Она включила свет во всей квартире — в гостиной, столовой и кухне. Включила магнитофон и поставила кассету с записью Рикки Ли Джоунса. Ей не хотелось быть одной.

В кабинете чувствовался холод: дуло из окон, выходящих в сторону берега. Энн зажгла верхний свет, настольную лампу и легким щелчком включила небольшой обогреватель, который Джо поставил в углу комнаты. Энн провела пальцами по полированной дубовой крышке стола, немного сомневаясь, стоит ли ей открывать ящики. Она вспомнила день, когда они с Джо впервые увидели этот письменный стол в антикварном магазине на Холстед-стрит. Тогда они были женаты всего несколько месяцев, и у них было не очень много денег. Она видела «писательский» блеск в его глазах, когда он выдвигал и задвигал ящики, восхищаясь латунными ручками.

До Рождества оставалось чуть больше месяца, и Энн сказала ему об этом.

— Даже не думай покупать его мне, — возразил он, — мы не можем себе этого позволить.

И они ушли, но она через некоторое время вернулась и на небольшие сбережения, сделанные еще до замужества, купила ему этот письменный стол.

Хватит воспоминаний, подумала Энн, выдвигая центральный ящик. В нем лежали ручки, карандаши, линейка, вырезки из газет, бланки, на которых Джо выписывал счета своим клиентам, ластики и пакет запасных лезвий для складного скальпеля... Энн взяла их, посмотрела на них и выбросила в мусорную корзину. Она еще пошарила в ящике, но больше ничего не нашла.

Энн выдвинула ящик полностью и обследовала все его поверхности. Дойдя до дна, она заметила, что с левой стороны он глубже, чем с правой. Кроме того, правая стенка была сделана из другого дерева. У ящика, должно быть, есть второе дно, подумала она, ощупывая его со всех сторон и пытаясь поднять дно. У самой стенки она обнаружила небольшую выемку, в которую мог войти указательный палец. Она нажала в этом месте, и фальшивое дно ящика ушло вниз.

Внутри лежало несколько блокнотов с записями, сделанными по годам, что было аккуратно помечено на обложке каждого блокнота. Начинались записи в 1963 году, когда Джо был еще мальчиком. Энн встала на колени и вынула блокноты. С некоторым волнением она подумала, что наконец-то сможет узнать хоть что-то о семье Джо, о его детстве. В то же время она боялась того, что могла узнать.

Энн разложила блокноты перед собой в хронологическом порядке и долго смотрела на них, не решаясь открыть. Наконец она взяла одну тетрадь, где, судя по датам, Джо впервые мог упомянуть о ней. Она очень хорошо помнила, как они с Джо встретились. Начались каникулы, и в колледже было тихо. Энн шла по лесу, выбирая тропинки, которые, она думала, известны только ей одной.

Энн всегда любила лес, в отличие от других, кому были по душе широкие дороги, треки и дорожки близ колледжа. Ее соседки по комнате часто говорили ей:

— Энн, ты сумасшедшая, зачем ты ходишь одна по лесу? Какой-нибудь придурок когда-нибудь напугает тебя, а то и сделает что-нибудь похуже.

Но Энн всегда чувствовала себя в лесу в безопасности.

...Лето. Колледж затих, но лес живет своей жизнью. Шепчется листва деревьев, поют птицы, звенит хор насекомых. Звук ее собственного дыхания попадает в ритм с гулкими ударами пяток по утоптанной тропке.

По деревьям пробежал ветерок, ветви зашуршали, заглушив другие звуки лета. Энн опустила голову, замедлила шаг, а потом оглянулась. И вдруг увидела парня. Высокий, загорелый, сильный — он был картинно красив. Парень стоял на берегу лесной стремнины, а затем нырнул. Его тело сверкнуло бронзой, когда он, описав дугу, погрузился в холодную голубую воду. Затаив дыхание Энн наблюдала, как он плыл: мускулы играли, блестя от воды и солнца. Наконец он вышел из реки и лег на берегу. Его пенис вытянулся вдоль одного из бедер. Солнце сушило его кожу. Кожу, которую хотелось потрогать. Энн незаметно скрылась, мечтая найти повод познакомиться с этим парнем.

