– В каком состоянии они оставили коттедж? – холодно спросила я, постаравшись, чтобы вопрос прозвучал так, будто я собираюсь поскорей сдать его опять.

– Нам не сдать его в ближайшее время, – задумчиво произнес Гарри. – Люди болтают что-то о кровавых пятнах и колдовстве Мэг. Но это досужие выдумки, которые я не хотел бы повторять тебе, сестренка.

– Гарри, расскажи мне обязательно, – настойчиво повторила я. – Я бы не хотела узнавать об этом у горничной.

Гарри не пришлось долго упрашивать, – живущий в нем школьник обожал страшные истории.

– Значит, так, – начал он с плохо скрытым удовольствием. – Миссис Тайк забежала к ним, чтобы повидать Ральфа и спросить, что из мебели они хотели бы оставить.

Тут она увидела, что двери распахнуты, а на ступеньках пятна крови. Такие же пятна были и в кухне, как будто туда кого-то тащили. Единственная простыня Мэг была вся разорвана и тоже в крови.

Теперь я все поняла. Мэг, предупрежденная своим даром предвидения, пришла домой раньше и сумела отыскать сына. Каким-то образом она разжала челюсти капкана, высвободила Ральфа и потащила его в дом. Затем она отчаянно пыталась унять кровь, привести его в чувство, затем… Что же было затем? Ральф умер? Мэг похоронила тело? Возможно, она так и не узнала, что это не был несчастный случай. Тогда я могу жить спокойно. Я перевела дух и взглянула на моего брата.

– Это все?

– Хотел бы я, чтобы это было все, – продолжал Гарри с видом заядлой сплетницы. – Совсем непонятно, зачем они взяли с собой старую ручную тележку, оставив в доме все имущество. Старая Бетти клянется, что она видела, как какая-то женщина, очень похожая на Мэг, шла по дороге в Лондон, таща за собой старую тележку, в сопровождении двух собак. Это было три дня назад, она ничего никому не рассказывала, так как думала, что ошиблась.

Я отвернулась от Гарри, чтобы он не заметил отчаяния на моем лице. Теперь все стало ясно. По всей видимости, Мэг удалось спасти Ральфу жизнь, и, возможно, он рассказал ей, кто подстроил ему ловушку. Если бы было не так, она наверняка обратилась бы к нам за помощью. И теперь она увозит его прочь, подальше от меня, к своему цыганскому племени. И теперь всю свою жизнь я буду со страхом ожидать его появления, как это происходило в моих ночных кошмарах, в которых меня неизменно преследовало безногое туловище Ральфа.

Я почувствовала, что мне становится дурно.

– Извини, Гарри. Я, кажется, больна. Пришли ко мне горничную, – едва выговорила я и вышла из комнаты.

Теперь мой траур стал для меня подлинным символом скорби, и я больше не улыбалась, глядя на себя в зеркало. Я почти не решалась есть, из страха, что Мэг и Ральф вздумают отравить меня. Я боялась уходить дальше розового сада, из страха, что Ральф подстерегает меня где-нибудь поблизости… Даже дома я не чувствовала себя в безопасности, особенно ранними зимними сумерками, когда черные тени ложились на лестницу и не видно было даже противоположной стены холла, а складки на задернутых драпировках выглядели зловеще. Я почти не спала по ночам, и если засыпала, то вскоре просыпалась с криком ужаса. Мама обратилась к местному аптекарю, а затем к доктору в Лондоне, и мне прописали снотворное и прогулки. Но чем глубже я засыпала, тем тревожнее были сны, и в течение следующих трех, затем четырех и даже пяти месяцев нашей жестокой свинцовой зимы я жила, не отличая дня от ночи.

Затем медленно, милосердно и благотворно в мое измученное воображение стала проникать мысль о том, что ничего не происходит. Никто не узнал, что моего отца сбросили с лошади, а затем добили, как умирающего кролика. Никто не узнал, что я предательски заманила моего любимого в капкан и оставила его истекать там кровью. Известия об этих событиях как будто вмерзли в лед навсегда.

Зима понемногу сдавала свои права, и однажды утром я проснулась не то от пения малиновки, не то от треска льда на нашей речке. Я накинула теплую шаль поверх платья и вышла в сад. Повсюду уже торчали маленькие зеленые росточки, храбро проклюнувшиеся сквозь землю. И Ральфа здесь не было. Слава богу, его здесь не было.

