Добравшись ползком до глянувшегося ему автомата, летчик забрал "игрушку", по-быстрому обыскал дохлого фрица и, сняв с трупа пару запасных магазинов, так же шустро отполз назад к неприметному бугорку среди колышущейся под ветром травы. Затвор на трофейном ПП располагался не слишком удобно — под левую руку — но опять же, выбирать было не из чего. "Что досталось, тем и воюем", — с этими мыслями лейтенант устроился в своей стрелковой "ячейке" и, покачав головой, вклинился в идущие по рации переговоры танкистов:
— Сержант, там над блиндажом антенна висела. Надо бы глянуть, может, цела радиостанция. У немцев-то вроде "артиллерийские" частоты с нашими почти совпадают.
* * *
— Эх, м-мать, да что ж это за невезуха такая! — чертыхнулся сержант, шарахнув кулаком по орудийной станине. Ему хотелось буквально взвыть от злости и от отчаяния.
Все их старания, все их попытки удержать позицию и дождаться своих шли теперь псу под хвост. И всё это из-за какой-то ерунды. Из-за банального отсутствия связи. Всего лишь связи. Связи с командованием, со штабом бригады. И не только со штабом, но и вообще с кем бы то ни было. Ведь имеющиеся у бойцов ПУ "били", максимум, на километр, да и то — диапазон раций из будущего исключал всяческую возможность вести переговоры на "местных" частотах. А установленная на тридцатьчетверке радиостанция, как выяснилось, вышла из строя еще еще час назад. Еще до прорыва на батарею. Причем передатчик восстановлению уже не подлежал — проломивший борт советского танка снаряд поставил жирную точку в судьбе электронного прибора, за доли секунды превратив его в набитый осколками кожух…
Как передал Макарыч, тридцатьчетверка и впрямь оказалась машиной Постникова, комиссара танкового батальона. Сам политрук, легко раненный в руку и шею, нашелся в воронке метрах в десяти от танка устанавливающим на бруствер снятый с машины ДТ. Вторым выжившим из экипажа повезло стать Петьке Фролову, заряжающему, служившему когда-то в одной роте с Винарским. А вот остальные, мехвод и радист, погибли. Как раз от того самого выстрела. В правый борт.
Впрочем, и из башнера боец был сейчас никакой — контузило его довольно серьезно.
Конечно, сержант не тешил себя иллюзиями и понимал, что ни Постников, ни тем более Петруха сами по себе не смогут ничего изменить. Надежда оставалась только на скорый подход резервов. Сюда, во внезапно ставшую ключевой точку "степного Вердена".
И вот теперь эта надежда рухнула. Рассеялась как дым вместе с разбитой немецким снарядом приемо-передающей станцией. Что стало абсолютно ясно после доклада Макарыча и продублированных им в микрофон ответов старшего политрука. И не только ответов, но и прямого приказа. Приказа продолжать бой и… ждать.
— Ну что ж, парни, будем воевать дальше, — вздохнул Винарский, подтверждая через ПУ приказ комиссара. — Где наша не пропадала. Прорвё…
Закончить фразу он не успел.
— Сержант, там над блиндажом антенна висела, — отчетливо прозвучало в наушниках. — Надо бы глянуть, может, цела радиостанция. У немцев-то вроде "артиллерийские" частоты с нашими почти совпадают.
После этих слов эфир буквально взорвался:
— Точно, была станция! Была!
— Ешкин кот!
— Мне! Дайте мне!
— Чего мне?
— Я на курсах был…
— Каких еще, на хрен, курсах?
— По радиоделу, и наши, и немецкие изучали…
— Бляха-муха, так где ж ты раньше был, студент, мать твою!?
— Так не спрашивали.
— А! Фигня! Дуй к блиндажу, на месте разберешься.
— Погоди, сержант, не гони…
— Чего не гони? Трясти надо грушу…
— Да погоди ж ты, б… Куда паровоз гонишь?
Сержант дернулся, матюкнулся, но всё же решил выслушать соображения летчика.
— Что предлагаешь, лейтенант?
— Давай так. Пусть Макарыч для начала сообщит комиссару про рацию, возьмет у него позывные, кодовые слова там всякие, а дальше…
— Пусть еще номер волны узнает, а то промахнемся, — вмешался в разговор Кацнельсон.
— Да, правильно, — согласился с ним лейтенант. — Нужны основные номера, плюс резервные. Слышишь, Макарыч?
