Откормочные площадки можно делать только в южных районах с теплой зимой. В средней и северной полосе нашей страны скот по необходимости значительную часть года вынужден находиться под крышей. Здесь приходится строить достаточно капитальные сооружения. Вот, например, как работает созданный в Румынии типовой комплекс по производству говядины (производительность его — 9600 голов в год).

Телята доставляются на фабрику из различных хозяйств, расположенных в радиусе 40 километров от комплекса. По прибытии их осматривают, взвешивают, отправляют в санпропускник, моют… Не правда ли, очень напоминает обязательные процедуры для отдыхающих, принятые в санаториях. Первый «санаторный» корпус — для самых маленьких, нуждающихся в молочном питании. Здесь индивидуальные клетки с приспособлениями, фиксирующими «малограмотных» телят при кормлении. Это необходимо для того, чтобы капризное дитя не брыкалось и быстро привыкло к соске (сосковой кормушке). Два месяца телят кормят заменителями молока и учат есть сено и концентраты.

В возрасте 90 дней молодое поколение переводят во второй корпус. Здесь — доращивание в коллективе. Коллектив довольно большой — 20 телят в каждом из отсеков. Теперь приходится забыть о соске и довольствоваться сухим пайком. Еще через 90 дней снова увеличиваются размеры помещения. И так до тех пор, пока телята не станут бычками с заданным весом 400–450 килограммов.

В промышленном комплексе по производству говядины один рабочий обслуживает до полутора тысяч голов скота. Этому способствует четкое функционирование технологического потока. Ему подчинено все: и машины, и животные, и сами здания…

Промышленное животноводство с его поточностью как основным признаком требует принципиально новых строительно-планировочных решений. Было бы ошибкой, однако, думать сейчас только о создании неких железобетонных гигантов для коров и свиней. Каким бы размахом ни отличалось будущее животноводство, надо помнить, что в ближайшие десятилетия оно останется все тем же одноэтажным конгломератом простых и дешевых зданий, построенных вчера. Эти «вчерашние решения» простоят еще многие годы; в них «забетонировано» немало народных денег, и они будут продолжать приносить большую часть животноводческой продукции. А поэтому следует думать о том, как бы подвести под них промышленные рельсы. Задача эта не менее сложная и куда более срочная, чем создание «гигантов от животноводства». К тому же еще вопрос: что экономичнее сегодня — то или это? Судите сами, одно ското-место на рядовой молочной ферме стоит сейчас 400–500 и редко превышает 1000 рублей. А вот «проектная» стоимость того же ското-места на комплексе «Щапово» под Москвой составляет 3600 рублей. Нередко можно встретить и большую сумму — 4 и даже 5 тысяч. Разница ощутимая, и считаться с ней надо.

«За исключением короля, нет ничего выше коровы» — так говорят африканцы из племени ватусси (Руанда-Урунди). И они, безусловно, правы. Вот, например, мировая рекордистка Скэгвейл Грейсфул Хэтти из Канады. За один год из нее выдоили 19 985 килограммов молока — по пять с половиной ведер за день! Другая рекордистка — корова Замбина из ФРГ — ухитрилась произвести за год 727 килограммов молочного жира. Это почти 2 килограмма сливочного масла ежедневно. Как тут не согласиться с пастухами ватусси?!

Но оправдана ли экономически подобная продуктивность? Лет 20 назад считалось, что держать в стаде корову с очень высокими (по сравнению с ее товарками) удоями невыгодно. И действительно, при пастбищном или обычном стойловом содержании существование рекордисток обходилось дорого. Чем менее интенсивно животноводство, тем больше скота в стаде и тем меньше его средняя продуктивность. При низких затратах корма и труда на одну голову, небольших капитальных затратах (в виде зданий, машин и механизмов) незначительная «отдача», получаемая с каждой головы, компенсируется их числом.

