Геринг не имел сомнений относительно того, кого он имел в виду, говоря о «врагах СА», поскольку его сотрудники вскоре принесли новые перехваты разговоров между Ремом и Карлом Эрнстом, во время которых оба с удовольствием рассуждали о том, как они разделаются с «этим боровом Герингом», когда наступит «должное время».

— Я собственноручно буду срезать ломти с его жирной туши, — говорил Эрнст, — пока он не станет вдвое тоньше, и только после этого воткну кинжал ему в горло.

— Давай-давай, — смеясь отвечал ему Рем, — но смотри, не сожри эти куски — мясо есть не приветствуется!

В отличие от Гитлера, откровенно опасавшегося оборота, который грозили принять события, Геринг ожидал вызов Рема и надвигающуюся пробу сил с энтузиазмом и даже некоторым азартом. Более того, фактор смертельной опасности обострял его разум. Просматривая стенограммы телефонных разговоров Эрнста и Рема, Геринг обратил внимание на то, как часто Эрнст, усмехаясь, говорил, что его «отпуск» обещает оказаться не таким приятным, как у Рема. Он снова внимательно проглядел все записи и пришел к выводу, что Эрнст не собирался уезжать в отпуск совсем. Он предложил Гиммлеру провести расследование, и скоро ему доложили: действительно, Эрнст говорил, что он откладывает свой медовый месяц (несколько дней назад Эрнст женился, причем на свадьбе присутствовал и Гитлер, а Геринг был шафером), и объявил командирам своих 280 000 штурмовиков Берлинского округа, что распоряжение Рема их не касается и что они должны держать своих людей наготове.

Геринг сообщил об этом Гитлеру, фон Бломбергу и Гиммлеру. 25 июня командующий рейхсвером генерал Вернер фон Фрич без лишнего шума привел войска в состояние боевой готовности, Гиммлер отдал такой же приказ частям СС. На следующий день Гитлер предпринял последний шаг навстречу Рему в последней надежде на сближение. Он отправил своего самого доверенного человека и заместителя по партии Рудольфа Гесса в Кельн, где он произнес речь, в которой призвал «определенные элементы в партии» отказаться от их требований «второй революции». Такие революции, говорил Гесс, не подходят Германии, и незачем брать пример с «крошечных экзотических республик с их ежегодными маленькими революциями», намекая на службу Рема в Южной Америке, и обещал, что все простится и забудется.

Для Геринга было очевидно, что ничего хорошего из подобных попыток примирения не получится и они только укрепят Рема в мнении, что он неустраним, и, должно быть, порадовался, когда фюрер штурмовиков ответил полным молчанием. Вместо этого он отправил телеграмму с указанием всем лидерам штурмовиков прибыть 30 июня, в субботу, к нему в Бад-Висзее — на «совещание».

Тем временем Гитлер, чувствуя себя не в состоянии принять решение, пришел в смятение. Последнюю неделю июня он провел, мотаясь из одного конца рейха в другой: то он поехал в Южную Германию открывать новую альпийскую дорогу, потом на северо-запад, в Эссен, на свадьбу гауляйтера Тербовена и, наконец, в Бад-Годесберг, недалеко от Бонна, где остановился в гостинице старого партийного соратника. Он сидел на террасе, выходившей на Рейн, и пока энтузиасты организации «Сила в радости», культурно-развлекательного отделения Трудового фронта, представляли для него факельные показательные выступления, он нервничал и путался в мыслях.

Между тем Геринг решил, что больше не следует предпринимать никаких примирительных жестов в отношении главаря штурмовиков и что развязка уже близко — независимо от того, как долго будет колебаться фюрер. Он был убежден, что это самый серьезный вызов лидерству Гитлера со времен Мюнхенского путча и что может разразиться война, в которой будет немало убитых. Он не имел намерения оказаться одним из них и начал составлять список наиболее опасных штурмовиков.

28 июня по совету Геринга был сделаны все приготовления к гражданской войне. Были вызваны полицейские подкрепления, созданы специальные отряды, части СС приведены в состояние боевой готовности. На следующее утро, знакомясь с перехватами, Геринг обнаружил беседу Карла Эрнста с одним из полицейских инспекторов, который информировал его о производимых приготовлениях. Имя инспектора пополнило его список.