— Слышу, — тихо отозвался мехвод.
— Отлично. Тогда, как всё выяснишь, бежишь к Марику, он к югу метрах в тридцати-сорока от тебя, ориентир — большой куст и две воронки. Короче, забираешь у парня винтарь и страхуешь его. А ты, Марик, двигаешь к блиндажу. Синицын сопровождает… Да, и еще. Ты, Марик, как мимо меня побежишь, пару гранат мне оставь. На всякий случай. А я тебе свой ТТ отдам. Только потом верни его, не забудь…
— Не забуду, товарищ лейтенант.
— Ну… тогда вроде всё.
— Мужики, вам как, всё понятно или мы еще что забыли? — спустя секунду поинтересовался у бойцов Винарский.
— Понятно… Да… Нормалёк, понял.
— Тогда действуем, как лейтенант сказал… А, блин! Забыл совсем. Макарыч, Постникова попроси, чтоб постреливал иногда из дэтэшки. Чтобы, значит, фрицы лишний раз на тот блиндаж не пялились.
— А сам?
— А я пока молчать буду. Не хочу раньше времени позицию раскрывать.
— Ясно, попрошу, — пробурчал в микрофон Барабаш. — Если согласится, конечно.
— Не боись, — усмехнулся Винарский. — Наш комиссар чертяка опытный. Так что, зуб даю, согласится.
— Ладно. Попробую, — и уже через пару секунд. — Товарищ старший политрук, там у фрицев над землянкой вроде антенна висела. Разрешите попробовать…
* * *
Переговоры Макарыча с комиссаром длилилсь минуты три, не больше. Поначалу, правда, политрук хотел сам рвануть к блиндажу с рацией, но мехвод, по подсказке сержанта, наплел Постникову что-то про бойцов ОСНАЗа, якобы участвующих в сражении и не знающих в лицо комиссара ("Могут и стрельнуть ненароком — они такие"), потом напомнил старшему политруку о его ранениях и… Короче, согласился тот с доводами механика, передав все позывные и коды и даже пообещав поддержать огнем, несмотря на то, что запасной диск имелся всего один, да и тот неполный.
* * *
…В окуляре прибора было хорошо видно, как Барабаш выскакивает из воронки, а затем короткими перебежками пробирается к цели, то бишь, к большому кусту в сорока метрах от танка. А когда приблизился… Лейтенант лишь головой покачал, наблюдая за тем, как мехвод силится разглядеть укрывшегося в траве Кацнельсона.
— Эй, студент! Ты где там? Вылазь, хорош шутки шутить.
— Да здесь я, здесь. Левее от вас.
— Ха! Молодец, хорошо сховался.
Механик нырнул в нужную "ямку", ненароком ткнув Кацнельсона. Локтем в бок.
— Всё, давай сюда свою пукалку…
— Блин, да больно же.
— Херня! Показывай лучше, куда нажимать.
— Сюда, вот тут сбоку…
— Ага, понял. Порядок. Всё, дуй дальше, студент. Если что, прикрою.
Отвечать Макарычу Марик не стал. Буркнув себе что-то под нос и выразив тем самым свое отношение к "грубияну", бывший студент тихо поднялся и, вжав голову в плечи, быстро побежал в сторону лейтенанта.
Дистанцию в двадцать с лишним шагов боец преодолел секунд за пять. Плюхнувшись рядом с летчиком, он тут же засопел, роясь в гранатном подсумке, стараясь случайно не зацепить чеку на запале.
— Ну? Чего там? Остались еще?
— Вот, — выдохнул, наконец, Кацнельсон, выкладывая "эфку" на землю. — Последняя. Другие я это… раньше потратил.
— Надо же, — усмехнулся Микоян. — Когда успел-то?
— Так получилось, — виновато произнес Марик, пряча зачем-то глаза.
— Ладно, черт с ними, одна так одна. На, держи пистолет.
— Ага, спасибо, — поблагодарил лейтенанта красноармеец, поворачиваясь на бок и засовывая ТТ за ремень. — Верну обязательно, в лучшем виде.
— Верю, — улыбнулся летчик. — А теперь давай к Грише по-быстрому. Только на виду не маячь. Перебежками, аккуратно, где надо — ползком. В общем, не спи, ты нам целый нужен, не подстреленный. Понял?
— Да, товарищ лейтенант.