Ее желание сбылось меньше чем через неделю. Она увидела его в баре одного из кабачков, расположенных довольно близко от колледжа. Ни Энн, ни ее подруги никогда сюда не ходили, так как в течение учебного года этот кабачок был местом сборищ студенческих организаций и университетского женского клуба. Энн не хотела принимать участия в этих мероприятиях. Но летом подруги ее уговорили туда пойти, — там сейчас тихо, можно расслабиться и хорошо провести время. Джо во время каникул работал в этом баре официантом. Энн узнала его, как только вошла, и ей показалось, что он тоже обратил на нее внимание. На следующий вечер она вновь пришла сюда, теперь уже одна, надеясь, что он будет работать. Так и получилось.

Это было летом 1979 года. Энн начала перелистывать страницы блокнота, с интересом знакомясь с его мыслями, описаниями людей, которых он встречал во время летней работы официантом, женщин, с которыми он спал, занятий, которые он посещал. Затем, 23-го июля, он сделал свою первую запись о ней.

«Сегодня вечером в бар приходила прекрасная женщина... А потом она спала рядом со мной, и казалось, я слышу ее легкое дыхание, мне . захотелось встать и написать о своих чувствах к ней, написать, как сумею.

Я спал со многими женщинами, все они были по-своему привлекательными, и временами я даже верил, что любил некоторых из них. Но я никогда не был по-настоящему влюблен, потому что не знал, что такое любовь. До сегодняшнего вечера, когда вошла Энн. Даже смешно: я заметил ее сразу, как только она вошла. Я был удивлен, увидев, что Энн одна. Но я сразу почувствовал, почему она пришла одна: ей суждено быть моей! Когда она вошла и села за столик, мне хотелось подбежать и сесть рядом с ней, взять эти длинные, бледные, белые пальцы в свои руки и целовать каждый по очереди... Когда она сняла тесьму, стягивающую ее иссиня-черные волосы, они рассыпались по моей подушке. И я подумал, что никогда в жизни не захочу разлучиться с этой женщиной...

Страсть? Я не дурак и не буду отрицать, что страсть играет свою роль во всем этом. Но страсть я испытывал и к другим, однако сейчас я знаю: то, что я чувствую к Энн, гораздо сильнее. Я никогда не верил в любовь с первого взгляда, но она существует. Я знаю, что люблю ее».

Энн смахнула слезу. Куда все это ушло? Она листала страницы, останавливаясь, чтобы насладиться теми отрывками из рукописи, где говорилось о ней, и вновь переживала их первое волшебное лето, то время, когда они и нескольких часов не могли прожить друг без друга. Время, когда они плавали вместе в лесной речке и любили друг друга под угасающим летним солнцем, на обжигающем их тела прибрежном песке... И еще одно воспоминание подарили ей дневники Джо: она сидит рядом с ним, обнаженная, в маленьком садике, примыкающем к квартирке, которую снимает Джо. Перед ними — горящая свеча. Они едят блюда китайской кухни... И еще одно воспоминание: каменный мост через речку, чуть ниже по течению. Они приходят сюда, и Джо читает ей свои стихи и рассказы или вещи их любимых писателей, чьи книги до сих пор стоят на их книжных полках: Джеймс Парди, Эвдора Уэлти, Раймонд Карвер.

Она пролистала оставшиеся страницы того года (ее старший курс и его заключительный курс писателей-мастеров изящного искусства) и задумалась о том, был ли в ее жизни еще такой же счастливый год, как тот. Потом ей попалась страница со следами слез. Джо написал ее зимой, когда считал, что потерял Энн. Разрыв длился два дня, она не выдержала, увидев глубину его горя. Энн тогда хотела порвать с ним, потому что все становилось слишком серьезным между ними, а она была к этому еще не готова. Сейчас она отдала бы все на свете, чтобы вернуть ту серьезность... Куда же ушел человек, который написал все эти страницы?

Из дневника Джо Мак-Эри (без даты):

«...Ло! Малышка, ты вышла приятным прохладным утром, да?

Глаза! Боже, такие коричневые окна в никуда! «У тебя есть деньги? — Ее голос нежен, а дыханье — как у ребенка. — Я имею в виду, что мы, ты и я, могли бы сработаться. Я могла бы выполнять домашнюю работу или что-нибудь еще. Подумаем?»

Эта штучка хороша. Уже поймалась? Я смотрю в эти коричневые Глаза, в них солнце поднимается. Скоро начнется день, и в парке будет многолюдно. «Да, об этом можно подумать», — хихикнул я».