Вскоре после этого министру-президенту позвонил сам Карл Эрнст. Что означает вся эта «мобилизация»? Геринг чего-то опасается? Может, ему нужна помощь? Пусть он только скажет — штурмовики всегда готовы.

— Дорогой Карл, — ответил Геринг, — я знаю, что могу положиться на вас. Разве я не был шафером на вашей свадьбе? Фюреру также известно, — что вы являетесь нашим самым стойким сторонником. Нет, никакой особой мобилизации, просто начались полицейские учения. Сейчас время отпусков, дружище, так что езжайте и наслаждайтесь вашим медовым месяцем.

В конце дня у него на столе лежал перехват последнего телефонного звонка Эрнста Рему. Герр Реакция чего-то замышляет, говорил тот, и он держит своих штурмовиков в состоянии боевой тревоги. Но он был спокоен и сказал, что отправляется в свое отложенное свадебное путешествие. Ни он, ни Рем, похоже, даже не подозревали, что Гитлер тоже «что-то замышляет». Они не встревожились, даже когда фюрер прислал тем же вечером Рему в Бад-Висзее телеграмму, сообщая, что он едет к нему и собирается принять участие в «совещании лидеров». Рем был по-прежнему уверен в дружеском отношении Гитлера, и готовясь к его прибытию, заказал местному художнику экслибрис, посвященный фюреру, для воспроизведения его в новом издании «Майн кампф».

Но Гитлер уже принял решение. 29 июня к нему прибыл Геббельс, который привез с собой тревожные известия о предстоящем мятеже в Берлине. По его словам, Карл Эрнст получил приказ организовать восстание, что представляется маловероятным, ибо было известно, что он поехал в Бремен, откуда собирается отправиться в свадебное путешествие со своей женой. Но фюрер больше не колебался. В два часа ночи 30 июня 1934 года он прилетел в Мюнхен и в сопровождении группы эсэсовцев под командой начальника своей личной охраны «Зеппа» Дитриха и приближенных отправился в Бад-Висзее. К «Ханзльбауэру» они подъехали около семи утра, и санаторий был еще погружен в сон. В коридоре им попался молодой граф Шпрети, адъютант Рема, и Гитлер, которому показалось, что тот потянулся за пистолетом, бросился к нему и ударил по голове хлыстом, который он держал в руках, так что все его лицо залило кровью. Передав его подручным, он вошел в комнату к Рему, который еще спал, и, обругав изменником, бросил ему одежду и велел собираться. Хайнес, застигнутый в соседнем номере в постели с юным дружком, был застрелен на месте.

Арестованных штурмовиков отвезли в Мюнхен и посадили в Штадельхаймскую тюрьму. Через день Рему, по приказу Гитлера, вручили пистолет, предложив совершить самоубийство, но он не стал этого делать и был застрелен начальником концлагеря Дахау эсэсовцем Теодором Эйке и его адъютантом.

Самолет, который доставил Гитлера в Мюнхен, теперь был использован в качестве курьерского, чтобы информировать Геринга, как развиваются события. Узнав, что Гитлер начал действовать, Геринг приступил к осуществлению собственного плана. Специальный полицейский отряд под командой майора Веке, с приданными ему подразделениями эсэсовцев, на мотоциклах и грузовиках выехал из своего лагеря в пригороде Лихтерфельде и покатил окольным маршрутом в Берлин. Достигнув центра города, они установили кордон вокруг штаб-квартиры СА и, не встречая сопротивления, прошли внутрь. Когда прибыл Геринг, он застал командовавшего там группенфюрера СА стоявшим у стены, с поднятыми руками под дулами винтовок своих полицейских.

Геринг действовал быстро и эффективно. С длинным проскрипционным списком в руках, так как он уже давно вычислил, кто в СА был наиболее опасным для режима и кто — наиболее разнузданным и опустившимся, он быстро переходил из комнаты в комнату, где были собраны коричневорубашечники, и, указывая толстым пальцем, говорил:

— Арестуйте этого… арестуйте этого… нет, не этого, этот субчик отлынивал от обязанностей… этого… и этого…