Григорий пустил отдохнувшего коня в очень быстрый карьер, когда лошадь движется почти прыжками в два темпа и развивает скорость более 60-ти километров в час. Промчавшись так около трех километров, капитан начал сбавлять скорость и пустил коня широкой рысью, что давало коню отдышаться и успокоится. Так капитан миновал несколько улиц и опустевших площадей и оказался на берегу неширокой реки Лопани. Впереди замаячил "Речной Трактиръ", который привлекал посетителей огнями, и оттуда неслась музыка.

Навстречу капитану быстро проскакал конный белогвардейский отряд в сторону Дворянского собрания или контрразведки Кутепова. Григорий еще раз неторопливо прогалопировал мимо трактира и услышал разбойничий свист, откуда-то с деревьев.

- Рыжик, это я - Гриня, давай ко мне на седло запрыгивай.

- Молодец, бежал таки от беляков, - радостно ухватился за сильную руку спецназовца, и влетел в седло беспризорник.

- Куда лучше уйти от белых? - на ходу спросил Григорий.

- Давай так прямо, а там подскажу, будем уходить из города через Шатиловку, туда белые не сунуться - народ там мрет от тифа и больница для бродяг...

- Понял, рыжик, а звать тебя то как?

- Никифор Матвеевич!

- Да, ладно уж тебе, можно попроще - Никиша, годков то сколько?

- Двенадцать, зови Никиша, только дядя Гриша, в Крым меня взять обещал, не обмани!

- Да, ты что, Никиша, меня с того свету достал, как же обмануть то?

   Держась малолюдными улицами и пустырями, они попали в мертвый пригород города, где и собаки то не встречались на улицах. Проскакав еще верст десять проселочными дорогами, они приблизились к железнодорожной станции, где грузили лошадей и фураж для отправки на юг. Фронт начал готовиться к отходу на южные рубежи, где скапливались отборные части Белой армии, надеясь на южный плацдарм, как на последний оплот Белого движения.

- Никиша, ты уверен, что он на юг уходит? - в размышлениях спросил мальчишку Григорий. - По Крымской железной дороге, поезда веселей бегают, а это узкоколейка.

- Ну сумлевайтесь, дядя Гриня, они в Севастополь идут через Лозовую, я уже катался тут, да, по-правде сказать пшеницу мы здесь воровали, да вот мого знакомого подстрелили в мертвую... Вот с тех пор не сувался сюды.

   - Эх, рыжик, где ты только не бывал! - потрепал капитан по рыжим вихрам беспризорника. - Ладно, так когда он трогается паровоз?

- Вон уж скоро, вишь они закрывают вагоны, не пужайтесь, дядя Гриша, там охраны почти нет.

- Ладно ты на поезд своим ходом, а я стало быть по культурному, вон с офицером переговорю, а то вон стапеля уже убирают с вагона.

Простившись ненадолго, Григорий послал своего коня вперед к готовому отойти составу. Его заметили издалека и два солдата опустили в его сторону винтовки, присев на одно колено.

- Не стрелять, капитан Семенов здесь, - поднял он им навстречу руку. - Поручик, как идет погрузка?

- Поручик Гладышев, господин капитан, - козырнул белогвардейский офицер, - все почти готово, через 10 минут уже можем трогаться.

- Отлично, голубчик, у меня приказ из Штаба армии Кутепова следовать с вашим эшелоном до конечного пункта.

- Превосходно, господин капитан! Изволите лошадь в вагон загнать?

Григорий Семенов спрыгнул с коня и отдал поводья солдату.

- Только не забудьте напоить его и дать фуражу.

- Будет сделано, Вашескбродь, не переживайте, мы с понятием относимся к скотине.

- Да, ты что такое говоришь, он мне, как брат родной, - похлопал спецназовец своего коня по загривке, а довольный поручик лишь подкрутил свои усы вверх с улыбкой.

Капитан поманил к себе поручика и вполголоса спросил.

- Как матушка звала, господин поручик?

- Иваном, с самого детства, - немного растерялся лет 22-х белогвардейский офицер.

- Ваня, в городе красные начали орудовать... Я с секретным приказом следую до самого юга. И что бы ни одна ж-и-в-а-я д-у-ш-а, - Григорий растянул последние слова и заглянул в глаза поручику, которого немного затрясло от страха, - ни одна.... не знала, что я на поезде, даже станционные опричники. Понял, Ваня? Где у вас вагон с сеном?

- Так точно, господин капитан, вон он идет сразу за паровозом... А вот завтра в полдень вам щи, да кашу принесть?

- Да погуще, - улыбнулся он поручику и пожал в знак благодарности руку. - Эх, Россея-матушка, такие офицеры славные у нас, а мы все бежим, да бежим на юг.

   Скоро состав тронулся, набирая скорость по рельсам узкоколейки, а сверху вагона капитан уже услышал босоногие шажки Никиши. Капитан открыл дверь и тотчас как воробья подхватил на руки мальчишку, которого аккуратно и с заботой поставил на сено.

- Ну, Никиша, можешь спать отсыпаться, ни кто нас не побеспокоит до самого Севастополя, а завтра еще щи, да кашу принесут...

5

   Утро 28 ноября 1919 года принесло в Севастополь пронизывающий ветер с северо-востока и первые хлопья снега. Он тут же таял на земле и дорогах, но было неуютно и холодно. Солнце спряталось за тяжелыми серебристыми тучами, словно и не было еще вчера хорошей солнечной погоды. Морской шторм в четыре балла, разбиваемый молами, набегал огромными бурунами на пирс, однако внутри Большой бухты было спокойно.

Утром хозяйка дома занесла завтрак - чугун вареной картошки с солеными черноморскими бычками, да растопила самовар с смородиновым листом. На террасе было довольно прохладно и тонкие покрывала плохо согревали. Уже немолодая вдова морского офицера посоветовала набрать на морском берегу плывуна, который выносили большие волны. Однако до берега моря нужно было идти с километр.

Позавтракав картошкой, а также вчерашними гостинцами, несколько спецназовцев отправились за плывуном. Набрав мешка три веточек, корешков и кусочков дерева, отшлифованных морем, спецназовцы в мешках принесли их обратно. Рассыпав их перед домом в саду для просушки, они выбрали самые сухие, а также бамбук, который был готов для топки. Минут через тридцать, когда буржуйка накалилась до-красна, по террасе поплыло тепло, бойцы и прекрасная половина отряда решила еще поспать после холодной бессонной ночи.

- Матрасы из камышей и соломы, не самое лучшее, что я встречала в жизни, - проворчала Жара и с головой нырнула под ватное одеяло.

- Главное тепло и пузо сыто, - отозвался Стаб, укрытый толстым куском парусины и старой флотской шинелью.

- Мой дед воевал на фронте, - послышался голос Кика тоже из-под вороха брезента и парусины. - Так он рассказывал, что в ту холодную зиму 41-го под Москвой у них не было землянок, еще не успели построить, только их перекинули с сибирского ополчения. Так они ложились на еловый лапник и забирались под брезентовый чехол артиллерийской реактивной установки "Катюша". Чтобы не замерзнуть они прислонялись друг к другу, вот так и грели друг друга... А каждый час кто-то командовал "повернись", тогда они все поворачивались на другой бок.