– Это поможет? – спросил Святослав Александрович, медленно растирая левую половину груди.

– Не уверен.

– Дальше! – резко бросил руководитель проекта.

– Провести тренировки дежурного персонала на прилегающих пассажирских станциях. Эвакуация людей наверх по сигналу «Тревога». Герметизация тоннелей постоянными затворами. Они-то уж точно выдержат!

– С ума сошел?! – Миньков привстал с места, забыв про ноющее сердце. Уперся ладонями в стол, наклонился в сторону Михайлова. – Ты что?! Не соображаешь, что несешь?! Да... да если мы начнем подобные тренинги, журналисты и телевизионщики мигом раздуют из этого скандал! Мы окажемся по уши в дерьме. Мало того, что любому журналюге станет известно о людских жертвах, так еще начнут орать на каждом углу о просчетах при организации вспомогательных, сервисных коридоров!

– Я не знаю, что станут орать журналисты, – тихо, но очень четко ответил Михайлов. – У них своя работа, у меня своя. Моя задача в том, чтобы свести к минимуму возможные жертвы и потери. И ради этого надо принимать меры. Немедленно! А что касается ошибок в проекте, то я неоднократно говорил о странных решениях по...

– Хватит! – резко хлопнул ладонью по столу Миньков. – Хватит показывать, какой ты умник! Задним умом все крепки! Кто же мог подумать, что плывун проявит себя в этой точке? Кто?!

– Этого можно было ожидать! – упрямо гнул свою линию Василий Михайлов. – Во-первых, еще в 1971 году не смогли точно установить русло подземной реки. Хотя проводили детальную разведку. Один этот факт должен был всех насторожить. Потом, тридцать лет назад, метростроевцы уже «поигрались» на прилегающем участке – проложили две шестиметровые трубы через подземную реку. Это сооружение высотой в двенадцать метров. В слое воды, глины, песка. Можно считать, построили на реке гигантскую плотину. Любой поток в таком случае ищет обходные пути.

– Ищет, ищет! – в раздражении бросил Миньков.

– А потом еще жидкий азот применили – наморозили целый подземный айсберг поперек течения. Опять же не всю реку заморозили, это невозможно. Лишь тот кусок, который был необходим для работ. А что плывун, основной поток? Искал какие-то обходные пути! Новое русло формировалось. Добавьте к этому обвалы, проседания почвы. Тридцать лет назад, во время первой аварии. И в девяностых, когда тоннели пришлось отдавать стихии. Когда отступили, не справились с плывуном.

И потом, щит «Виктория» вновь прошел через поток, но уже в другом месте. Люди несколько раз перегораживали подземную реку. Заставляли ее менять русло, заполнять возникшие пустоты в грунте. Можно только порадоваться тому, что она до сих пор не съела огромный кусок города на поверхности.

– Иногда мне кажется: там – живое существо, – вдруг сказал Миньков.

Руководитель проекта указал себе под ноги, в пол. Но все поняли, что он имел в виду. Святослав Александрович говорил о плывуне.

– Я все помню, – горько добавил Миньков. – И тогда, в семидесятых. И в девяностых. Мы же так и не смогли победить чертову подземную реку... Она делала вид, что отступила, а сама лишь затаивалась на время. Затаивалась и ждала. Потом наносила новый удар в другом месте. Она постоянно играет с нами, караулит малейшую ошибку. Не прощает слабости...

Миньков тяжелым взглядом окинул присутствовавших на совещании людей. Их было совсем немного – тех, кто знал о новой катастрофе под землей.

– Но мы не имеем права отступить! В этой битве наше поражение невозможно. Недопустимо. Какие будут предложения? Надо выиграть время, чтобы укрепить бетонные затворы на аварийном тоннеле. И вообще сделать все от нас зависящее, чтобы исключить просадку грунта на поверхности, в жилых массивах.

– У меня есть предложение, – тут же сказал Василий Михайлов. – Оно неприятное, трудное. Но прошу учесть: я раньше коллег, присутствующих здесь, узнал все детали аварии. Соответственно, время, чтоб прикинуть варианты, было.

– Давай, Николаич, побыстрее! – поторопил его Миньков, нетерпеливо потирая руки.

