К чему ни прикоснешься в Киеве — под ним века истории. Постараемся не проваливаться в них очень глубоко и для начала пройдемся по правой, четной стороне Крещатика. Первое угловое здание принадлежало АПН, теперь УНИАН, о чем до последнего времени свидетельствовала фотовитрина. Далее — впечатляющий ряд банковских зданий и более или менее доходных домов начала XX века, периода интенсивного соперничества Киева с Ригой за статус третьего после Петербурга и Москвы города Российской империи (обошедших на вираже купеческий Нижний Новгород и портовую Одессу). Здания солидные, стильные и на самом деле напоминают своей внушительностью и тяжеловесностью застройку немецкой Риги. В крупных европейских городах перед Первой мировой войной сделалась нормой 6–7-этажная застройка, и Киев старался наверстать упущенное. Молодой капитализм любил аллегории, но среди типовых Вулкана (Промышленность), Меркурия (Торговля) и Нептуна (Судоходство) резко выделяется на одном из фасадов копия рельефа бельгийца К. Менье «Индустрия» с изображенной на нем бригадой «ударников капиталистического труда» — качественная работа во всех смыслах. Чтобы рассмотреть ее, необходимо задрать голову — благо ширина тротуара это позволяет. На пустынном тротуаре только девушки-зазывалы из ресторана «Кавказская пленница» да колченогие стенды пунктов обмена валюты. Между банками и учреждениями, только уже нынешними, затесался последний уцелевший продуктовый магазинчик на четной стороне Крещатика. Особенно меня в нем умилил последний из советских «рокфоров» (их и делали только в Москве, Ленинграде и Киеве), на ценнике которого было написано «сыр „Рошфор“», и стоил он вдвое дешевле суррогатного немецкого «Дор-блю».
Об отелях «Хрещатик» и «Дтпро», по обе стороны улицы, можно только сказать, что лучше бы и честнее называться им по-советски гостиницами (хотя последний и гордится своим рестораном и списком именитых постояльцев, по Софию Лорен и Джину Лоллобриджиду включительно). Нечетная сторона стала еще скучнее четной, когда пару лет назад снесли следующий за «Днепром» конструктивистский дом 1930-х годов с рестораном «Столичный» и крытой галереей перед ним (после расширения Крещатика вдвое, а кое-где и втрое пришлось выпотрошить часть первого этажа, чтобы старый дом не перегораживал нового тротуара). Эта пешеходная галерея была одной из немногих изюминок советского Крещатика. Место ныне пустует, что возведут в образовавшейся прорехе, говорят по-разному, спросить не у кого. Однако чемпионы скуки — это глядящие на Майдан Незалежности бывшие Укркоопспилка (теперь банк) на нечетной стороне и Дом профсоюзов на четной (с главными киевскими электронными часами на угловой четырехгранной башне).
Только машина времени способна как-то оживить этот самый казенный квартал Крещатика. Ведь на месте пресс-агентства «Новины» находилась когда-то знаменитая ювелирная фабрика с магазином Иосифа Маршака, уступавшая в России мастерством и знатностью только фирме Фаберже. А строго напротив, где теперь «Днипро» с прорехой в застройке, находился легендарный дом певца и хормейстера Агренева-Славянского, затеявшего строительство самого большого концертного зала в Европе на 5 тысяч мест. Не получив финансовой поддержки, амбициозная затея затмить «Ла Скалу» провалилась, дом был перестроен и сдавался в аренду многочисленным общественным организациям, офицерским клубам, землячествам и т. п. Место дореволюционной Биржи в конце концов заняла Укркоопспилка, а Дворянского собрания — Дом профсоюзов.
Характерно, что за все время существования Крещатика не было даже попыток воздвигнуть на нем церковь. Все первые этажи, как правило, отводились под всевозможные магазины, рестораны и кондитерские, фотоателье и кинозалы, театрики и кафешантаны. Вторые этажи занимали конторы и учреждения, верхние этажи — жильцы, а полуподвалы, подвалы и дворовые постройки использовались под склады и мастерские. Таково было устройство главной торговой улицы Киева, хотя даже на ней власть денег никогда не была безраздельной и уравновешивалась просветительской и меценатской деятельностью корпораций.
В громадном зале с лучшей в Киеве акустикой Купеческого собрания давали концерты приглашенные знаменитости. Дворянское собрание приютило и поддерживало городскую публичную библиотеку и устраивало в своих залах первые выставки передвижников, пробудившие в киевлянах увлечение живописью (увы, сменившееся стойким отвращением к реалистической живописи к XL такой выставке, открывшейся в 1913 году). Самыми «продвинутыми» оказались биржевики, поддержавшие новые направления в искусстве и охотно отдававшие второй этаж Биржи в свободное от торгов время под выставки современной живописи и фотографии (здесь даже провели как-то свой II съезд фотографы России).
