И вот в февральский день 1943 года, как только затихла пурга, в серое, покрытое низкими облаками небо взвилась ракета. Над аэродромом повис комок зеленоватого дыма. Техник Дубровкин выбил ногой колодки из-под колес моей машины, и она рванулась вперед.

В то утро я с особой остротой испытывал радостное, чуть тревожное возбуждение, которое всегда охватывает в начале боевого полета. Подсознательно я чувствовал, что этот полет не будет «холостым». Предчувствие меня не обмануло.

Мы патрулировали над Мурманском. Я был впереди. Справа, чуть сзади меня, летел Соколов; у второй пары истребителей ведущим шел Титов.

Внезапно в наушниках моего шлемофона послышались позывные «Казбека» — наземной радиостанции командного пункта:

— «Кама-3»! «Кама-3»! С северо-запада идет группа противника.

— «Казбек»! Я — «Кама-3», вас понял. Веду поиск.

В небе ничего не было видно. Из труб кораблей, стоявших в порту и в заливе, поднимались черные столбы дыма и лениво расползались в воздухе. С высоты хорошо было видно, как по Кольскому заливу медленно полз караван транспортных судов и стремительно рассекали свинцовые воды миноносцы эскорта. Город утопал в сугробах. Лавируя между ними по занесенным снегом окраинным улицам, не спеша пробиралась в порт колонна грузовиков.

Подумалось: «Ложная тревога» — и вдруг вновь услышал:

— Я — «Казбек». «Кама-3», обнаружили противника? Вам высота семь тысяч.

— Набираю, — ответил я и в этот же момент увидел, как из-за сопки вынырнули строем шесть самолетов. По знакомым силуэтам сразу можно было определить, что это легкие бомбардировщики «Мессершмитт-110».

— Я — «Кама-3», разрешите атаковать, — голосом, сдавленным от волнения, запросил я по радио командный пункт.

— Атакуйте! — раздался в наушниках юношески звонкий голос Сгибнева.

Мы всей группой ринулись на самолеты со свастикой.

Нашим союзником в этой схватке было солнце. Его лучи слепили фашистских летчиков.

Преимущество в высоте и скорости позволило нам почти мгновенно приблизиться к вражеским машинам, которые летели плотным клином вперед. В сетке оптического прицела с каждой секундой увеличивались контуры бомбардировщика. Пора открывать огонь. Нажимаю гашетку. Тускло мерцающие огоньки трассирующих пуль вонзились в тело «мессера». Он волчком закрутился вокруг своей оси и камнем пошел вниз. С первой атаки ведущий у фашистов сбит.

Почти одновременно Титов нырнул под другого «мессера» и, сделав «горку», полоснул очередью по зеленовато-рябому брюху. Фашистский самолет перевернулся через крыло и торопливо нырнул за сопку.

В небе адская карусель. Надрывный рев напряженных до предела моторов заглушал стрекотание пулеметов. Огненные трассы пуль исчертили небо в разных направлениях: стреляли мы, стреляли в нас. Перемешались и краснозвездные истребители и машины с черными крестами на плоскостях. Каждый старался зайти противнику в хвост.

Мельком оглянувшись назад, я увидел пылающий бомбардировщик. Переворачиваясь, он несся к земле — работа Соколова. Он в это время передавал:

— Фашисты собираются удирать.

Действительно, три оставшихся бомбардировщика легли в вираж, пытаясь уйти к линии фронта. Мы бросились за ними. Но «мессерам» все-таки удалось удрать: у нас кончалось горючее.

Я дал команду возвращаться. На последних каплях бензина дотянули до аэродрома. Когда шел на посадку, вдруг почувствовал, что болят ноги.

Ноги болели, а сердце ликовало, — значит, могу летать, могу драться и побеждать.

На аэродроме я попросил своего техника Михаила Дубровкина нарисовать красной краской на борту моего истребителя седьмую, такую дорогую для меня звездочку.

Долго еще длилась война. Много было опасных и трудных боев. И одиночные схватки и массовые воздушные сражения… Но первый, сбитый после госпиталя самолет никогда не забуду. Спасибо тем, кто возвратил меня к жизни и борьбе.

