После кровопролитного сражения 28 ноября у Бон-ла-Роланд 15-й корпус Луарской армии поспешно окопался на опушке леса, прикрывая дорогу на Орлеан.

Вечером 2 декабря, когда его отважный командир, генерал Мартен де Пальер, с нетерпением ожидал подкреплений — ибо положение корпуса было критическим, — он узнал, что неприятель готовится атаковать.

Разведчики донесли, что у противника огромные превосходящие силы, под натиском которых неминуемо потерпят поражение обе дивизии 15-го корпуса, сформированные из молодых солдат, плохо одетых, плохо вооруженных, разумеется, храбрых и полных желания сражаться, но которым еще не хватало воинской выучки, что было вполне естественно для недавно рекрутированных бойцов.

Под угрозой оказалась прежде всего первая дивизия, размещенная в Шийер-о-Буа и в Курси. Прусские войска медленно приближались к ней, осторожно просачиваясь через рощи, живые изгороди и виноградники, разбросанные вокруг деревень Буйи, Бузонвиль и Маро. Их гвардейские части смело проникали даже за Санто.

Нужно было срочно обеспечить отступление первой дивизии.

Генерал де Пальер, находившийся тогда в Невиль-о-Буа, поспешно прискакал в Шийер, чтобы организовать необходимое и неизбежное отступление в сторону Серкотт.

От Шийера до Курси около шести километров. Дорога здесь превосходная, но по обеим ее сторонам тянутся живые изгороди, заросли, рощицы, домики с загонами; словом, местность эта весьма благоприятна для засад.

Поэтому, хотя между деревнями были расставлены посты, генерал де Пальер опасался за безопасность гонцов, которых он собирался направить командующему дивизией. Ведь, если приказ об отступлении будет перехвачен врагом, первая бригада и часть второй будут неизбежно разгромлены.

Как человек предусмотрительный, генерал де Пальер распорядился составить приказ в трех экземплярах и спросил у мэра, не может ли тот порекомендовать кого-либо из местных жителей, хорошо знающего лес, храброго, энергичного и хитрого.

— Большой Дерик вам вполне подойдет, господин генерал, — ответил мэр. — Это неисправимый браконьер, но человек он честный, хитрый, как лиса, и ничего не боится.

— Вызовите его, пожалуйста.

Через четверть часа в мэрию ввалился сорокалетний детина, худощавый, проворный, немного сутуловатый, как все люди, привыкшие пробираться, согнувшись в три погибели, через заросли. Он был в шапке из лисьего меха, в козьем полушубке и в высоких сапогах, закрывавших нижнюю часть его вельветовых штанов. Через плечо у него висело мелкокалиберное охотничье ружье со стволами, покрытыми ржавчиной.

Вошедший неловко приветствовал генерала, быстро оглядевшего его с головы до ног. Лицо Большого Дерика с суровыми чертами, насмешливым и плутоватым выражением рта, с небольшими серыми глазами, проницательными и блестящими, производимое им впечатление силы и решительности — все это пришлось по душе командующему 15-м корпусом.

— Вот что мне от вас надо, — произнес генерал, сразу переходя к делу. — Вы проведете лесом в Курси одного из моих адъютантов. Вам придется идти прямо через лес, бесшумно, не теряя ни минуты, и быстро добраться до цели… любой ценой. Вам все понятно?

— Да, господин.

— Отвечай: «Да, господин генерал», — поправил мэр, толкнув Дерика локтем.

— Не скрою, я даю вам опасное поручение, — продолжал командующий 15-м корпусом. — Если неприятель захватит вас с оружием в руках, вы будете расстреляны.

Детина пожал плечами, улыбнулся и подмигнул левым глазом.

— Не беспокойтесь, господин генеро… Пруссаков я уже не раз водил за нос.

— Говори же: «господин генерал», болван, — предупредительно подсказал Дерику караульный.

— Я не знаю, как говорить… В армии я не служил. Но я сумею, как надо, обделать это дельце.

— Рассчитываю на вас, мой дорогой.

