"Черт! Только б до радио добраться. Только б добраться". Мыслями сержант был уже там, внутри, у гудящей лампами радиостанции, посылающей долгожданный сигнал. О выходе на главный рубеж, о прорыве немецкой обороны. О том, что еще немного, еще чуть-чуть. Последнее усилие, последний резерв. Сюда, к маленькому хуторку в степи. Одну единственную соломинку на хребет перегруженного вражеского верблюда. Тонкую, почти невесомую. Хотя бы один танковый взвод, одну стрелковую роту…

Увы, сержант не знал. Многого не знал. Не знал, что немецкое командование уже извещено о "проблемах в Подсобном Хозяйстве" и что всего в трех километрах к востоку от хутора уже формируется моторизованная кампфгруппа, усиленная пятью танками из состава 16-й танковой дивизии фрицев. И что уже отдан приказ на ее выдвижение. И что через полчаса-час она доберется до места и попытается с ходу уничтожить прорвавшихся к батарее русских. Не знал сержант и того, что некому отправить донесение в советский штаб. Да и нечем. Ничего этого сержант не знал. Но — надеялся. Верил, что помощь придет. Не может не прийти.

Отработав поворотной рукоятью, сержант плавно развернул башню к селу, не отрывая глаз от прицела, удерживая правую ногу на спуске орудия. Никакого движения у хутора пока не наблюдалось. "Затихарились гады. Видать снова какую пакость готовят".

Что ж, кое-какие козыри в рукаве у танкиста еще оставались. Например, снаряд, что покоился в каморе ствола, ожидая своего часа. Или, скажем, гранатомет, что тащил на себе лейтенант. И эти факты не могли не радовать командира легкого танка. "Повоюем еще. Главное, чтобы подмога успела подойти. А всё остальное в наших руках. Удержимся".

Однако новая напасть проявилась вовсе не там, где ее ожидали, а гораздо левее освещенного пожаром проулка. С грохотом проломив стену какого-то невысокого строения, на поле боя выкатилась немецкая самоходка. Вероятно, та же самая, напуганная чуть раньше рикошетом в рубку.

— Лейтенант! — словно безумный заорал Винарский, вновь разворачивая орудие. — ЭРэСом, эРэСом давай! Не успеваю!

— Противника не наблюдаю, — сухо отозвался летчик. — От огня засветка сильная. Помехи.

— Черт! Левее, левее возьми! Метров сорок, не больше. А я пока…

На сей раз сержант прицелился более тщательно. Понимая, что второго шанса, возможно, не будет. Стараясь успеть первым, пока противник не прояснил обстановку.

Успел. Опередив врага буквально на долю мгновения. И поймав удачу за хвост. Угодив снарядом точнехонько в неприкрытую бронезаслонкой смотровую щель. Практически случайно. Но эффективно. Одним фартовым выстрелом уничтожив и механика-водителя, и наводчика. Смертельно ранив командира. В живых остался лишь заряжающий, попытавшийся выскочить наружу и сумевший даже сделать пару шагов по бронированной крыше. Но так и не добравшийся до кормы — пули калибра 7,62 поставили точку в его недолгом пути. Короткой очередью из танкового пулемета.

— Цель вижу, — прозвучал в наушниках голос лейтенанта. — Готов открыть огонь.

— Спасибо конечно, только поздновато немного, — рассмеялся в ответ сержант. — Сам справился.

— Ну и хорошо. Сам так сам. Я тогда обратно двинусь. Мало ли что с…

Закончить фразу летчик не успел, прерванный воплем Синицына:

— Танк! Еще один! Справа!

Через секунду стало понятно, откуда пришла беда. И снова откуда не ждали, вновь из того самого проулка, в котором пятью минутами ранее пряталась германская самоходка. Вот только сейчас это был танк, Т-4, рабочая лошадка панцерваффе. И, к несчастью Винарского, командир немецкой "четверки" оказался достаточно сообразительным гадом. Наплевав на обездвиженный средний танк русских, фриц принялся поворачивать башню и, соответственно, орудийный ствол в сторону Т-70, чей силуэт темнел сбоку от своего более тяжелого собрата. "В борт будет бить! Сволочь!" — моментально сообразил Винарский, вращая рукоять поворотного механизма, нажимая на пулеметный спуск — увы, вложить очередной снаряд в камору орудия он уже не успевал.