– Только что мы вспоминали аварию прошлого века – ту, первую, семидесятых годов. – Михайлов встал с места, подошел к карте аварийного участка. – Предлагаю воспользоваться накопленным опытом. А именно: провести глубокое замораживание плывуна в зоне прорыва. Мы создадим толстую броню изо льда. Естественную защиту от новых масс, которые могли бы поступить из подземной реки. Давление на бетонный затвор ослабнет, риск прорыва значительных объемов водопесочной смеси в основные горизонты исчезнет. Это не неделя и даже не месяц передышки. Из прошлого опыта – лет десять-двадцать гарантированного покоя.

– Ты предлагаешь вновь применить жидкий азот?! – поразился Миньков. – Василий Николаевич, дорогой! Ты хоть представляешь, в какие деньги это обойдется?

– Во-первых, нам не надо тратить составы жидкого азота, – парировал Михайлов. – Мы не будем намораживать здоровенный айсберг длиной более полукилометра и высотой с пятиэтажную хрущевку! Нужно лишь правильно выбрать вертикальные шахты, в которые закачать азот. И все.

– А во-вторых?

– А во-вторых, уважаемый Святослав Александрович, мы все допустили ошибку при выполнении проекта заложения вспомогательных тоннелей в опасной зоне! Не учли смещения подземных масс. Не просканировали в деталях русло подземной реки. А оно изменилось – после стольких вмешательств со стороны людей.

В итоге речь уже не о том, сколько средств мы истратим на исправление собственной ошибки. Речь о другом. Сколько людских жизней мы потеряем, если не сделаем этого? Сколько домов рухнет в появившиеся пустоты? В какую сумму обойдется городу прокладка еще одного «подземного моста» через реку? Вот это – считайте!

Миньков посмотрел на инженера чуть ли не с ненавистью. Михайлов прошел на место и сел. В зале наступило молчание. Все смотрели на начальника проекта. Никаких альтернативных предложений не поступало.

– Хорошо! – сдался Миньков. – Хорошо, уговорили! Будем применять жидкий азот, чтобы сберечь существующую пассажирскую систему. Но денег у нас нет. Придется идти к губернатору. А значит, докладывать об аварии в деталях. Всю картину. Полностью.

По залу пронесся легкий шумок. Люди чуть оживились. Все понимали, что ситуация трудная, щекотливая, но другого выхода нет.

– Василий Николаевич! – обратился руководитель проекта к Михайлову. – Поедете в Смольный со мной. Будьте наготове! Я пойду согласовывать время с аппаратом губернатора. Как только получу «добро» – сразу туда. Мы оба.

Стояла ранняя осень. Деревья в Парке Победы пожелтели, но под ногами еще не было сплошного лиственного ковра, какой появляется в октябре. Оксана с удовольствием шла по песчаной дорожке, глядя по сторонам. День выдался теплым, приятным. Конечно, не двадцать пять, как в июле. Но и восемнадцать – вполне приличная температура для жителей северного города, не избалованных африканской жарой.

Оксане вдруг вспомнилась история, которую рассказывала подруга, вернувшаяся из Египта. По ее словам, двадцать градусов выше нуля там считается страшным холодом. И местные модницы уже вовсю щеголяют в теплых меховых шубах...

Девушка улыбнулась. На первую встречу с диггерами будущая журналистка не надевала никаких меховых шуб. Не только потому, что в такую погоду зажарилась бы насмерть, но и потому, что таскать на себе лишнюю тяжесть просто глупо. Даже ради эффекта.

Для этой встречи девушка выбрала обычные синие джинсы в обтяжку, не расширенные книзу – по моде, а наоборот – зауженные. К новой моде Оксана Лаптева относилась скептически. На ее взгляд, расширенные к низу джинсы просто уродовали силуэт, начисто лишая женщину сексапильности.

К узким джинсам девушка, после долгих колебаний, добавила обычные белые кроссовки. Она решила отказаться от туфель. Во-первых, в кроссовках удобнее быстро перемещаться по городу – ноги не устают. Во-вторых, она ж не на любовное свидание топала... Тонкий розовый свитер, тоже в обтяжку. На него – белую куртку, в тон кроссовкам. Цветовая гамма выдержана. Оксана лишь слегка подкрасила губы, аккуратно подвела глаза, решив не усердствовать для первого раза.