В той части леса, где стоял их домик, светло-зеленое облачко первых крохотных листьев окутывало каждое дерево. Лес не почернел от моего предательского прощального поцелуя, земля бесследно впитала в себя кровь Ральфа, она не затаилась для мщения, а расцвела так же, как и в другие годы.

Что бы ни произошло, оно осталось в прошлом. Все это было осенью, когда и положено умирать всему живому.

Я пошла быстрее по моей старой тропинке. Дойдя до старого амбара, я постояла там, вознося благодарность моему возлюбленному Вайдекру за то, что он возродился к новой жизни, за то, что я жива и мое тело стало сильнее и еще красивее. К обеду я возвратилась домой, напевая и впервые за эти долгие месяцы проголодавшись.

Гарри, вернувшись с прогулки верхом, поджидал меня возле террасы. И я, глядя на его возмужавшее и окрепшее тело, осознала, что опять могу быть любимой и желанной и опять могу любить кого-то сама, что божество Вайдекра возродило меня от смертей и отчаяния к новой весне.

Я улыбнулась брату, подала ему руку, и мы вместе вошли в дом.

Доказательством моего выздоровления могло послужить то, что при неожиданном упоминании имени Ральфа я сохранила полное спокойствие. Однажды вечером мы засиделись допоздна в гостиной, читая вместе новый роман. Наконец мама объявила, что хочет спать, а я попросила Гарри не прерывать чтения, и мы остались в маминой гостиной одни.

– Я думаю, нам понадобится новый егерь, – испытующе произнес Гарри, следя за моей реакцией.

– Разве ты еще не нашел его? – воскликнула я, искренне удивленная. – Старый Беллингс уже никуда не годится, и, если ты не возьмешь кого-нибудь помоложе в деревне, наши вольеры будут к осени пусты, а зимой ты лишишься охоты на лис, так как браконьеры перестреляют весь молодняк. А молодые олени! Если ты сейчас же не наймешь нового егеря, у нас не будет ни охоты, ни мяса.

– Охота так или иначе отменяется, – напомнил он мне. – Мы ведь еще в трауре. Но ты права, мне следует подыскать нового сторожа. – Глаза Гарри светились любопытством и каким-то более глубоким волнением. – Мне очень не хватает Ральфа. Он был толковый и приветливый парень и здорово помогал мне.

Он помолчал. Меня осенила догадка: я поняла, что интересует Гарри.

– Я действительно любил его. По-моему, ты тоже?

Отталкивающая картина: мы с Ральфом лежим обнаженными, а затем Гарри прижимается щекой к его грязной ноге – возникла перед моими глазами, но я продолжала молчать, не понимая, куда клонит мой брат.

– У него была очень властная, если не сказать, подавляющая натура, – продолжал Гарри, тщательно выбирая слова.

– О Гарри! – прошептала я рыдающим голосом. – Он заставлял меня делать ужасные вещи. Я так боялась его. Он говорил, что убьет меня, если я не стану его слушаться. В тот раз он подстерег и напал на меня, и, если бы ты не появился, я просто не знаю, что могло бы произойти.

– Я… я спас тебя? – спросил Гарри с надеждой.

– Он мог бы обесчестить меня и наше имя, – твердо сказала я. – Ты пришел вовремя, и я благодарю Господа за это. С того дня он стал бояться тебя и прекратил свои преследования.

Новый поворот событий чрезвычайно польстил самолюбию моего легковерного брата.

– Моя дорогая сестра, – произнес он нежно, – я так тревожился, но не осмеливался спросить… Ему не удалось совершить свой гнусный замысел? Я успел вовремя?

Мои щеки порозовели от девического смущения, и я вложила в свой ответ всю искренность и честность, на которые была способна.

– Я невинна, Гарри, – притворно застенчиво сказала я, – ты спас меня. И в том, что человек, покусившийся на мою честь, исчез навсегда, я вижу руку Господа. Моя честь в твоей власти.

Мой дорогой Гарри, на вид взрослый мужчина, иногда бывает совершенным ребенком. Как и мама, он предпочитал больше верить красивой лжи, чем горькой правде.