Нити трассеров протянулись к врагу, заплясали отметинами попаданий и рикошетов. Возможно, ручной Дегтярев или аналогичный танковый, но на шаровой установке, сумели бы как-то поразить смотровые щели и приборы фашиста, но для спаренного с сорокапяткой ДТ подобная задача оказалась непосильной. Непросто, слишком уж непросто было переносить огонь, работая лишь механическим приводом, да к тому же по движущейся цели. А если начистоту, то почти невозможно. К тому же через какой-то десяток секунд сухо щелкнул затвор, возвещая о том, что патроны в диске закончились. А вот противники — нет.

Затаивший дыхание сержант мог лишь отрешенно наблюдать за действиями фашиста. Будто в странном оцепенении, ступоре, не в силах даже и пальцем пошевелить, танкист всё смотрел и смотрел на готовящуюся к прыжку смерть, затаившуюся в черном зрачке ствола. В тоскливом ожидании. Когда же, наконец, всё закончится. И лишь одна единственная фраза вертелась в голове, дурацкая, брошенная когда-то майором из далекого будущего: "Пипец котенку!"

Выстрела врага сержант так и не дождался. Не заметил он и дымный след от снабженной реактивным двигателем гранаты, протянувшийся откуда-то сбоку, из-за линии окопов. Он сумел лишь оценить результат. Превзошедший все ожидания. Ошеломительный.

Экспериментальный боеприпас тройного действия, изготовленный русскими оружейниками из НПП "Базальт" в 2006-м, отработал штатно. Ну или почти штатно. Первый заряд, венчающий иглу "гранаты", совсем небольшой, конусный, призванный сметать динамическую защиту бронированных машин будущего, не встретив знакомой преграды, проткнул лоб немецкого танка. Без лишних усилий, как сапожное шило — рыхлое голенище потрепанного сапога. Оставив лишь аккуратное оплавленное отверстие в толстой шкуре фашиста. Второй, более мощный, расширил дыру до приемлемого размера, а следом за ним… Следом за ним в заброневое пространство влетела стальная ампула. Ампула с аэрозолем. Термобарическим зарядом. Зарядом объемного взрыва. Адской смесью, моментально заполнившей боевое отделение панцера. И рванувшей. Со страшной силой. Выжигающей внутренности немецкой машины, включая воздух и всех, кто там находился. А еще через пару мгновений сдетонировал и боезапас в укладках.

Картину уничтожения германского танка сержант наблюдал через орудийный прицел, не отрывая глаз, сжимая кулаки, с какой-то мстительной, запредельно мстительной радостью. Сначала немецкая "четверка" окуталась клубами густого дыма и пыли, а затем яростно полыхнула огнем. Ярким столбом пламени, взметнувшимся вверх и в стороны, разрывающим на куски стальные плиты брони, не оставляя экипажу даже призрачных шансов на спасение.

— Ох, ё! — только и смог выдохнуть Винарский, до глубины души потрясенный воздействием на бронетехнику "гранаты" из будущего. В наушниках что-то восторженно вопили Синицын и Кацнельсон, совершенно не стесняясь в эпитетах. Не слыхать было лишь того, кто, собственно говоря, и произвел этот эффектный выстрел. Лейтенанта.

— Ну ты даешь, лейтенант, — пробормотал сержант секунд через пять. — Алло, лейтенант? Чего молчишь-то?

Ответ прозвучал чуть позже, когда танкист уже начал потихоньку волноваться за судьбу удачливого "гранатометчика".

— Оглох, — отозвался, наконец, лейтенант, а затем длинно и витиевато выматерился.

— Противника не наблюдаю, — произнес в микрофон летчик. — Засветка сильная от огня. Помехи.

— Левее, левее возьми! — чертыхнувшись, крикнул Винарский. — Метров сорок, не больше. А я пока…

Что именно "пока", Володя не расслышал. Точнее, не понял. Слегка пригибаясь, удерживая на плече заряженный РПГ, он бросился вперед, к примеченному десятью секундами ранее бугорку. "Да уж! Стыдоба. Готовился-готовился, а как беда пришла, так спекся" — досадные мысли заставляли краснеть от стыда. Краснеть, но поторапливаться.