные, несформированные глазки, не более чем щелки, пока не владеющие даром зрения, каким-то образом глядели на нее прямо с экрана монитора.

— Он нас видит? Это возможно?

— Мириам, я не знаю.

Тут глазки снова блеснули и уставились теперь на Уорда.

— Оптический обман, — он покачал головой. Но глазки упорно смотрели на него.

— О Боже! — Пол, охваченный страхом, умолк под их пристальным взглядом.

Мириам показалось, что сердце у нее в груди раскрылось как цветок.

— Наш ребенок — чудо, Пол. Он привычно улыбнулся, и от этого ей стало грустно. Ну почему ее муж не светится от счастья, как следовало бы? Ведь у него потрясающий сын. Почему его не распирает от гордости?

Сара закончила ультразвуковое исследование и вручила Мири первую фотографию ее ребенка.

— Лицо у него имеет осознанное выражение, — лаконично подвела итог Сара. — Это невозможно, но это так.

Фотография получилась четкой: не до конца сформированное личико с темными глазками и легкой полуулыбкой.

Мириам чувствовала присутствие ребенка в своей утробе, сердце ее билось с любовью, кровь ее текла с любовью. Ее сын не будет похож на нее, ему не придется страдать от проклятой необходимости быть хищником. Ее сын будет велик, но еще — он будет свободен!

Мириам никогда не замечала у себя склонности к слезам, но сейчас она заплакала. Сара заметила слезы и обняла ее за плечи. Мириам никак не отреагировала. Ей хотелось, чтобы ее обнял Пол. Ей хотелось, чтобы он обхватил ее, заплакал, засмеялся вместе с ней и попросил второй экземпляр фотографии, чтобы носить его в бумажнике и любоваться, как это будет делать она.

Все же он восхищенно похмыкивал... может быть, это и есть начало их новых отношений?

— Пойдем наверх, — сказала Мириам, беря Уорда за руку. — Мне бы хотелось побыть с тобой вдвоем.

— Мне тоже, — согласился Пол. Она привела его в музыкальный салон и прикрыла дверь.

— Тебе нравится, как я играю?

— Очень нравится.

— Тогда я бы хотела сыграть для тебя. Знаешь эту вещь?

— Ты разучиваешь ее уже несколько недель.

— Это Сара разучивает. А я знаю ее уже три сотни лет.

Он рассмеялся.

— Как это странно звучит, когда ты так говоришь.

Мириам пожала плечами.

— Я — это я.

Она достала виолу из футляра, поднесла смычок, секунду настраивала инструмент, а потом начала играть.

Видеть, как эта тварь улыбается ему, узнав, что чудовище в ее утробе здорово, было выше его сил. Пол налетел на гадину, зная только одно: нельзя позволить ей даже пискнуть, иначе сюда вбегут те двое, и тогда ему конец. Неважно, что они принадлежат к человеческой расе, им хочется убить его гораздо сильнее, чем вампиру, Уорд в этом не сомневался. Женщины разорвут его в клочья, не колеблясь.

Мириам была ниже его ростом, но тяжелее — из-за чересчур плотных костей, поэтому она лишь покачнулась от сильнейшего удара и устояла на ногах.

Уорд зажал ей рот рукой, но она тут же вцепилась ему в запястье своими стальными пальцами. Началась безмолвная борьба, в которой одна сила противостояла другой. Извиваясь, они упали на рояль, затем на кресло, в котором Мириам еще минуту назад сидела. Под их ногами хрустела и позвякивала виола: Пол зацепил инструмент носком ботинка и нарочно всадил в самую середину каблук, чтобы уже наверняка уничтожить любимую вещь этой твари.

Свободной рукой она ухватила его за мошонку, и теперь ее пальцы давили так, что все его внутренности скрутило от боли. Он применил особую технику дыхания, которой научился на войне, чтобы контролировать боль. Но такая боль не подчинялась никакому контролю, такая боль подкашивала намертво. Уорд начал оседать, чувствуя, что ноги ему больше не подчиняются.

И тут он впился зубами ей в шею — любимое место всех вампиров. Жаль, он не мог высосать ее кровь.

Стоп.

Он уставился в глаза этому существу, а оно так же пристально смотрело на него. Почему оно молчит... не зовет на помощь? Неужели оно хочет умереть? А может, есть какая-то другая причина? Пол не находил ответа, и от этого ему стало страшно.

Уорд снова пошел в атаку. Сейчас он оглушит этого монстра, затем схватит обломок виолы и вспорет ему глотку. Внезапно его руки оказались прижаты к бокам. Мириам оседлала его, нанося удары в грудь, словно он был боксерской грушей. Пол зашелся тяжелым кашлем — сказывалось ранение в грудную клетку.

Вампирша разлеглась на нем, он задыхался под тяжестью мощного тела, чувствуя, как оно прижимается к нему всеми интимными частями. Уорд попытался было высвободить руки, но не смог. Хватка у чудовища была смертельная.

Вот оно подняло голову и коснулось губами его шеи. Пол заметался... бесполезно. Тварь сомкнула рот на его шее, и он почувствовал прикосновение шершавого языка. В то же самое время без устали извивавшееся на нем тело вызвало у него острое желание. Пол так возбудился, что чуть не лопались штаны. Мириам все быстрее терлась о него и все сильнее вонзала ему язык в шею.

Такой смерти они подвергали всех своих жертв — сначала агрессивный сексуальный заряд, а затем проникновение в вену. Уорд все это ощутил: холодная гладкая игла, обычно спрятанная внутри языка, выдвинулась и принялась мелко покалывать кожу, выискивая пульсирующую артерию.

Игла погружалась в шею, и он захрипел от легкой, но неумолимой боли, чувствуя, как из него уходит кровь, оставляя его в удушливой дурноте.

Это была смерть в руках вампира, такую смерть принял его отец.

А затем внезапно чудовище отодвинулось от него. Во время борьбы у вампирши выпала линза, и теперь она смотрела на него одним красным глазом и одним серым. Лицо твари изменилось: впалые щеки говорили о том, что накладные пластины тоже потеряны. Губы были измазаны кровью — его кровью.

Уорд был слишком изможден, чтобы даже шевельнуться. Он мог только смотреть, как Мириам расстегивает ему брюки и усаживается сверху. Он почувствовал, как она вводит его в свое тело, попытался было помешать этому, но ничего не смог сделать.

Тварь изнасиловала его. То, что произошло, по-другому не назовешь. Но самое худшее, до предела унизившее и озлобившее его, было то, что он не испытал тупой опустошающий ужас подлинного насилия. Было во всем этом что-то другое, с чем он невольно должен был смириться.

И дело не в том, что она была невероятно красива даже без своего грима — может быть, еще более красива, чем с гримом. Просто она давала ему ощущение того, что все это _правильно._Такова была реальность. С гримом или без — она все равно оставалась для него самой прекрасной женщиной, какую он только знал.

Уорд понял, что его провели вокруг пальца, заставив сделать именно этот шаг. И никакая это не смертельная битва. Его просто-напросто соблазнили!

А как все ловко было сделано — с таким глубоким знанием психологии Пола Уорда. У него душа болела глядеть, как она изо всех сил старается добиться от него любви вопреки всей его ненависти, старается привлечь его на свою сторону и сторону их сына.

Мириам замерла. Он понял, что достиг оргазма, но также понял, что вампирша забрала у него много крови. Так много, что даже удивительно, как он до сих пор не потерял сознание, не говоря уже о способности к соитию. Но тварь разбиралась в человеческом теле с невероятной доскональностью. Граница между жизнью и смертью была для нее самым удобным местом.