– Кретины! – вопил толстяк. – Сволочи!.. Чего вы хотите? Денег? Наркоты? Женщин?..
Не угадал, приятель, – подумал Курт. Ордену требовалась информация. И, конечно, он ее добудет. Из глотки, из кишок, просеет мозг нейрон за нейроном. Всадник, вероятно, еще не понял, КУДА он угодил. Бастилия развязывала языки даже гигантам из нержавеющей стали, не говоря о рыхлых тушах с трясущимися от страха щеками.
Кремниевый Век – на тернистом, нелегком пути технического прогресса – произвел массу приборов, препаратов и устройств, с чьей помощью не составит никакого (или почти никакого) труда добыть некую информацию из памяти того, кто упорно не желал оную информацию разглашать. Волевой момент играл, по сути, в этом вопросе номинальное значение. Одна инъекция, и человек САМ расскажет все, что интересует дознавателей. Читать мысли, однако, человек пока не научился – даже при помощи машин. Возможно лишь регистрировать какие-либо внешние реакции.
Опять-таки, на внешние раздражители.
В роли последних могло выступать все, что угодно – от дешевых препаратов (используемых ЦРУ в силу какой-то древней инструкции), до высокоточных «детекторов лжи», стоимость которых приблизилась к астрономическим суммам. Все это предлагал черный рынок Мегаполиса – с тайных складов либо по заказу. Случалось, что на черном рынке приходилось отовариваться и государственным служащим, изнывающим в ожидании официальных поставок /зато, когда грузы наконец-то приходили, черный рынок наводнялся тоннами всевозможных товаров/.
Все эти чудеса науки, техники и коварного человеческого гения были доступны любому желающему – только плати. Но Череп /вероятно, после каких-то попыток/ и в этом не изменял железобетонным принципам. А именно – старался держаться от хай-тех игрушек подальше. Ничто, в его понимании, не заменит игл, скальпеля и опытного профессионала, когда требовалось разговорить какого-то строптивца.
Загвоздка заключалась вовсе не в том, что, как могло бы показаться, Череп экономил денежные знаки. (Вернее, не только в этом). Он их, конечно, берег, но на бизнес и средства производства не скупился. Просто Череп не доверял всему, что сложнее скальпеля. В особенности, когда этим штукам или инъекциям доверялось такое ответственное мероприятие, как добыча важных данных. У пациента при введении инъекции могла проявиться опасна реакция, а «детектор лжи» – пусть даже самый надежный, – предполагал известную долю погрешности /или же допрашиваемый был обучен «обманывать» подобные устройства/. Принимая во внимание эти обстоятельства, Череп оставался верен традиционным методам, способам и средствам допроса. Перехитрить скальпель, иглу, паяльник или утюг представлялось несколько затруднительным. И, помимо ожидаемого результата, укрепляло репутацию Ордена.
Самой КРУТОЙ, консервативной бригады.
Ввиду всего вышесказанного, Курт не завидовал Всаднику. В особенности, если толстяк станет юлить; оттягивать неизбежное. Так получилось, что именно ЕМУ было известно, ГДЕ скрывается глава Всадников Апокалипсиса. Либо же – Череп мнил эту ТЕОРИЮ очевидной, непробиваемой действительностью. И… заблуждался.
В этом случае Страйкер не завидовал Всаднику категорически. Пытка могла затянуться на многие часы… Дни. Жизнь в дряхлом, страдающем ожирением теле поддерживалась бы медицинским оборудованием, дорогими препаратами и модельными наркотиками. Все ради того, чтобы выиграть еще немного времени – в ожидании момента, когда толстяк «расколется». Но как отличить блеф, ложь, полу-правду от истины?..
Вскрытие покажет.
[Юмор патологоанатомов.]
Как в прямом, так и переносном смысле. Именно поэтому методы Ордена слыли не просто /повседневно, привычно/ жестокими. Они были зверскими. У самых бессердечных садистов, мясников и маньяков волосы поднимались дыбом на головах, едва речь заводилась о ужасах, творившихся в Бастилии. Это вопрос конкуренции.
А Бастилия оставалась ВНЕ конкуренции.
Волк переминался с ноги не ногу. С одной стороны, не хотелось задерживаться дольше необходимого. С другой – извращенное, нездоровое любопытство удерживало Страйкера на месте. Хотелось посмотреть на того, кто выступит в роли дознавателя и пыточных дел мастера. Поглядеть, кто являлся зверем изнутри, оставаясь вовне серым, безволосым человечком… Этот персонаж таил в себе МОНСТРА.