Промышленное производство молока становится выгодным лишь в том случае, когда средний удой коров достаточно высок. По мнению многих специалистов, для индустриального молочного комплекса «порог продуктивности» содержащихся в нем коров должен равняться 5 тысячам литров молока в год. Слишком дорога цена одного ското-места в таком комплексе, чтобы можно было позволить себе роскошь держать в нем животных с меньшей продуктивностью. Именно поэтому за последние 10–15 лет в наиболее развитых странах наблюдается снижение поголовья молочных коров при резком увеличении средних надоев.

Первый шаг на пути к фабрикам молока был сделан еще в прошлом столетии, когда в передовых хозяйствах перешли от пастбищного к стойловому содержанию. Ограничение подвижности коровы казалось вполне логичным и необходимым в условиях сокращения земель под выпасами. «Закрепощение» коров достигло апогея после изобретения доильного аппарата. К этому времени окончательно сформировался и интерьер коровника: длинное помещение, поперек которого в несколько рядов (2, 3 или 4) стояли коровы. Каждой отводилось индивидуальное стойло — огороженная с двух сторон клетка. Передняя часть ее замыкалась кормушкой и поилкой. После введения механизации кормушка превратилась в сплошное длинное корыто. В нем установили транспортер для раздачи корма. Поилка со временем стала автоматической — клапанной.

Чтобы окончательно лишить коров возможности проявлять характер, их стали привязывать к стойкам ограждения стойла. Пол в стойле делался покатым от головы животного к хвосту, так что последний нависал над специальной канавкой для сбора навоза. Позднее в ней также разместили транспортер, который выносил фекалии за пределы коровника.

Такой стандартный вид коровник приобрел примерно к концу сороковых годов текущего столетия. Для обеспечения механического доения стандарт был дополнен еще одной трубой, тянущейся вдоль всего помещения, — вакуум-проводом: ведь для обеспечения имитации сосания в доильные стаканы, подвешиваемые к вымени, должно быть подано разрежение.

Описанный коровник в описываемое время казался прямо-таки чудом механизации. Да и не мудрено, ведь скотнику не нужно теперь скрести вручную стойла, очищая от навоза, а доярке — тянуть из коровы молоко собственными руками. Многим коровник напоминал заводской цех, а корова казалась уже сродни станку-автомату: благо к ней уже протянулись первые шланги и рукава — воды, воздуха (точнее, вакуума)… Да и вообще в коровник пришло электричество: вакуум-насос приводился в движение электромотором, а под потолком горели электролампочки. Казалось, это уже вершина возможного (не следует только думать, что описываемый коровник — окончательное прошлое; подобных помещений еще очень много, и молока они дают тоже много). А между тем до сходства с цехом коровнику было очень далеко.

Чтобы убедиться в этом, достаточно было познакомиться с рабочим днем доярки. Рабочий стоит у своего станка все 8 часов. У доярки несколько «станков», следовательно, она «многостаночница». На заводе в подобных случаях рабочий ходит от одного рабочего места к другому, но ему не нужно уходить с участка, для работы у него есть все необходимое. А у доярки?

Перед доением вымя коровы следует подмыть теплым дезинфицирующим раствором. Значит, необходимо нести с собой ведро с теплой водой и периодически менять его из соображений санитарии. После доения следует произвести замер надоенного от каждой подопечной (хорошо еще проконтролировать и качество) и слить молоко в общий бидон. Затем отнести его в пункт первичной обработки и хранения молока — молочную. И так три раза в день, не считая затрат времени и сил на кормление. Что и говорить — и труд нелегок, и производительность невелика.

В начале 50-х годов «на сцене» появился молокопровод. Теперь доярке не надо было таскать за собой бидоны. К стойлам протянулась еще одна — теперь уже стеклянная — магистраль. Из доильного стакана молоко потекло по этому трубопроводу сразу в молочную. Ко всему этому кое-кто решил добавить еще горячий водопровод, и «личная коровья гигиена» оказалась обеспеченной, а доярка смогла бросить ведра. Казалось, теперь оставалось легко вздохнуть и с удовлетворением оглядеть «идеальный коровник»…