Гипотезе последних противоречил факт слишком быстрого восстановления земной энергии: вслед за смертельным холодом последних дней вновь настали жаркие летние деньки, восстановилась нормальная температура воздуха, увеличился земной магнетизм. При этом химические реакции стали протекать гораздо быстрее, что в ряде случаев могло привести к серьезным происшествиям и требовало умножения мер предосторожности на заводах и в лабораториях. Все это выглядело, как новое накопление энергии, как сбережение жиз-ненной силы.

Большинство выживших в катастрофе игнорировало подобные научные дискуссии: чудесное обновление жизни опьянило их души. Простые земные радости возобладали над людскими пороками и слабостями, уничтожив ненависть, ревность и месть, омрачавшие существование человека на земле.

Лангр, Сабина и Мейраль вместе со всеми наслаждались этим счастьем. Они укрылись в деревне, сняв на время небольшое поместье, окруженное густыми лесами, озерами и плодородными пашнями, построенное по собственному проекту одного полковника в отставке, прославившегося своей преданной службой в Африке. Мрачноватый приземистый домик, окруженный фруктовыми садами и огородом, снаружи производил впечатление крепости или бункера, но оказался на удивление просторным и комфортабельным внутри. Поместье давно уже перешло к дочери полковника — глуповатой старой деве, с детства питавшей неприязнь к дому и еще больше невзлюбившей его после смерти отца. Однако, не решившись его продать, она сдавала его теперь ради куска хлеба.

Полковник собрал прекрасную библиотеку редчайших книг и рукописей прошлых веков, выкупая их в соседних поместьях за огромные деньги, к тому же, обставил дом старинной мебелью и украсил картинами. Свет проникал в помещение через множество длинных и узких окон, напоминавших бойницы, за которыми открывалась типичная для французской глубинки картина, с заливными лугами, густыми рощами, виноградниками и пастбищами. А под окнами, в саду, среди буков, лип и платанов били два небольших позолоченных фонтана, и журчание воды слышалось в самых отдаленных комнатах дома. Это было идеальное место для строительства Новой жизни.

Лангр перетащил в новый дом все свои лабораторные приборы и химические реактивы в надежде найти когда-нибудь объяснение трагическим событиям, опустошившим планету. Время от времени они с Мейралем проводили опыты, но скорее ради развлечения, чем ради конкретных результатов. Оба черпали свои силы, подпитываясь энергией из того же источника, что Сабина, дети, домашняя прислуга, все население окрестных деревень и даже доставшиеся им вместе с домом живность. Казалось, все люди на Земле ощущают прилив счастья и душевной бодрости за счет мистического прироста энергии, зафиксированного в период катастрофы: даже больные испытывали беспричинную радость и благодушие, сглаживавшие их страдания и отодвигавшие печальный конец.

Они часто катались по озеру в лодке, наблюдая, как ловко гребет крепкий мускулистый детина из соседней деревни, подолгу вглядываясь в пустынные берега, заросшие тростником и ивами, и каждый, как в детстве, представлял себя Робинзоном. То и дело в воде сверкала чешуей спина какой-нибудь рыбешки. После завершения бедствий рыба в озере появилась в огромных количествах. Расплодились вороны — выкормыши несчастий — и стаями носились по полям с громким воинственным карканьем. Бурно развивалась растительность. Мейраль устал сдерживать свои чувства к Сабине и, поддавшись порыву, пустил все на самотек. Любовь заправляла теперь всеми его словами и поступками, царила в его мечтах. Сабина же, прожив долгое время в неудачном браке, в окружении враждебных ей людей, утратила данную ей от природы интуицию и разучилась слушать свое сердце. Она едва только вступила в пору расцвета своей красоты и очарования.