— И правильно делаете, слово мужчины. Я знаю лес как свои пять пальцев. Я браконьер: до войны охотился на дичь, теперь охочусь на пруссаков. Одному Богу известно, скольких я отправил на тот свет! Сам господин Понсон дю Террайль[1] сделал меня проводником в своем отряде разведчиков… Знаете, господин Понсон дю Террайль — писатель, работает в газете «Пти журналь».

Дерик говорил правду. Блестящий литератор, который в то время был в зените славы, сформировал на свои средства из лесников, охотников, дровосеков, браконьеров отряд вольных стрелков, оказавший в целом ряде случаев большую помощь Луарской армии. Этот деятель культуры, дворянин, был пламенным патриотом, человеком с большим сердцем.

Генерал продолжал:

— Вы получите винтовку с патронами… Ведь не защищаться же вам этакой ржавой штуковиной.

Большой Дерик насмешливо ухмыльнулся во весь рот.

— Не боись! — сказал он, похлопывая по прикладу своего старинного ружья. — Когда из этой игрушки я целюсь в человека или животное, считайте, человек мертв… и животное тоже!

— Как вам будет угодно. Лейтенант Делоне! Поручаю вам доставить эту депешу командующему дивизией. Отправляйтесь, дружище, и выполните свой долг.

Молоденький лейтенант, лет двадцати трех, взял депешу, положил ее во внутренний карман мундира, отдал по-военному честь своему начальнику, сделал знак проводнику и произнес:

— Я готов.

— Минутку! — вмешался браконьер. — Я не могу вам приказывать, но советую снять эти золоченые штуки, — произнес он, указывая на аксельбанты адъютанта, — оставить саблю и шпоры: все это будет вам мешать в зарослях. Возьмите с собой только револьвер.

Офицер тут же последовал совету проводника, и они тронулись в путь. Генерал же послал в первую дивизию еще двух гонцов, отправившихся другими дорогами.

Было уже около девяти часов вечера.

На земле лежал тонкий слой снега, темно-синее, почти черное небо усеивали звезды, тускло мерцавшие в этой ледяной декабрьской ночи.

Выйдя из селения, проводник и офицер круто повернули направо, двинулись по полям, миновали несколько рощ, пересекли по льду речку Эф. Оставив справа замок Шамроль, они решительно углубились в лесную чащу.

Издалека, с севера, до них доносились тяжелый топот лошадей по промерзшей земле, стук пушечных колес, разнообразные звуки от движения массы людей — то приближался враг.

Проводник двигался широким шагом, молча, наклонив голову, не останавливаясь ни на секунду, без малейших колебаний, тогда как лейтенант, несмотря на свою выносливость и силу, едва поспевал за ним, весь в поту, тяжело дыша, спотыкаясь и чувствуя, как сжимается сердце при ужасной мысли:

«В моих руках судьба десяти тысяч солдат. Успею ли я дойти вовремя?»

После полутора часов ходьбы, показавшихся офицеру вечностью, они увидели наконец просвет и услышали глухой шелест камыша.

— Это пруд Гати, — прошептал проводник. — До ближайших домов Курси не более пятисот метров, мы у цели!

Лейтенант облегченно вздохнул и зашагал быстрее.

Они прошли примерно полтораста шагов по берегу пруда, когда в темноте раздался грубый окрик по-французски:

— Кто идет?

— Франция, — ответил лейтенант.

— Подойдите!

Лейтенант приблизился, увидел два штыка, направленных ему в грудь, разглядел в темноте две остроконечные каски, понял, что это пруссаки, и бросился назад с криком:

— Измена!.. Неприятель!

Одновременно раздались два выстрела, и бедный молодой человек упал как подкошенный на снег.

Немцы выскочили из ямы, в которой укрывались, и начали обыскивать раненого, судорожно подергивавшегося на земле.

Проводник, услышав окрик: «Кто идет?», спрятался из предосторожности в камышах. Видя, что лейтенант после двух выстрелов упал на землю, а устроители подлой засады склонились над телом, он бесшумно зарядил ружье, приложил приклад к плечу и хладнокровно, словно по куропаткам, открыл огонь.

Оба пруссака без единого звука, без единого крика, тяжело рухнули на землю, сраженные наповал метким стрелком.