Новые ощущения под водой, всесильность буксира заставляли его чувствовать излишнюю легкость, невесомость. Порой это придавало привычным до того движениям с ластами неуверенность, и он решил не приступать к охоте, пока полностью не освоит управление.

Наконец, проскользив над обросшими водорослями скалами, многократно подплывая к поверхности, чтобы затем снова спуститься к самому дну, он решил опробовать в деле ружье.

Редкие стайки кефали, то проплывающие мимо, то застывающие у самого дна, он заметил давно. При виде одной из таких стай, задержавшейся над дном на сравнительно небольшой глубине, он выключил фонарь и подплыл на малой скорости. В стае держались две крупные, за полметра в длину, рыбины, и он, подняв ружье, тщательно прицелился. Кефаль – рыба не пугливая, мотор его буксира работал бесшумно, и ему казалось, стая его приближения не заметит. Но стоило ему повести ствол вслед за выбранной целью, как рыбы не спеша, но тем не менее достаточно быстро уплыли. То же самое произошло, когда он попытался приблизиться к другому остановившемуся над дном косяку.

Он понимал, что у него притупился навык подводной охоты, и, вспомнив, что кефаль любит ходить в толще воды, выключил мотор и отдался течению. В конце концов его терпение было вознаграждено, появившаяся стая замерла над песчаным дном метрах в пяти, так что ему осталось лишь выбрать самую крупную кефаль и выстрелить. Пробитая гарпуном рыбина затрепыхалась, взметая песок.

Гораздо больше усилий ему пришлось приложить, когда он попытался подстрелить камбалу. Высмотрев крупную рыбу, неторопливо передвигающуюся над песком, он устремился к ней, но стоило ему подплыть к самому дну, как камбала внезапно исчезла. Вглядываясь в ровно-ребристую поверхность дна, он мог поклясться, что здесь пусто и нет никаких следов рыбы. Однако стоило ему, отплыв, обернуться, как он вновь увидел неторопливо плывущую камбалу. Конечно, он знал о способности этой рыбы мимикрировать, но с таким искусством маскировки столкнулся впервые.

Все же в конце концов ему удалось загнать камбалу в пространство между двумя камнями и, несмотря на то что рыба тут же приняла цвет камня, подстрелить ее.

Когда он поднялся на поверхность, яхта оказалась от него метрах в ста. На палубе рядом с Аллой уже стоял освободившийся от акваланга Глеб.

После того как он выбрался на палубу и снял маску, Довгань заметил:

– Для начала неплохо. Катран, две кефали, камбала.

– А у тебя?

– А… – Глеб небрежно кивнул на лежащих на палубе двух осетров и трех катранов. – Раздевайся. Алла пока поплавает, а мы подготовим рыбу для ухи и для жарки.

Алла, надев акваланг, ласты, баллоны, взяла буксир и ружье и прыгнула в воду. После того как они быстро освежевали рыбу, засыпали изнутри и снаружи солью и положили в холодильник, Глеб, встав у лееров, застыл, вглядываясь в воду.

– Что там? – спросил Седов.

Довгань кивнул:

– Смотри.

Подойдя к нему, Седов увидел: внизу, ясно различимая под толщей воды, скользит Алла. Влекомая буксиром, помогая себе ластами, она сейчас, будто чувствуя, что они наблюдают за ней, показывала чудеса подводной акробатики. Кувыркалась, совершая плавные пируэты, поворачивалась в разные стороны, легко меняла направление движения, скользила, извиваясь как угорь, вдоль скал и водорослей. Она настолько хорошо владела телом, что в самом деле напоминала рыбу. Глеб усмехнулся:

– Сможешь так?

– Нет. Гибкости не хватит.

– Я тоже не смогу. Хотя пробовал. Как она тебе под водой?

Седов молчал, не зная, что ответить. Наконец сказал:

– Способная девочка.

– Очень способная. – Глеб вытер тыльной стороной ладони пот со лба. – Очень.

Похоже, Глеб был настроен дружелюбно. Почувствовав это, Седов сказал:

– С парусами она тоже здорово работает. Она всегда так умела?

Разглядывая скользящую под водой Аллу, Довгань усмехнулся.

– Да нет… До того, как мы с ней познакомились, у нее это получалось хуже.

– А… – Седов помедлил. – А давно вы познакомились?

Довгань долго не отвечал. Наконец изучающе посмотрел на него:

– Мы-то? Что… Она тебе об этом не говорила?