Катаясь на лодке или гуляя по дорожкам сада, Жорж чувствовал всей душой, что они — и его друзья, и прислуга — образуют настоящую дружную семью, странным образом сплоченную общими воспоминаниями о перенесенных испытаниях и еще некой непостижимой связью, которая укрепляется день ото дня, с каждым мгновением, проведенным вместе. Членом семьи стал и большой черный пес, из жалости подобранный профессором во время ярмарки в Сансе. Он очень скучал и скулил всякий раз, как его забывали дома, и его радостного лая всегда не хватало как взрослым, так и детям во время прогулок. В такие моменты все чувствовали себя неуютно, некомфортно, отсутствие кого-либо из их дружной компании даже доставляло своего рода страдание; казалось, что единый организм вдруг лишался какой-нибудь жиз-ненно важной части. Старый садовник, доставшийся им вместе с домом, тоже испытывал непреодолимую потребность быть ближе к семье. Он жил вместе с внуком — проворным шустрым мальчуганом лет двенадцати — в небольшой хижине в глубине сада, но почти всегда находился рядом, получая огромное удовольствие от общения с ними. Даже местные овцы и ослик, казалось, питали ту же склонность.

Так в повседневных сельских заботах пролетел почти месяц. Прошел день летнего солнцестояния, и наступило время долгих летних сумерек, когда вечерами можно было сидеть на веранде за круглым столом, пить ароматный чай, настоенный на травах, и наслаждаться перламутровым закатом. Жара была такой сильной, что намного превышала температуру самых знойных летних дней за последние сто лет. Однако, никто не страдал от этого, напротив, кровь закипала в венах, а люди и животные испытывали странное ощущение и с радостью гуляли по пышущим испарениями лугам и по раскаленным на солнце дорожкам. Странное дело: ни трава, ни листья, ни цветы не выгорали, бурная растительность превращалась в проблему, мешая проезду повозок и сельскохозяйственной техники. К тому же, каждый день на несколько часов разражались грозы, и потоки дождя, низвергавшиеся с небес на землю, напоминали бурные тропические ливни.

— Это необычно, — сказал однажды утром профессор, — страшный зной терзает нас целый месяц, и грозы не дают выходить из дома, однако, наперекор всему, все на земле, что ползает, ходит или летает, испытывает странное ликование перед жизнью. Не кажется ли вам, что мы пока не выбрались из беды?

Старик хмурил брови с особым нетерпением, присущим ему в тех случаях, когда речь заходила о научной работе.

— Нет, видно от судьбы мне не уйти! — твердил он. — Даже в дни моей беспечной юности я не знал подобного счастья!.. И нам придется заплатить за это, я это чувствую!

— Но мы уже заплатили и, по-моему, этого хватило с лишком, — возразил Мейраль.

— Однако, заметьте, простое желание быть вместе превратилось в каждодневную насущную необходимость и для нас, и для всех жителей деревни… Взгляните!

В этот момент к ним присоединились дети и Сезарина. Из дома вышла Катрин и быстрым шагом тоже направилась к группе, собака, совершая длинные скачки, догнала их на окраине сада, овцы, едва поспевая, неслись за ними с громким блеянием, а осел, запертый в хлеву, жалобно и призывно кричал. Отовсюду сбегались куры, клевавшие что-то поблизости и внезапно заслышавшие их компанию, над головами весело порхали воробьи, ласточки, дрозды, в траве поблескивали глаза садовой жабы. Вокруг скакало такое множество лягушек, что приходилось ступать очень медленно, чтобы не раздавить беспокойных земноводных…

— Разве я ошибаюсь? — переспросил старик.

— Ах, это действительно так, — заметила Сабина, — но ведь нам так хорошо вместе!

— Смотрите, мы опять повернули к дому — к наиболее предпочтительному и уютному для всех месту. Самое удивительное для меня во всей этой истории то, что дело не в стадном инстинкте, бессознательном подчинении любой толпе, большинству… Нас влечет лишь к собственной группе, и хорошо нам именно с этими людьми, точно так, по всей видимости, считают и жители окрестных деревень. Вчера, когда мне вздумалось пройтись по берегу озера, я ощутил жуткую тоску. Это было очень сильное и даже болезненное чувство.

— Нас всех так беспокоило ваше отсутствие, словно вы находились в длительном отъезде, — сказал Мейраль.