Внезапно раздались звуки шагов. Волк с удивлением обнаружил, что в той стороне нет ни двери, ни проемов. Вообще ничего, кроме сходящихся стен. Тем не менее, волчьи чувства не врали /не так важно, где зародилось подозрение – в искажении акустических волн, неоднородности преграды, или в глубинных слоях подсознания/. Курт ничуть не удивился, когда СТЕНА из прочной каменной кладки РАСПАХНУЛАСЬ.
В проем прошел безволосый. Раскованная ходьба выдавала профессионала, чувствующего себя в привычной рабочей обстановке. Именно эти повадки – энергичные, непринужденные – приковывали взгляд в первую очередь. Так, судя по всему, мог держаться нейрохирург, идущий на операцию, дабы родственники больного сразу же прониклись безоговорочной уверенностью в благополучном исходе операции. В мрачных стенах Бастилии, однако, такое поведение вызывало некоторое замешательство. Безволосый был облачен в медицинский халат, и, похоже, всерьез намеревался оперировать. Благополучный исход не означал для «пациента» ничего хорошего. Но не всякий, надевший белый халат, давал клятву Гиппократа.
Волк поднял взгляд выше. Детали регистрировались, занимали свои места в мозаике. Молодой, худощавый. Пронзительный взгляд разноцветных глаз. Два РАЗНЫХ глаза.
Джошуа Уильямс.
Страйкер не имел привычки не верить собственным органам чувств. Это и впрямь был тот ублюдок, сделавший Волку «моральную лоботомию». Мерзавец, чьими усилиями мозг Курта патрулировала атомная бомба на подводных крыльях. С того памятного дня (вечера, утра) Уильямс куда-то исчез. Возможно, Череп на время услал «лаборанта» из штаб-квартиры Ордена – так сказать, от греха подальше. Волк жаждал встречи, но Джошуа осел на дно в лучших традициях конспирации.
Здесь, в Бастилии?..
Курт Страйкер кровожадно оскалился.
Разглядев, ЧЕЙ силуэт, не привлекая лишнего внимания, скромно стоял у противоположной стены, безволосый запнулся на ровном месте. Улыбка сползла с бледных губ, как старая шкура со змеиной спины. Джошуа Уильямса можно считать кем угодно – мерзавцем, подлецом, сволочью – но не дураком. Он сразу смекнул, какими последствиями чревата эта встреча [персонально для него]. Пережить ее – дар Небес.
Волк шагнул вперед.
Гангстеры посерьезнели, поглядывая то на Страйкера, то на пыточных дел мастера. Даже толстяк-Всадник перестал буянить и заинтересованно притих. Все понимали – вот-вот что-то случится. Напряжение росло, трещало статическими разрядами.
Курт сделал второй шаг. Не для того, чтобы настичь – хватило бы одного-единственного прыжка. Ударить, повалить, разорвать глотку когтистой лапой… И – ВСЕ. Убить, как всегда, ибо иной мести Волк не знал. Не умел. Не понимал. Очистить мироздание от еще одной сволочи. Давить которых Волк поклялся по мере сил.
– А сил у меня немеряно, – буркнул Страйкер.
Уильямс отшатнулся. Кровь схлынула с лица, рот безвольно приоткрылся. Глаза, разнившиеся в той мере, в какой они разнились бы у представителей разных рас, испуганно выпучились. Джошуа стал похож на лягушку, прыгнувшего в сачок натуралиста.
– Эй, ты чего?.. – квакнул Уильямс. – Озверел, что ли?!.
Сообразив, что отнесся к выбору выражений весьма неразборчиво, парень прикусил язык /как в буквальном, так и переносном смысле/. Одно лишнее слово, и…
– Халат бы сменил, – заметил Волк.
Предмет проф-гардероба представлял запущенный случай – старые пятна, въевшаяся красная палитра. Чтобы добиться такого эффекта, требовалось извести две-три банки кетчупа. Не следовало заблуждаться относительно того, чем на самом деле Джошуа занимался в своей робе, – кулинария к этому не имела никакого отношения.
Курт растопырил когтистые пальцы. Оружие ему не понадобится. Он еще сильнее укрепился в первоначальном, инстинктивном намерении, появившемся сразу же, едва безволосый вошел – выпустить ублюдку кишки. Причиной этого, как ни странно, послужило ни что иное, как грязный, заляпанный кровью халат. Кусок хлопчатобумажной материи с рукавами. Они-то стали красными по самые локти.