– Нет. Да я и не интересовался.

– Понятно… – Довгань долго смотрел в воду. – Осенью. Месяцев восемь тому назад.

Седов промолчал. Довгань добавил:

– Да, точно, завтра будет ровно восемь месяцев. Хочешь знать как?

Седов неопределенно пожал плечами.

– В кабаке, – сказал Глеб.

– В кабаке? – переспросил Седов из вежливости.

– Да, в нашем кабаке, в «Алазанской долине». Она там пела.

– Пела?

– Да. Раньше она пела в Краснодаре, тоже в кабаке.

– Что – она профессионалка?

– Вроде этого. Она раньше училась в консерватории, в Москве, а потом поругалась с родителями и стала выступать по кабакам. Она и в концертах выступала. Может, слышал когда-нибудь – Алла Позднякова?

– Не приходилось. Я ведь по концертам не очень хожу.

– Ну да… В общем, она классно поет. Я тебе потом покажу ее афиши. Я, как услышал ее первый раз в «Алазанской долине», стал ходить туда каждый вечер. Посылал букеты, подарки, все такое. Заходил в гримерную, приглашал посидеть в кабаке вместе. Она ни в какую. Вообще, она сначала в упор меня видеть не хотела. Ну а потом я все-таки увел ее оттуда.

– Увел?

– Да. Вошел в гримерную, когда она там была одна, и сказал: «Девочка, так и так. У меня внезапная любовь, такая, что хоть стреляйся. Но делить тебя хоть с кем-то, а особенно с кабацкой публикой, я не могу. Так что или бросай все: пение, дом, родных, все на свете… И со мной. Или уезжай с глаз долой, чтобы я тебя больше не видел… Иначе… – Глеб помолчал, следя за водой. – Иначе, сказал я ей, я не выдержу. Что-нибудь сделаю. Тебя убью. И сам застрелюсь». Знаешь, почему я все это тебе говорю? – Глеб смотрел на него в упор.

Выдержав взгляд, Седов спросил:

– Почему?

Довгань взял его за шею, дружески трясанул.

– Эх, Юра… По одной простой причине: я тебе доверяю. Седов сказал осторожно:

– Интересно. То чуть морду не набил, то стал доверять.

Отпустив его, Довгань отвернулся.

– Чудо… Я как раз и стал тебе доверять после того случая… Когда я тебя к Алке приревновал… Что ж ты не спрашиваешь: а она что?

– А она что?

– Она сказала: мне нужно подумать.

Там, под толщей воды, куда смотрел Довгань, Аллы уже видно не было. Выждав, Седов спросил:

– И… что дальше?

– А что дальше? – Глеб посмотрел на него. – Дальше ты видишь сам. Она здесь, со мной. И всегда будет со мной.

– Вы женаты?

– Еще нет. Конечно, я с Аллой распишусь. Но скажу тебе, Юра, что все, что у нас с ней происходит, – гораздо больше, чем жениться. В тысячу раз больше. И закончим сейчас всю эту фигню, исповедь и прочие приколы, хорошо?

– Хорошо.

– Ты хоть нам споешь сегодня? Ты ведь свою гитару так ни разу и не взял в руки.

– Так некогда было. То у парусов, то шторм.

– Ладно. А сейчас бери на берег гитару. Будем делать уху и петь. Яхту подгоним вплотную к берегу, на всякий случай. Посидим. Жахнем по рюмочке, за дружбу. Ты как? Не против?

– Совсем не против.

После того как Алла вышла из воды, они подняли якорь и осторожно, на самой малой скорости, подвели яхту вплотную к берегу. Глеб ошибся – бухта оказалась не такой уж безлюдной. Пока они заново бросали якорь, пока переносили на берег вещи, на краю пляжа появилось четверо туристов, два парня и две девушки, с рюкзаками. Ребята вели себя скромно, осторожно разделись, быстро искупались и затихли, улегшись загорать прямо на гальку. Лишь когда Алла, расхаживая по бухте, начала собирать камни, один из парней, понаблюдав за ней, спросил:

– Ищете камешки для ожерелья?

– Нет. Пробую найти сердолик.

Парень покачал головой:

– Зря. Сердолик давно уже весь выбрали. И в Сердоликовой бухте, рядом, и в других бухтах. Его нужно искать на дне. Или приходить сюда после шторма. Бывает, его очень много выбрасывает.