Боевой счет истребителей-североморцев рос с каждым днем. У многих на личном счету было десять и более сбитых машин врага. Я тоже сбил десять фашистских стервятников. Хорошо чувствовать себя настоящим воином в нашей дружной боевой семье!

И еще огромная радость: я стал коммунистом. Сражаясь, редко вспоминал о своих искалеченных ногах, хотя временами острая боль мучила меня. По тревоге вместе с другими летчиками я летал на перехват гитлеровских самолетов, продолжавших рваться к Мурманску.

13 мая 1943 года сбил «Мессершмитт-109», через десять дней, прикрывая действия наших кораблей в районе Эйна-Губа, уничтожил еще одну вражескую машину, а еще через день мой боевой счет снова увеличился на единицу.

Командование послало меня в тыл получать новые самолеты для нашего полка. На эту поездку ушло много времени. Вновь в воздушных боях я начал участвовать только в октябре 1943 года.

Шли фронтовые дни и месяцы.

Мы сбивали вражеские машины в воздушных боях, прикрывали наши военные корабли во время морских сражений.

…19 августа 1944 года в три часа утра меня вызвали в штаб полка. Погода в тот день стояла отвратительная. Разгоняя волну, шквалами налетал сильный ветер. Порывистый, холодный, он дул и на берегу. Преодолевая сопротивление ветра, я с трудом добрался до командного пункта полка.

После гибели Героя Советского Союза П. Г. Сгибнева командиром нашего полка назначили гвардии подполковника Д. Ф. Маренко. Он и объяснил мне задание. На вражеской территории, в семидесяти километрах от нашего аэродрома, в районе Сол-озера, совершил вынужденную посадку наш самолет, возвращавшийся с боевого задания. На выручку летчикам командование послало морской бомбардировщик МБР-2, который ночью достиг цели.

— Вы будете прикрывать этот самолет, — сказал мне Маренко. — Сами понимаете, задание очень ответственное: речь идет о спасении наших людей. Основная трудность для вас — пройти незамеченными над линией фронта. Нужно надежно прикрыть морской бомбардировщик в то время, когда он будет снимать экипаж на Сол-озере. Останетесь в этом районе до тех пор, пока к вам не подойдет смена наших истребителей. Будьте осторожны, не забывайте: вы летите на вражескую территорию. Имейте в виду, при взлете вас будет сносить в сторону. Сильный боковой ветер. Предупредите об этом своих летчиков. Сигнал на вылет — две красные ракеты.

— Разрешите выполнять, товарищ подполковник. Маренко пожал мне руку.

— Желаю удачи.

Товарищи ждали меня на стоянке. Я рассказал о предстоящем полете, и они поспешно разошлись по своим машинам. Сделав круг над аэродромом и покачав на прощание крыльями, мы взяли курс на Сол-озеро.

Шли на бреющем полете[1]. Внизу проносились чахлые северные березки, сосенки, кустарники, мелькали огромные валуны и гранитные скалы. По карте и часам я убедился, что мы идем точно — и по курсу, и по времени.

— Скоро будем у цели, — сообщил я товарищам. — Ведите круговое наблюдение, чтобы нам на головы не свалились «мессеры».

Вот и Сол-озеро. На беспокойной его поверхности я вижу самолет МБР-2, который должен взять летчиков, совершивших вынужденную посадку. Над озером барражировали наши истребители. Мы легким покачиванием с крыла на крыло поприветствовали их, и они ушли к линии фронта. Наши самолеты легли в вираж над Сол-озером.

Мы дежурили около часа. Никто не мешал спасательным работам. Дождавшись смены, полетели на свой аэродром. Заходя на посадку, я услышал взволнованный голос командира полка, он открытым текстом передавал по радио:

— Гвардии капитан Сорокин Захар Артемович, поздравляю с присвоением вам высокого звания Героя Советского Союза!

На некоторое время я растерялся, волнение сдавило горло. Только через минуту, придя в себя, смог ответить:

— Служу Советскому Союзу!

Приземлившись, я не смог выбраться из кабины. На плоскость забрались летчики и техники. Они вытащили меня из машины вместе с парашютом и начали подбрасывать вверх.