Занятно, что у Биржи, самого денежного заведения в Киеве, имелся теневой двойник через дорогу, на углу нынешнего Майдана. В респектабельнейшей и воспетой журналистами, литераторами и мемуаристами кондитерской швейцарца Семадени заключались сделки в обход официальной биржи — здесь с утра до вечера околачивались авантюристы, аферисты, черные маклеры, евреи-нелегалы из черты оседлости и всевозможные любители скорой и легкой наживы. Особенно живописным это заведение сделалось с началом Гражданской войны, когда из северных столиц хлынули на юг богачи и аристократы, увеличив население почти полумиллионного Киева еще на треть. Заканчивался самый колоритный отрезок («отрезок» — нечаянный каламбур) истории города — так называемый киевский ренессанс, двадцатилетие с 1895 по 1914 год, — который кто-то сегодня идеализирует, кто-то клеймит, но уж в живописности ему точно не откажешь.
Потому и обрел тот канувший в Лету старый Киев многочисленные отражения в искусстве и литературе (от пьесы «За двумя зайцами» до романа «Белая гвардия»), чудесным образом избежав забвения. Можно разрушить дома, но нельзя, невозможно стереть матрицу. Подобно грибнице она прорастет сквозь тротуарную плитку то бронзовым Паниковским, «косящим» под слепого на Крещатике, то Голохвастовым в исполнении Борисова. Есть подозрение, что зоны грустного и смешного расположены по соседству в нашем сердце…
О некоторых национальных особенностях киевской фотографии
Пересекая Майдан Незалежности, мы с фотографом приостановились у парня, гревшегося на солнце с крохотным крокодильчиком на руке.
— Его можно погладить, — сказал парень, не вставая с парапета.
Глаза крокодильчика были широко раскрыты, а пасть стянута аптечной резинкой, что придавало ему комический вид. Гладить его не хотелось, как и задерживаться на солнцепеке. Фотограф все же присел и щелкнул для коллекции парня с крокодильчиком, да и я потянулся за «мыльницей» и снял жанровую сценку на память. Парень наконец поднялся и заявил, что фотографирование стоит денег:
— С вас пять гривен (то есть $ 1), и с вас тоже пять гривен.
Мы не сразу даже сообразили — о чем это он? А парень между тем становился все недружелюбнее, вырастал и раздувался, будто кобра, с крошечной черной бейсболкой на голове.
— Мужчины, вы зря теряете время. Вы что ж думаете, я здесь просто так сижу? Хозяин вон там, видел, что меня снимают, я должен сдать ему деньги.
— Во-первых, предупреждать надо, — возмутился фотограф. — Какой хозяин? Влад? Давай сюда своего Влада. Разберемся!
Парень принялся высвистывать своего запропастившегося босса, а по газону к нам потянулся целый зверинец со всего Майдана. Такие же молодые парни с соколами и белыми совами на руках, симпатичными мартышками в детских памперсах, варанами и прочей живностью. По мобильнику они сообща вызвонили Влада, дружно уговаривая нас тем временем разойтись по-хорошему.
— Зверям ведь кушать надо! Содержание их тоже стоит денег…
Выяснилось, что крокодильчиков разводят в Черниговской области на какой-то ферме. Наконец показался и Влад с двухметровым питоном на шее. Мы ожидали появления какого-то братка, «крышующего» прибыльный бизнес на Крещатике, но Влад оказался самым интеллигентным из них, возможно даже киевлянином. Несмотря на явное недовольство своей бригады, он согласился, что о плате за съемку надо предупреждать заранее, а не попрошайничать на улице. На этом мы и разошлись, не став «лохами», но услышав по своему адресу от виновника инцидента что-то совсем уж несуразное про «украинских жлобов», что нас изрядно развеселило. Такой вот аттракцион. Знакомая журналистка еще в тот же день рассказала мне, что этот вид полулегального фотобизнеса рассчитан на приезжих и семьи с детьми, а обезьянки, при случае, очень умело обследуют карманы простофиль, чему она сама как-то стала свидетельницей. Досадно, когда детская в своей основе любовь к диким животным становится заложницей диковатых нравов вида гомо сапиенс. Массовое распространение «мыльниц» свело на нет заработки уличных фотографов. Тогда комбинаторами был придуман новый ход, а устаревший фанерно-чучельный антураж заменен живой натурой.